Кукловоды явно не добились желаемого — и тем сильнее надавили на кувырк-коллегию инициативников

В длинном сюжетном стихотворении позднего Пастернака «Вакханалия», участвуя в банкете по случаю театральной премьеры шиллеровской «Марии Стюарт» в собственном переводе, пожилой, но хорошо держащий алкоголь поэт («уж над ним межеумки проливают слезу: на шестнадцатой рюмке  ни в одном он глазу») ненадолго выводит на лестничную площадку одну хватившую лишнего актрисулю, овладевает ею там, помогает одеться и застегнуться и возвращается в залу, где по-прежнему царит общее веселье. Наутро же, как он не без облегчения подмечает, «прошло ночное торжество, забыты шутки и проделки, на кухне вымыты тарелки, никто не помнит ничего».

Никому, разумеется, не дано знать, пойдут ли события в феврале и далее (в марте, в апреле, в мае и в особенности в июне) по описанному поэтом сдержанно-оптимистическому сценарию всеобщего беспамятства, но вот сегодняшнюю, январскую ситуацию после декабрьского загула (а всякий загул, учит Достоевский, рано или поздно переходит в надрыв) лучше всего характеризуют две строчки все из того же стихотворения: «Они не помнят безобразья, творившегося час назад». И, может быть, слава богу, что не помнят. Потому что именно после декабрьского Сахарного Болота (выражение ЖЖ-юзера Лангобарда), а отнюдь не после бурных новогодних застолий многие из нас проснулись не только в чужом доме и, соответственно, в чужой постели, но и в неожиданно чужой компании.

Произошло (даже в верхних эшелонах власти, хотя, разумеется, не только там) великое множество непредсказуемых  рокировочек и прочих, как выражался наш первый президент, загогулин; произнесены (хотя частично уже взяты назад) обидные и страшные слова; тарелки не столько вымыты, сколько расколочены; едва ли не каждая смятая постель похожа на весь как на ладони Кавказ (а не, как бывало, наоборот), но, к счастью, в этом всеобщем бесновании и неистовстве, спорадически переходящем в бурное веселье, не пролилось ни капли крови — а значит, точка невозврата еще не пройдена. В конце концов, не случись трех (всего трех!) жертв в августе 1991 года, Советский Союз, не исключено, в той или иной форме просуществовал бы и по сей день.

Бескровный декабрь — на такое крайне трудно было надеяться заранее. Дело шло… нет, не к драке, а к продуманной провокации с одной стороны и, казалось бы, к фактически неизбежному «эксцессу исполнителя» (эксцессу неуклюжего исполнителя!) с другой. Потому что весь месяц нагнетали, поддерживали и раздували ожесточение воистину убийственное, демонстрируя готовность и форсируя возможность принести кровавую жертву «кровавому режиму»; «хомячков» было не жаль — лишь бы, пусть и задним числом, выяснилось, что режим и вправду кровавый… Почему всё-таки такой беды не стряслось, тоже на самом деле никто не знает. Однако обошлось — и слава богу, что обошлось!

Не последнюю роль в этом чудесном избавлении (с последующим отрезвлением) сыграли, думается, немцовские прослушки — этакий сериал Wire на наш неафроамериканский лад. «Хомячки» не то чтобы обиделись (поначалу — нет), но как-то повнимательнее пригляделись к тому бродячему цирку, клоуны которого, временно прервав привычный чёс, взялись было рулить «восстанием масс», потом прервали свой рулеж на рождественские каникулы — и удивились, и даже возмутились тому, что и презренные «хомячки», в свою очередь, осмелились последовать их примеру. Как написал, воротясь из Перу, Дмитрий Быков, — что ж вы тут без меня, подлые, не бунтуете? Но ведь даже В.И. Ленин однажды поспешил прервать свои швейцарские каникулы и вернуться в Россию, не дожидаясь окончания войны.

«Хомячки» в массе своей опомнились. Кукловоды (заказчики беспорядков, так и остающиеся за сценой) явно не добились желаемого — и тем сильнее надавили на клоунскую и попсовую  кувырк-коллегию инициативников, именующую себя начиная с этой недели Учредителями Лиги избирателей. Впрочем, далеко не всех клоунов в Учредители позвали, так что оставшиеся без места скоро наверняка учредят другую Лигу избирателей, а за ней и третью.

А пока суд да дело, клоун Шендерович называет высших государственных чиновников лжецами и подлецами и грозит упечь за решетку председателя Центризбиркома, клоун Рыклин сулит от имени Революции амнистию всем проворовавшимся генералам, которые в час «ч» подчинятся ему, Рыклину, а отнюдь не президенту страны: «Шевелите, генералы, мозгами!», а лондонский (или кембриджский?) клоун Буковский, всего полгода назад призывавший к суду над М.С. Горбачевым, теперь на пару с экс-президентом СССР — и тоже, разумеется, от имени многонационального народа РФ — категорически настаивает не то на химической люстрации, не то на политической кастрации всех своих оппонентов.

Тогда как Борис Березовский — единственный из кукловодов, не боящийся показать личико (правда, тоже из Лондона), выдает политические ЦУ патриарху всея Руси — авось тот послушается или хотя бы прислушается. «Любо!» — кричат Борису Абрамовичу кабардино-балкарские казаки. Или карачаево-черкесские?

Наутро после такой вакханалии жизнь мало-помалу входит в привычный ритм. И если вчерашний тамада, недружный коллектив позавчерашних Дедов Морозов и позапозавчерашняя, прости ее, Господи, Снегурочка требуют продолжения банкета, то пусть, пожалуй, бегут в политический гастроном своими и без того подкашивающимися ножками.