«Я пошел к русским и возопил: эй, дайте мне свободы! И они дали»

В конкурсной программе Берлинале-2012 показали «Машину Джейн Мэнсфилд» — о трех поколениях патриархальной американской семьи. С  режиссером и сценаристом ленты Билли Бобом Торнтоном встретилась корреспондент «Известий».

— Ваш фильм — американо-российский проект, первая копродукция такого масштаба.

— Да, и теперь меня все спрашивают, каково быть частью российского кино. Я, к сожалению, ничего не знаю о русском кинематографе. Нет, ну Хрущев меня познакомил с вашими кинотрадициями, когда приезжал в Америку и заходил к моим родителям выпить чашечку кофе. Шучу, конечно. В старших классах школы нам рассказывали о бомбоубежищах на случай ядерной войны — этим, к сожалению, исчерпывается мое знание России. Когда я встретил продюсера Александра Роднянского, подумал, что мне невероятно повезло. Объясню, почему. Я знаю многих продюсеров в Америке, в курсе их сильных и слабых сторон, вкусов и пристрастий. Мой сценарий рисковал остаться не у дел. В Штатах, как правило, делают фильмы о моделях в костюмах гладиаторов. А в Европе более трепетное отношение к кино. И для меня было счастьем поработать с европейскими партнерами.

— В шутку про Хрущева я почти поверила.

— Сейчас будет еще одна. Нет, не шутка, легкая ирония. Вы из страны, которая многие годы страдала от отсутствия свободы. А я из страны, одно название которой ассоциируется со свободой. Но, как человек творческий, я вдруг понял, что мне в Америке свободы как раз не хватает. Что мне оставалось делать? Я пошел к русским и возопил: эй, дайте мне свободы! И они дали.  

— Сценарий к вашему первому фильму «Отточенное лезвие» вы написали в рекордно короткие сроки. А долго ли писали «Машину Джейн Мэнсфилд»?

— Примерно три месяца. И это, конечно, очень долго для меня. Изначально сценарий получился длинным, и мы должны были его ужать. Решали, какие куски нужно выбросить, а какие достаточно просто сократить. Это как будто начинать монтаж задолго до съемок. Но я не ищу оправданий — работал медленно, как черепаха. А «Отточенное лезвие» написал за девять дней. До этого был, правда, двухмесячный период подготовки.

— В вашем фильме почти у всех героев есть какая-то страсть или давняя мечта. У вашего героя — любовь к самолетам и красивым автомобилям, о которых он может говорить бесконечно. Вы их тоже любите?

— Самолеты — нет. Но я просто одержим бейсболом, музыкой и машинами 1960-х годов. Я специально отвел себе в сценарии роль любителя красивых тачек. Помните в фильме красавицу синего цвета, Chevrolet Chevelle? Это моя собственная машина. Обожаю ездить на ней по Калифорнии и пугать людей. Очень громкая машина.

— Слышала, что на съемках «Плохого Санты» актеры не воздерживались от алкоголя — тема была соответствующая: Рождество, Новый год.  В «Машине Джейн Мэнсфилд» тематика пожестче:  1960-е, секс, рок-н-рол, наркотики.

— Вас кто-то обманул. Актеры не пили на «Плохом Санте», я один пил за всех. А кому там еще напиваться? У меня в партнерах был только несовершеннолетний ребенок. На «Машине Джейн Мэнсфилд» — ну да, мы все пропускали по стаканчику. Но только в конце рабочего дня, прежде чем пойти домой. И ничего лишнего. 

Машина Александра Роднянского

Заставка Берлинского кинофестиваля, которой предваряется любой показ, приветствует гостей на шести мировых языках, в том числе на русском. И неудивительно — иногда кажется, что как минимум четверть огромного зала Berlinale Palast, который на утренних сеансах для прессы забивается под завязку, говорит по-русски.

На показе «Машины Джейн Мэнсфилд», который русские журналисты называли исключительно «фильм Роднянского», во всяком случае, было именно так. То, что спродюсированный Роднянским фильм Билли Боба Торнтона к России имеет непосредственное отношение, было понятно уже при входе: на стенде, где предлагаются наушники для синхронного перевода, помимо привычного испанского и французского появилась табличка с предложением воспользоваться услугами русского переводчика.

Зачем нужен синхронный перевод с английского на русский, стало ясно сразу после начала. Действие фильма происходит в 1969 году в Алабаме, и половина героев говорит на языке, который не преподают в русских школах с углубленным английским.

Фильм рассказывает о трех поколениях патриархальной американской семьи, живущих под одной крышей. На дворе эпоха хиппи, ЛСД и сексуальной революции, но старый Джим Колдвелл (Роберт Дювалл) по-прежнему таскает за вихры своего младшего сына-пацифиста (Кевин Бейкон).

Средний сын, 50-летний бездельник Скип (Боб Торнтон), как и 30 лет назад, разъезжает по округе на гоночных автомобилях. Старший, такой же бездельник Джимбо (Роберт Патрик), — пародия на отца, от которого достается всем, до кого не добрался Колдвелл-старший.

Все дети выросли без матери — она оставила их много лет назад, выйдя замуж за англичанина. И теперь, когда она умерла, завещав похоронить себе на родине, на похороны к Кордвеллам приезжает ее вторая семья — Бедфорды: муж и двое детей.

Конфликта не происходит — несмотря на разность менталитета, старший Кордвелл и старший Бедфорд (Джон Херт) оказываются похожи. А представителям одного поколения намного легче найти общий язык — даже разный английский не помеха.

По-хорошему крепкий фестивальный середняк — метафоричный, местами забавный, хорошо сыгранный и немного затянутый  фильм Торнтона — скорее разочаровал. Причина, конечно, не сам фильм — он дает ровно столько, сколько обещает, а созданный вокруг ажиотаж, отдающий провинциальной местечковостью. Риторический вопрос: был бы нужен кому-нибудь этот Билли Боб, если бы не деньги Роднянского, остался без ответа.