Провинциальная Россия просыпается и требует, чтобы Москва ее замечала
Важной инициативой президента РФ Д.А. Медведева последнего времени стала серия целенаправленных действий по децентрализации управления в стране, в частности, перераспределения части налоговых поступлений из центра в регионы. Президент исходит из верного предположения, что модернизация страны не будет успешной в том случае, если она не повлечет за собой подъем регионов. Можно сказать еще жестче: модернизация приведет к какому-то благоприятному результату, только если она приведет к становлению постмосковского мира. Мира, в котором столицей России окажется не одна Москва.
Американский политолог Фарид Закариа выдвинул термин «постамериканский мир», назвав так свою последнюю книжку. Вопреки общепринятым трактовкам этого термина Закариа утверждал, что наступление «постамериканского мира» следует связывать не с упадком Соединенных Штатов, но с подъемом других региональных держав — Китая, Бразилии, Индии, объединенной Германии. Собственно, этот мир уже перед нами. Самый большой в мире самолет произведен в России и на Украине, пишет Закариа, ведущим финансовым центром становится Лондон, самый мощный нефтеперегонный завод расположен в Индии и т.д. Америка остается, согласно этой модели, основным центром производства глобальных идей, управленческих моделей и передовых технологий, однако передает часть лидерских функций другим странам и континентам.
Вне зависимости от того, насколько модель «постамериканского мира» соответствует действительности, она является прекрасным образцом того, на что должен походить в будущем мир «постмосковский». На самом деле борьба за приближение этого мира уже началась в России. Причем импульс был задан сверху. В 2008 году из Москвы в Петербург переехал один из важнейших государственных институтов — Конституционный суд РФ.
Обсуждение этого проекта началось немного раньше, и одновременно с его реализацией в «нулевые» годы мы пережили поистине бум российского многостоличья. Каждый региональный центр считал своим долгом объявить себя столицей какой-нибудь одной, а то и нескольких отраслей хозяйства или сферы культуры. Ульяновск, например, как крупнейший центр российского авиапрома объявил себя авиационной столицей, а вот Вологда проявила активность сразу на нескольких направлениях и поучаствовала в борьбе за звание масляной, льняной, библиотечной, да еще и троллейбусной столицы. Нижний держался скромнее и в конечном счете уступил пальму первенства Перми, которая теперь претендует на то, чтобы стать культурной столицей России.
На самом деле все это бурно и иногда комично развивающееся многостоличье — один из самых нормальных процессов, который сегодня происходит в России. Провинциальная Россия просыпается и требует признания, требует, чтобы Москва ее замечала. Недостатком этого процесса является, возможно, лишь его сравнительная бесконфликтность. В политически разнородных региональных системах почти любая серьезная дискуссия в обществе — это спор между территориями. Так, в США сегодня острая полемика между консерваторами и либералами — это в значительной степени столкновение Запада и Юга с Севером и Востоком. Политика в современном сложном государстве — это почти всегда столкновение территорий.
Многостоличье в России скорее смягчает, чем обнажает эту вполне реальную политическую дифференциацию. Отчасти это хорошо, что мы уже позабыли те времена, когда у нас существовал так называемый аграрный красный пояс и постпромышленный некоммунистический (хотя и не обязательно либеральный) Северо-Восток. Но региональные предпочтения, переставшие быть электоральным фактором, с того времени не особенно изменились.
На аграрном Юге с ностальгией вспоминают о советских временах, слушают русский шансон и переписываются в «Одноклассниках». На Северо-Западе думают о Европе, слушают русский рок и общаются почти исключительно «В Контакте». Зарегистрировав страницу «В Контакте», президент России, наверное, даже не думал о том, что тем самым он четко выразил свою региональную идентичность. А за этим мелким фактом — почти целая идеология, целая политическая биография.
Но это только один срез проблемы, который может не ухватить бюрократическое сознание, но который чрезвычайно важен для позиционирования региона в едином культурном и политическом пространстве России. Постмосковский мир будет не миром чисто номенклатурного многостоличья, но живым дискуссионным полем разных Россий, у каждой из которых будет свой, может быть, неожиданный центр.
Фонд поддержки гражданских инициатив «Стратегия 2020» выдвинул в качестве рабочей именно эту гипотезу — модернизации России будет способствовать ее новое культурное многообразие, феномен, который мы вслед за нижегородским политологом Андреем Дахиным решились обозначить термином «новый регионализм». Российская культурная жизнь может перейти в регионы не только в том смысле, что в региональных центрах будут осуществляться интересные культурные проекты, но в том, что дебаты в России будут впредь дебатами разных региональных идентичностей. Пермь войдет в непримиримый спор с Нижним Новгородом о том, что важнее для развития городской среды — институты досуга или трудовая занятость, Орел заявит о необходимости развития массовой системы высшего образования, а Санкт-Петербург — об укреплении юридической культуры российского общества. Это и послужит началом формирования подлинной модернизированной постмосковской России.
Автор — научный директор Фонда поддержки гражданских инициатив «Стратегия 2020».
