XIII съезд «Единой России» не принес никаких неожиданностей, все планы нового председателя по расширению альтернативности и открытости внутри руководства были приняты и отложены на будущее, состав генерального совета расширен, однако все верховные руководители партии, кроме ее председателя, остались на своих должностях.
Итак, никаких новостей и скандалов, всё прошло на удивление гладко и спокойно, обошлось даже без конфликта тех, кто ушел в ОНФ вместе с Путиным, и тех, кто остался в ЕР вместе с Медведевым. Из партии все эти годы была настолько вытравлена политика, что «Единая Россия» стала образцово-показательным институтом разрешения всех внутренних конфликтов: не воюют между собой даже четыре клуба, стоящие, судя по их названиям, на диаметрально противоположных идеологических позициях.
За последние годы «Единую Россию» уже столько ругали, что добавлять в эту критику свои пять копеек было бы делом неприличным. Гораздо лучше было бы разобраться в том, в чем состоял смысл этого столь успешного в плане долголетия проекта, и главное, в том, по какой причине лично я согласился потратить на участие в этом проекте (хотя далеко не на самых высоких позициях) полтора года жизни. Хотя фонд «Стратегия-2020», где мне довелось быть научным директором, формально и не принадлежал «Единой России», но основным попечителем была именно партия и, конечно, мы работали в тесной связке с руководством исполкома этой организации.
За время нашей деятельности имидж «партии власти» несколько потускнел. Еще в начале медведевского правления ЕР казалась хотя и политически инертной, но тем не менее могущественной организацией, сообществом неких политических тяжеловесов, частично еще действующих на политическом поле, частично ушедших в отставку. Действительно, партия как будто была оплотом очень консервативных, не слишком ориентированных на либеральные перемены, но все же каких-то всамделишных сил. Партия и сама объявила о своем «консерватизме», что в тот момент воспринималось прямым вызовом медведевской модернизации. Мы тогда исходили из представления, что никакая модернизация не будет успешной, если она не будет сопровождаться в том числе и политическим пробуждением консервативных сил. Как только консерваторы перестанут уповать на вертикаль, а начнут отстраивать горизонталь со своим участием, тогда-то и начнется в нашей стране подлинная демократия.
А вот если все перемены в нашей стране сведутся опять к тому, что правильно мыслящие либералы будут поучать неправильно мыслящих консерваторов, то все вернется на круги своя. Увы, наш проект пробуждения ЕР можно было защищать до одного рокового для партии события — до ухода с поста одного из ее лидеров мэра Москвы Юрия Лужкова. К моменту своей отставки Лужков стал вызывать неоднозначные чувства у москвичей, особенно у тех, кому был небезразличен исторический облик столицы. Но в партии он оставался одним из отцов-основателей и фактически главным представителем консервативной антимодернизационной фронды, которая для дела демократии была ценна не тем, что она была антимодернизационной, а тем, что хотя бы могла фрондировать, то есть проявляла какие-то признаки самостоятельности. Увы, после отставки мэра вся партия мгновенно отреклась от одного из своих основоположников, единодушно присягнула идее модернизации и в конце концов даже согласилась признать Медведева своим единственным лидером. Короче говоря, это была партия, готовая на всё, включая даже электоральное самоубийство.
В КПСС в роковой час все-таки оставались люди, не готовые поступаться какими-то, пускай часто ошибочными, принципами. В «Единой России» на съезде 24 сентября нашелся всего один человек, проголосовавший против того, чтобы поставить Медведева первым номером в избирательном списке партии. И этого смельчака как ни искали, так и не смогли найти.
Проблема любого политического модернизатора в России заключается в том, что он вынужден решать задачу, которая кажется на первый взгляд заведомо абсурдной, а именно создавать и поощрять консервативную оппозицию. Ибо только легализация консервативной оппозиции и включение ее в политическую игру закрепляет успех любой прогрессивной реформы. В том-то и дело, что «Единая Россия» была ценна истории как партия консервативного сопротивления как бы прогрессивному и либеральному президенту. Будь она реально столь консервативной, каковой себя представляла, российский режим президентской вертикали мог бы без большого для себя урона отступить в сторону расширения полномочий парламента и тем самым устранил бы все те проблемы формирования исполнительной власти, которые сегодня обнажились столь выпукло.
Либералы дико боялись «Единой России» как какого-то реакционного монстра. Невозможно было объяснить, что именно в этом качестве эта партия и может способствовать успеху демократизации и, не дай Бог, партия превратится в мягкого и на все согласного пуделя. Потому что в этом случае подобный монстр обязательно выскочит на сцену, но только не в качестве партии, а в виде, условно говоря, какого-нибудь клана, мафии или клики.
И вот теперь мы видим то, что мы видим. Партия покорно меняет Путина на Медведева, признает необходимость открытости, альтернативности, чуть ли не политкорректности, делегаты съезда машут айфонами последней модели и признают, что до сих пор были недостаточно внимательны к культурным потребностям презирающего их «креативного класса». Ну и, конечно, это полная покорность вызывает еще большее презрение.
Тот, кто создавал в начале 2000-х годов «партию власти», руководствовался, возможно, мудрым соображением, что наличие такой партии позволит устранить экономические клановые противоречия из сферы публичной политики. Однако тот, кто создал из «Единой России» выдающийся электоральный голем, забыли одно — они забыли вставить в его уста магическое слово, чтобы вдохнуть в него жизнь. А не имея души, нельзя в какой-то момент не рассыпаться на тысячу черепков.
Возможно, Медведеву удастся вложить то самое магическое слово. Но пока он, мне кажется, предпочитает опираться на послушных исполнителей, тех самых, кто всегда голосует за, не пишет ненужных статей и не задает неудобных вопросов.
