Трудно представить себе, чтобы на НТВ сидели серьезные и мудрые стратеги — скорее всего, им просто повезло; и все-таки история с «Анатомией протеста» как будто специально была создана, чтобы помочь тем, кто приватизировал зимний народный протест, окончательно его похоронить.
Сначала требовали отмены думских выборов, потом — соблюдения приличий на президентских, потом — освободить предпринимателя Козлова, и наконец — честности на одном отдельно взятом телеканале.
Если бы в пелевинском «S.N.U.F.F.» какой-нибудь дискурсмонгер из офшара сочинял бы для уркагана сценарий, как успокоить народный гнев и заставить людей снова махнуть рукой на всю сферу общественно-политического — пусть уж лучше все всё воруют, только бы этих рож не видеть, — то уркагану на одобрение было бы представлено что-то вот вроде этого: «От площади Революции — к протесту анатомии».
Одна с самого начала фальшивая нота доводит концерт до полной, прямо-таки анатомической, какофонии, и публика, зажав носы, бросается вон из зала.
Проблема не в том, что вышедшая (и повторенная! в прайм-тайм! по многочисленным просьбам телезрителей!) «Анатомия протеста» — насквозь лживая поделка, а в том, что нам предлагают сосредоточиться на возмущении этой поделкой. Опять — смещение акцентов, отвлечение внимания и замалчивание правды.
Правда, которую нужно все время держать в голове, чтобы не сойти с ума, заключается в том, что хорошего телевидения не бывает. Телевидение — это храм зла. Всё, что попадает в гравитационное поле какой бы то ни было телепередачи, хоть на НТВ, хоть на MTV, мгновенно становится ложью, пошлостью и позором.
Вот о чем нужно говорить, а не о том, что обидели митингующих. Зачем изображать из себя мышку, которой написали в норку?
Кажется, на Болотной еще цитировали Че: «Будьте реалистами — требуйте невозможного». Ну и где оно, невозможное? Чтобы по телику не говорили больше гадостей про оппозицию? Хорошо же требование. Невозможное — это иск многомиллионного народа России против К. Эрнста о защите чести и достоинства, о компенсации морального вреда за многолетние издевательства. Невозможное — это разрушение Останкинской башни, как когда-то Бастилии, и сооружение на освободившемся месте мемориала в память умов, уснувших вечным сном под мерцание экранов. Невозможное — это насильственное изъятие сознательной частью населения у несознательной телевизоров и их последующая утилизация.
Только такие требования говорят о чем-то реальном. Требовать, чтобы на НТВ не врали, — это «за сухую воду», «за безалкогольную водку», «за вегетарианство среди хищников».
Если бы все это не происходило в действительности, а было бы новым романом модного писателя, оставалось бы только удивляться, как, на радость литературоведу, всё в этой истории ладно скроено, как всё отзывается друг в друге.
И посмеяться остроумию автора: ведь «анатомия» с греческого — рассечение; «рассечение протеста» назвал финальный акт трехмесячного фарса безвестный автор из Института Пчеловодства (см. «Generation П»). Ну а что, и правда ведь вышло рассечение: как ОМОН рассекает толпу на группы, а потом уже людей по одному затаскивает в автозак. Главный смысл этого действия — толпа перестает быть толпой и становится группой. И сама в это верит. И возмущается уже не тем, что ее тупо используют, а тем, что про нее плохо говорят в телевизоре. Самое время кричать «Позор!».
