Указ о создании Общественного телевидения не стал особо резонансным событием; разве что сразу вслед за его подписанием началась какая-то малопонятная «движуха» в верхнем и среднем слоях номенклатуры на каналах «Россия» и НТВ. Оно, впрочем, и немудрено: телевизионное «Сколково» лишено малейшей конкретики, не говоря уж о прагматике; дьявол кроется в деталях, а вот о них-то нам как раз пока ничего не известно. Станет ли Общественное телевидение чем-то вроде «Культуры» или, наоборот, чем-то вроде канала «24 часа» пополам со «Звездой», частоту которой ему вроде бы передадут; вознамерится ли конкурировать с «Первым» и «Россией» или, напротив, с «Дождем» (не говоря уж про Russia Today и грузинский «Пик»), — всё это на сегодня не слишком актуально, а главное, не слишком интересно: что там еще произойдет с шахом, что с Ходжой, а что с ишаком…
Мысль о том, что канал создается под политическую перспективу Д.А. Медведева, уравновешивается воспоминаниями всё о той же «Звезде», созданной, помнится, под политическую перспективу С.Б. Иванова. Осторожно формулируемые надежды на то (и опасения того, что) Общественное телевидение превратится в «Эхо Москвы» с картинками, представляются и вовсе беспочвенными: и власть, и общество сейчас больны, но всё же не настолько. Аналог британского общественного телевидения нам определенно не светит (да и скучное оно, кстати). А может быть (и, может быть, даже скорее всего), указ — указом, а само по себе создание ОТ отложат в долгий ящик, а то и просто-напросто заиграют. В конце концов, телевидение у нас и так куда ярче и занимательнее, а главное, разнообразнее сегодняшней общественной жизни — и лишний канал может в такой ситуации оказаться действительно лишним.
Куда интереснее и актуальнее другой вопрос: ожидает ли нас, причем уже в самое ближайшее время, «зачистка» уже существующих СМИ? Уже состоявшиеся изменения в составе совета директоров того же «Эха Москвы», определенные трудности, возникшие у хозяина «Новой газеты», памятное увольнение главного редактора журнала «Коммерсант. Власть» и полутора его непосредственных начальников по издательскому дому (один из них ограничился подачей заявления об уходе) были расценены многими как «черные метки» всем независимым СМИ. Всем независимым лишь по самоощущению СМИ, вознамерившимся половить рыбку в мутной воде в предвыборную путину, и даже сейчас, по фактическом окончании сезона политического рыболовства, прежней практики не прекратившим и контрпропагандистские аппетиты ничуть не умерившим.
Этот вопрос распадается на множество подвопросов. Произойдет «зачистка» или нет? А если да, то капитальная или чисто косметическая, а то и всего-навсего символическая? Будут ли закрывать издания по решению суда? Или менять главных редакторов (и «независимых» владельцев)? Или убирать лишь наиболее проштрафившихся обозревателей и комментаторов и закрывать самые одиозные программы? Примет ли «зачистка» откровенно политический характер или хорошо знакомую форму «спора хозяйствующих субъектов»? Произойдет ли всё это (в том или ином виде) строго по плану, подобно хорошо продуманной карательной операции или, напротив, начнет развиваться хаотично и сопровождаться бесчисленными эксцессами исполнителей? Ничего этого мы не знаем и знать не можем, а значит, должны поэтому держать в голове всю парадигму указанных возможностей, всё «дерево вариантов».
Разумеется, жизненно важен вопрос о том, как воспримет подобную «зачистку» общество. В том числе и далеко не в последнюю очередь — сами СМИ (как очутившиеся в зоне риска, так и находящиеся от нее на безопасном расстоянии). Примут ли вчерашние (и сегодняшние) крикуны в минуту реальной опасности «позу покорности» — может быть, даже позу утрированной покорности — или, напротив, раскричатся еще сильнее? Но, пожалуй, самое главное — как отнестись к подобному повороту событий (к повороту естественному, но вместе с тем и несомненно драматическому)? Как отнестись к гипотетически возможной «зачистке» СМИ тем людям, которых не оболванила и не превратила в зомби полугодичная контрпропаганда с апелляцией к Богородице, но которые вместе с тем не хотят поступиться вольтеровской максимой о собственной готовности умереть за свободу излагать мнения — пусть и те мнения, которых они категорически не разделяют?
Здесь нужно строго различить две принципиально разные вещи. Свобода вести пропаганду и контрпропаганду в СМИ (кроме, разумеется, свободы пропагандировать запрещенное Законом) — дело святое, и это дело необходимо всячески отстаивать. А вот свобода хулигански глумиться над первыми лицами государства (как в известном случае с публикацией матерной брани с редакционным резюме: «Правильно заполненный бюллетень, признанный недействительным», чтобы ограничиться лишь одним из бесчисленных примеров) или над главами официально признанных в стране церквей (любой из них!) — дело уже далеко не столь святое и, соответственно, далеко не столь безопасное для самих хулиганов, если, конечно, им не удается навязать обществу свои хулиганские нормы.
До мятежа в стране дело, слава богу, не дошло. А вот до хулиганского мятежа в СМИ — дошло. Но ведь «мятеж не может быть удачей — в противном случае его зовут иначе». А после подавления мятежа проведение зачистки (ее масштабы и формы) или отказ от нее, как правило, остаются на усмотрение победителя: он вправе пройти по вершкам или по корешкам — или проявить пушкинскую милость к падшим, хотя последнее как раз вряд ли.
