Сладость Неаполя оказалась с горчинкой
В Инженерном корпусе Третьяковской галереи открылась выставка «O dolce Napoli». Сотня работ, десяток музеев и частных собраний предлагают увидеть Неаполь глазами итальянских и русских художников XVIII — первой половины XIX века.
На выставке множество красивых картин: пейзажи Сильвестра Щедрина (1791–1830) всегда отличались счастливым колоритом, да и от имени Карла Брюллова у публики привычно перехватывает дыхание.
Неаполь — союз культуры и природы, он вдохновлял и европейских поэтов, включая служившего здесь консулом Батюшкова, и живописцев. Здесь возникла «школа Позилиппо», названная по одному из городских холмов. Один из ее участников, Джачинто Джиганте, представлен в Лаврушинском видами Неаполя как из российских, так и из итальянских собраний.
Среди главных героев выставки — Франц-Людвиг Катель (1778–1856), немецкий художник, закончивший свои дни в Риме. Из тамошнего Института Кателя в Москву привезли несколько работ, что ценно с исторической точки зрения (есть и «Портрет живописца Ф. Кателя с супругой» 1830 года кисти Брюллова, прежде Рим не покидавший).
При жизни Катель пользовался небывалым успехом, сопровождал в путешествиях по югу археологов и княгинь, помогал деньгами менее удачливым коллегам, был председателем художественных обществ. Но после смерти он оказался забыт — верный признак излишней доверчивости автора вкусам публики. Ему оказалось нечего предъявить будущему.
От полного забвения спасло богатство. Катель составил состояние на видах, в обилии продававшихся нахлынувшим в Италию путешественникам. Благодаря баснословной выручке был открыт институт его имени, Pio Istituto Catel.
Запечатленные поклонниками Неаполя и его окрестностей места стали священными для туристов. В XVIII веке книги с изображениями и описаниями остатков Геркуланума и гротов Капри, дымящегося Везувия и помпейских гробниц можно было встретить в каждом приличном доме.
В эпоху, когда телевизора не было, царили две страсти — книги и путешествия. Так, у Гете-ребенка висели гравюры с итальянскими видами и стояла небольшая модель гондолы. Как пишет биограф, Гете, позднее переживший на Апеннинах свое второе рождение, «выражался высокопарно, как только речь заходила о поездке в Италию». Эту высокопарность разделяли с ним многие современники.
Особенно были важны для образа Италии гроты, главное пристанище мифологических героев (в Лаврушинском показывают, например, «Грот» Кателя). Не только герои сказаний обретали здесь защиту от сил природы — кажется, вся европейская культура возмечтала о прибежище в мире античности. Из этого порыва в сторону антиков родился классицизм, но гармония оказалась недолгой, вновь обнаружив свою утопическую сущность.
Предполагалось, что проекту «O dolce Napoli» много работ предоставят итальянские музеи. Но что-то не срослось, картин дали значительно меньше, чем просили, и даже по дизайну выставки видно, как катастрофически не хватает материала для трех залов Инженерного корпуса. О появлении глав «Неаполь», «Везувий», «Острова» мечтать не приходится. Но и с тем, что имеется, можно было бы обойтись внимательней.
Вот датированные 1831 годом «Читатели газет» Кипренского. Почему на фоне Везувия молодежь разворачивает газеты? Возможный ответ кроется в представленной в этом зале хронологии неаполитанской жизни, где упоминается группа «Молодая Италия». Как раз в 1831-м в Марселе ее основал вместе с политическими эмигрантами Джузеппе Мадзини.
Вообще Неаполь — город политизированный, отсюда пошли карбонарии, которым так ужасалось русское общество, здесь в 1820-х издавалось более двух десятков газет… Насколько важен был для Кипренского политический контекст? Сочувствовал он идее объединения Италии? Оставался ли политически аморфным, как многие выходцы из николаевской России?
В пояснении к картине об этом нет ни слова. Собственно, и пояснения-то никакого нет — образовательная часть выставки откровенно провалена. Может, и не стоит жалеть, что к сотрудничеству не привлекли Русский музей, чье собрание Сильвестра Щедрина — не из последних? Впрочем, отношения двух столичных музеев — сюжет отдельной картины, радужной далеко не во всех фрагментах.
