Желание посольства США демонстративно отступать от общей практики порождает неизбежные кривотолки

Начало дипломатического служения М. Макфола в Москве, ознаменованное немедленной встречей с цветом нашей гражданской общественности, включая и ветерана борьбы Л.А. Пономарева, и представительницу молодой смены Е.С. Чирикову, и непременных членов всех собраний Б.Е. Немцова и В.А. Рыжкова, может служить изрядной иллюстрацией к словам апостола «Всё мне позволительно, но не всё полезно».

Конечно, назначенный послом США Макфол несколько погрешил против дипломатических обычаев, начав с приема общественников у себя в посольстве. В тот промежуточный период, в котором сейчас пребывает Макфол, он в строгом смысле слова еще не является послом — им окончательно становятся после вручения верительных грамот главе государства. Сам Макфол отмечает: «Я передал копию моих верительных грамот заместителю министра иностранных дел Рябкову, тем самым сделав еще один шаг» — тем самым признавая, что шаг еще не окончательный. В такой промежуточный период скорее рекомендуется самому наносить визиты властям страны пребывания и авторитетным коллегам по дипломатическому корпусу, а приемы интересных людей оставить на период после вручения грамот. Даже если чертовски хочется поработать.

Впрочем, дипломатический протокол не вековечная догма. Раньше встречали новоприбывших послов артиллерийским салютом, а теперь не встречают, корректируется в сторону большей простоты и норма насчет верительных грамот. Опять же если послу предписано держать открытый дом, то зачем ждать.

Однако в такой традиционалистской сфере, как дипломатия, нарочитое отступление от обычаев принято рассматривать как осознанный жест, вызванный либо крайней необходимостью, когда уже не до церемоний, либо желанием особо подчеркнуть свою решимость, показать партнеру, что здесь вам не тут. По умолчанию предполагается, что человек, назначенный послом, знаком с такими негласными конвенциями, отчего такая решимость Макфола вызвала интерес. «Какие именно инструкции он получил от своего правительства, во исполнение которых он столь сильно пренебрегает обычаем?»

Другой обычай, восходящий еще к концу XIX века, если не раньше, предполагает известную аккуратность при общении посла с несистемной и радикальной оппозицией. После периода XVII–XVIII веков, когда участие посла в интригах и заговорах при дворе пребывания было делом обыденным, наступил поворот к большей тщательности, предполагающей, что посол должен быть вне подозрений. На практике это выражалось в том, что если есть нужда в контактах с противниками режима, существующего в стране пребывания, для того в посольстве есть специальные люди, которые по должности изучают широкий спектр общественного мнения. Пресс-атташе, например, который в рамках изучения общается хоть с анархистами-максималистами. Посол же, разумеется, тут полностью ни при чем — это избавляет и его, и межгосударственные отношения от многих неудобных вопросов, и поэтому такая практика всех устроила.

В основном она сохраняется и по сей день. В той же Москве много посольств, и многим из них интересен широкий спектр общественного мнения — хотя бы для того, чтобы иметь при случае лишний аргумент при сложных переговорах. Но интриги и зондирование происходят не на уровне посла, а как положено, на более низком. Желание посольства США демонстративно отступать от общей практики порождает неизбежные кривотолки, причем полезность этого отступления от правил так и не объяснена.

Точно так же необъяснимо страстное желание непримиримой оппозиции приложиться к мощам, причем сделать это в максимально публичной форме. Все-таки еще века с XIX в культурных странах сложилось согласие насчет того, что внутренняя политика на то и внутренняя, что привлекать к домашним сварам иностранные державы — не комильфо, а нарушающий это правило погибает в общем мненье. Что опять же не означает полного неучастия иностранных посольств во внутренней политике страны пребывания — жизнь богаче представлений о комильфо, но если уж так случается, это делают без лишней и совершенно никому не нужной огласки.

Если кому-то есть охота демонстрировать свою нарочитую некультурность — Бога ради, у нас свобода, но польза от такой демонстрации представляется весьма загадочной.