«Президентская власть решила на моем примере показать, кто в доме хозяин»

— Юрий Михайлович, за последнюю неделю в ваш адрес высокопоставленные чиновники сделали ряд жестких заявлений. А следственный департамент МВД вызвал на допрос по делу о мошенничестве в Банке Москвы. По сути, вас обвинили в коррупции.

— Это наша президентская власть, после моего выступления на радио «Свобода», когда я оценил для страны перспективы премьерства нашего нынешнего президента как плохие, неприемлемые для государства, — она решила показать, кто в доме хозяин. Все понятно.

Кудрин, кстати, считает так же, как и я. Но ему не предъявляются такие претензии. Знаете почему? Он — свой.

Человека, для того чтобы его устрашить, вызывают на допрос по несуществующему обстоятельству. Чтобы придать ему определенную окраску в глазах общества и, в общем, перевести его в статус почти обвиняемого. Хотя меня вызывают на допрос в качестве свидетеля. Скорее всего, они не могут ничего такого против меня выдвинуть.

— Глава президентской администрации Сергей Нарышкин заявил, что ваша отставка была связана, во-первых, с крайне неэффективным управлением городом и, во-вторых, с запредельным уровнем коррупции, «допущенной Лужковым и его окружением».

— Об эффективности управления Москвой судить не Нарышкину, а москвичам, которые неоднократно выбирали своего мэра подавляющим числом голосов на альтернативных выборах. От руководства страны, ни от Ельцина, ни от Путина, ни от Медведева, я ни разу не получал замечаний по поводу управления городом. А буквально незадолго до моей отставки президент Медведев наградил меня благодарностью.

Я оставляю на совести Нарышкина это заявление.

Что касается запредельного уровня коррупции, «допущенного Лужковым и его окружением», то, отвечая на эту претензию, которая родилась больше чем через год после моей отставки, я подаю в суд с иском о клевете.

Когда мы говорим о коррупции, то в нашей стране искоренением этого зла должны заниматься правоохранительные органы. И если Нарышкин заявляет о разгуле коррупции в столице, где размещены все правительственные учреждения, то первый вопрос надо адресовать ему самому и другим высшим госчиновникам по тому, как обстоят дела с борьбой с коррупцией.

За время моего руководства городом ни один чиновник правительства Москвы не был осужден за коррупционные действия.

— В прессе обсуждались, например, дорогие часы вице-мэра Владимира Ресина.

— Ресина сейчас на руках носят. Власть должна спросить у Ресина, где и как он эти часы приобрел. Если власть имеет основания для этого.

— А вы задавали ему этот вопрос?

— Я — нет. У нас есть правоохранительная система. Она должна следить за порядочностью, за соответствие законам действий чиновников. Это вопросы власти, а не мои. Я не следователь. Я не сотрудник тайной полиции. Я мэр города. Я занимался хозяйством и занимался честно. Работал на пользу города. На пользу государства. Какие могут быть претензии к мэру Москвы по вопросам коррупции? Эти претензии нужно в первую очередь — если они есть — направить в адрес соответствующих органов. А может быть, их просто и не было?

— Когда вы были мэром, вам задавались вопросы в связи с часами Ресина, в связи с распределением земельных участков?

— Конечно, нет. Наоборот, власть меня все время поощряла, награждала.

— На этой же неделе Дмитрий Медведев дал распоряжение генпрокурору, премьер-министру и нынешнему мэру расследовать распределение посольских земель в Москве...

— С запозданием это сделано. Пусть расследуют. Ведь дать поручение расследовать — это не означает объявить о том, что это все связано с коррупцией. Вот когда расследование закончено, когда есть выводы о виновности тех или иных должностных лиц, причем выводы не следственных органов, а суда, — вот тогда можно говорить, есть коррупция или нет.

— Ранее госпожа Батурина тоже заявила о намерении подать иск против главы администрации президента Нарышкина. Вы будете подавать его вместе?

— Моя жена — самостоятельный человек. А я сейчас говорю о том, как осуществляется преследование бывшего мэра Москвы. Преследование настоящее, не соответствующее ни посту, ни этике президента. Причем это все делается, я так понимаю, по личному поручению президента.

— Вы рассчитываете доказать свою правоту в суде...

— Что вы хотите? Мы живем в больном государстве, в котором правоохранительная система сама погрязла в коррупции, отсутствует объективная судебная система. И, к сожалению, мы живем в государстве, в котором отсутствует объективная президентская власть. Вот это — самое страшное. Потому что президент — это гарант Конституции. И его действия должны строго соответствовать конституционным нормам. Президент должен защищать Конституцию от любых поползновений. Этого сегодня нет.

— Вы говорите об отсутствии в России объективной судебной системы. Но не будете же вы подавать иск в Европейский суд по правам человека?

— В стране нарушаются мои права. Права гражданина, который работал честно и которому не могут быть предъявлены такие претензии. А они предъявляются властью, которая мстит и преследует гражданина. По политическим мотивам.

— Следственные органы считают, что в Банке Москвы было совершено мошенничество с выделенными из бюджета города 13 млрд рублей, на которые впоследствии был куплен земельный участок у компании «Интеко». Скажете, вы и тут ни при чем?

— Это было решение не мэра и не правительства города, а банка. Это первое. Решение, на мой взгляд, обоснованное. И это решение в свое время подвергалось проверке правоохранительными органами, и те сказали, что у них претензий нет. За эти 12 с чем-то млрд рублей (я точно цифру не знаю) город через Банк Москвы (город является основным акционером) получил 58 га земли. Цена этой земли тогда была больше — по кадастру она стоила 14 млрд. А согласно подсчетам агентств, которые определяют цены на землю, цена составляла  от 15 до 16 млрд. То есть Банк Москвы через свою дочернюю компанию «Премьер эстейт» совершил выгодную сделку.

Но нужно было изобрести какую-то схему претензий к Банку Москвы. Это и было сделано. Ведь любую хозяйственную операцию, которую производит любой банк, можно подвести под следствие. Это было сделано в политических целях. К правительству Москвы эта сделка не относится никаким образом.

— Но оно же — акционер Банка Москвы. Его представители входят в совет директоров, который наверняка рассматривал эту сделку.

— Я не знаю, как вел себя совет директоров. Но если к ним есть какие-то вопросы, то их надо им и адресовать, но никак не к мэру.

— Вы говорите о политической подоплеке дела Банка Москвы. И тем не менее утверждаете, что собираетесь вернуться в Россию.

— Да, я вернусь для того, чтобы защищать свою честь. Я знаю, что, скорее всего, все это происходит с ведома президента. И это уже политическое дело. У нас в России снова вернулись политические дела. Вот о чем нужно говорить. Это же страшно. У страны, которая 20 лет мучается в переходе на демократические основы и рыночные принципы, снова вернулись политические дела.

— В таком случае велика вероятность, что против вас будет выдвинуто обвинение и вас лишат свободы.

— А на каком основании? Раз политическое дело, то я могу стать политзаключенным в свободной стране! И вы об этом спокойно говорите? Творится ужасное. Это все добром не кончается.

— И все-таки — вы согласны идти по пути Ходорковского?

— Не хочу. Вы что, считаете меня ненормальным? У кого может возникнуть такое желание? Это называется не повторить судьбу, а повторить трагедию человека.

— Тогда почему вы собираетесь вернуться в Россию?

— А как иначе я могу защитить свою честь? Находясь за рубежом? Моя честь находится под обстрелом и под преследованием власти.

— Честь важнее свободы?

— Да. Иногда важнее жизни.

— И вы действительно намерены объявить журналистам дату и время своего возвращения?

— Конечно, не скажу. Зачем мне эти демонстрации?

— Так вы вернетесь или нет?

— Я вернусь. Не нужно задавать повторных вопросов.