В Москве появился Canal Grande
Кому Бродвей, кому Тверская, кому Елисейские Поля, а кому Невский. Но вряд ли что сравнится с ролью Canal Grande (по русски — Большой канал) в жизни Венеции. Главная улица города обстроена палаццо — и в то же время вся она на воде. Потому и сравнивают города мира, такие как Петербург, с Венецией.
Хотя русские, надо сказать, Венецию любили не массово, а если и влюблялись, то не сразу. Да, на местном кладбище покоятся три главных интернационалиста русской культуры — Дягилев, Стравинский и Бродский. Но Чайковского, например, город очаровал лишь с пятого приезда. А в начале ХХ века Венеция стала предметом историко-религиозных споров в русской прессе. Когда землетрясение в 1902-м разрушило башню на Сан-Марко, в «Церковных ведомостях» протоирей Кл. Фоменко сравнил башню с Вавилонской и заявил, что она упала из-за гордыни «католиков вообще и венецианцев в частности». За венецианцев вообще и башню в частности вступился гениальный эссеист Василий Розанов, предложивший организовать «всемирную подписку» на ее реконструкцию.
Фотографии башни, восстановленной в 1912 году, есть среди сотни экспонатов выставки «Canal Grande. Главная улица Венеции в итальянских фотографиях конца XIX — начала XX века». Она открыта в Аптекарском приказе Московского музея архитектуры имени Щусева, включает в себя снимки, открытки, старинные фотоаппараты и рассказывает одновременно об истории итальянской фотографии и архитектуры.
Палаццо на канале строили известные авторы Возрождения — ценивший византийский стиль Мауро Кодусси (1440–1504), главный скульптор могущественной Венецианской республики Якопо Сансовино (1486–1570), мэтр барокко Балтассаре Лонгена (1598–1682). Как и многие архитекторы, Лонгена был долгожителем, но оба его шедевра на Canal Grande, Ка'Редзонико и Ка'Пезаро, были закончены уже после смерти автора. А вот Антонио да Понте (1512–1595) успел насладиться видом своего главного детища — моста Риальто.
Те, кто привык внимательно разглядывать фотографии, могут понять, как делались снимки ночной Венеции, когда по воде бежит лунная дорожка. На самом деле фотографии делали днем, затем их тонировали, и солнце превращалось в луну.
Все снимки хранятся в музее архитектуры, куда они попали большей частью с архивами наших архитекторов-неоклассиков. По своей ценности московская коллекция, насчитывающая 500 тыс. негативов и уникатов, сопоставима со знаменитым итальянским фотособранием Алинари, где около 900 тыс. единиц хранения, в том числе 26 тыс. фотостекол из мастерской Андерсона. Работы этой мастерской показывают и в Москве.
Ее основатель, англичанин Джеймс Андерсон (1813–1877), в молодости уехал в Париж, где занимался графикой (художественное образование заметно у большинства фотографов XIX века). Затем стал выставляться как акварелист и в Риме, но под псевдонимами. Здесь он присоединился к Scuola Romana di fotografia, объединению, основанному в 1847 году французским художником и фотографом Фредериком Флашероном.
Приступив к занятию дагеротипией, Андерсон вернул себе подлинное имя, под которым в 1851 году открыл свое ателье. Вскоре вышел его объемный «Каталог фотографий Рима» с 667 иллюстрациями.
После того как студию переняли сыновья, общее количество фотостекол в семейном архиве достигло 40 тыс. Флорентийское наводнение 1926 года пережили не все. Остатки и попали в архивы Алинари.
Европейскую славу Андерсона, предпочитавшего снимать памятники архитектуры и произведения искусства, упрочило его участие во Всемирной выставке в Лондоне в 1862 году. Именно англичане были главными путешественниками эпохи и главными потребителями сувениров в виде фотографий, вытеснивших традиционные картины и офорты. Новые сувениры были дороги. Например, папка с 12 калотипиями стоила в 1850 году 8 скудо. Для сравнения: годовой доход крестьянина в то время составлял 32 скудо, а, например, в Риме «за хорошую комнату» в месяц платили 4 скудо. Так афоризм об искусстве, требующем жертв, обретает конкретное наполнение.
Выставка продлится до 1 июля. По субботам в 16 часов проводятся экскурсии
