В последние дни в нашем преимущественно лояльном экспертном сообществе наблюдается разительная перемена. Еще вчера в ходу были рассуждения, что наш «городской разгневанный класс» — это класс, в буквальном смысле рожденный и взращенный путинской стабильностью, что сама система «управляемой демократии», собственно говоря, и была создана в нулевые для защиты этого замечательного, европейски ориентированного, креативного сословия от мрачного черного большинства, которое только и ждало удобного случая, чтобы установить в стране самую черную популистско-коммунистическую реакцию.
Теперь примерно та же самая команда экспертов говорит совершенно иное, а именно, что власти следует перестать слушать и ориентироваться на развратное, порочное, лишенное патриотических мыслей и забот креативное меньшинство российских мегаполисов и прислушаться к молчаливым и вместе с тем глубоко моральным глубинам русского народа, который вдалеке от шумных столиц продолжает хранить верность властям светским и особливо духовным.
Обе эти конкурирующие идеологии наших правящих кругов проявились в тактике борьбы с оппозицией. Те силы и организации, которые продолжали исповедовать идеологию № 1 («правительство — единственный европеец в стране», народ страшен и опасен, креативные и «сердитые» сами работают на своих могильщиков), хотели расколоть оппозицию, противопоставить читателей гламурных изданий рассерженным труженикам полей, постараться увести протест в безопасное, сугубо культурно-эстетическое русло. Вот пусть писатели и художники пройдутся по Москве, помашут белыми ленточками и выскажутся против «клерикализма» и «теократии». Власть не должна ни в коем случае наезжать на «креативное меньшинство», но стараться убедить его в своем полном расположении.
Сторонники идеологии № 2 занимали в отношении «оппозиционеров», cкажем так, морально более жесткую позицию, всей этой сложной тактической игры с «гламурными» либералам они не понимали. Для них г-жа Собчак, которая, очевидно, оказалась в протестном движении для реализации прежней — мягкой — тактики, точно такая же революционерка, как и Навальный, если не хуже. И понятно почему. Согласно второй — жесткой — идеологии и тактике, именно г-жа Собчак и есть лучшее выражение того зла, которое несет с собой оторвавшаяся от фундаментальных моральных устоев российская элита.
Мне лично всё происходящее напоминает двойную аллюзию, аллюзию на то, как советские либеральные интеллигенты изображали коллизии XIX века. Мне довелось в 1986 году единственный раз в жизни слушать лекцию очень популярного в 1980-е годы историка Натана Эйдельмана. Лекция была посвящена личности Фаддея Булгарина, Эйдельман лекции читал превосходно, тем более что все его выступления были, разумеется, пронизаны ассоциациями с днем сегодняшним. По его мнению, Булгарин был фактически создатель новой идеологии николаевской России, в которой царь вместе с любящим его народом противостоит развращенной западными идеями верхам дворянской элиты. И эта идеология резко отличалась от официальной идеологии просвещения, которая гласила, что царский режим охраняет просвещенное меньшинство от азиатского непросвещенного народа.
Честно говоря, сомнительно, что люди в николаевскую эпоху вообще мыслили такими категориями, которые были в ходу у советских интеллигентов-шестидесятников. Но факт остается фактом, нынешняя ситуация в публичном пространстве — это точное воспроизведение модели истории по Эйдельману.
Самое поразительное, что люди с охотой готовы играть в этой идиотской пьесе. Идиотизм которой будет оплачен сломанными человеческими судьбами. Почему пьеса просто глупа? Потому что реально поверить в нее, можно лишь забыв о существовании слишком многих действующих лиц. Во-первых, нужно стереть из памяти мысль о носителях первой идеологии, о наших прежних «последних просветителях» и «единственных европейцах». Будем считать, что их не было и нет, а есть лишь злобно ненавидящая свою страну и свой народ, появившаяся как джинн из бутылки г-жа Собчак. Во-вторых, следует забыть и о таких людях, как Удальцов, который, вообще-то говоря, на сегодняшний день по своим способностям к организации протеста является оппозиционером № 1. Ну и к кому относится Удальцов — к моральному большинству или к протестному меньшинству? Ну и, в-третьих, даже если мы махнем рукой и на Удальцова, то куда же деть самих себя, куда деть тех, кто в течение медведевских четырех лет говорил только одно: единственный путь неразрушительной модернизации — это придание тому самому консервативному большинству политической субъектности, это демократическое взросление государственного и культурного консерватизма.
Если идеология № 1 — это по крайней мере не совсем глупая манипуляция, то идеология № 2 — это, разумеется, чистый фантом. Это даже не Булгарин сегодня, это скорее Эйдельман с точностью до наоборот. Это какой-то безнадежно устарелый ход мысли, от которого попахивает нафталином и антиквариатом. Это попытка представить сложное, обозленное и раздраженное в первую очередь реформами 1990-х, а затем нескончаемым статус-кво нулевых население русских регионов как одну мирно сопящую в две дырочки недискретную массу, которая только молится, работает на заводе и ждет царя-батюшку. Проблема не в том, что наши идеологи сталкивают бедных и богатых, просвещенных и отсталых, проблема в том, что все они вместе со своими оппонентами исходят из того, что консерватизм по-русски — в виде защиты культурной традиции, семейных ценностей и государственного суверенитета, ну и также социальной справедливости — это лишь стыдливое прикрытие зависимости от патриархальной власти.
Революционеры XX столетия не могли взять в толк, каким образом самую массовую за всю историю рабочую манифестацию удалось организовать священнику Георгию Гапону, аналогичным образом либеральные интеллигенты конца того же века не могли понять, почему массовая поддержка Ельцина в период борьбы с непопулярным Верховным Советом схлынула, как только Ельцин этот Совет разогнал и расстрелял. И сегодня интеллигенция с разных сторон не находит ответа на вопрос, почему самые большие митинги протеста удается организовывать не Немцову и даже не Навальному, а Удальцову с его внешностью монаха-аскета и речью озлобленного пэтэушника. И если старые схемы не предусматривают факт существования такого человека, хотя бы как медийного продукта, следовательно, нужно наконец отказаться от самих схем.
