Политическая составляющая увеличения оборонных расходов ощутимо перевешивает собственно военную

Самая громкая дискуссия последнего времени — о соотнесении расходов на оборону, с одной стороны, и здравоохранение и образование, с другой стороны, — эмоционально несколько напоминала сценку из «Невыдуманных рассказов о прошлом» Викентия Вересаева. Там два спорящих пытались убедить друг друга в важности происходящих у них дома событий: «А у нас — блины пекут. А к нам — солдат пришел», — дословно повторяя аргументы и только повышая градус изложения. Как пишет Вересаев: «А у нас — блины пеку-у-у-ут! А к нам — солдат! Прише-е-е-ел!» В нашем случае понятно, что один из «мальчиков» оказался постарше и дискуссия, видимо, закончится в его пользу.

Что, разумеется, никак не отменяет самой проблемы, то есть поиска оптимального соотношения бюджетных расходов. Понять правильно такую задачу крайне сложно, если нет представления о структуре расходов внутри статей. Проще говоря, на что, собственно, идут выделенные бюджетные средства.

На проходивших недавно парламентских слушаниях по проекту бюджета на 2012–2014 годы замминистра экономического развития РФ Андрей Клепач выразил сомнение, что оборонный заказ, проваленный в этом году, будет выполнен в следующем. А заместитель председателя Счетной палаты РФ Валерий Горегляд заявил, что расходы на армию и национальную оборону «не только наименее прозрачные, но и наименее эффективные с точки зрения реализации государственных ресурсов, особенно связанные с гособоронзаказом». Одновременно он выразил сомнение, что выделяемые на гособоронзаказ 23 трлн рублей (программа до 2020 года) будут освоены, отметив, что средства изымаются из отраслей, связанных с развитием человеческого капитала. Говоря проще, из медицины и образования. Валерий Горегляд, собственно, сказал то же, что и отставленный министр финансов, только в другой форме и на другой площадке.

Иными словами, увеличение финансирования оборонного комплекса, на чем настаивает президент Медведев, пока не сильно гарантирует пропорциональное усиление технического вооружения армии и позиций в области военно-технического сотрудничества, а проще говоря, экспорта вооружений.

Это не говоря о сохранении главной проблемы в развитии оборонных технологий — крайне низком уровне внедрения в гражданскую промышленность результатов, полученных в военных разработках. Оснащение в принудительном порядке пассажирского транспорта навигаторами ГЛОНАСС — пример не столько технологической конверсии, сколько лоббистских возможностей Сергея Иванова и производителей этого оригинального изделия.

Специфика оборонного бюджета в закрытости его структуры по определению. Подобная информация и не может быть открытой, тут спорить не о чем. А вот сожалеть — есть  о чем. Например, об отсутствии у нас  дееспособного аналога американского сенатского комитета по вооружениям, которому достает власти и воли противостоять военным аппетитам. Они вполне хороши везде, а не только в России. Уже в новые времена был произнесен обнадеживающий тезис о разумной достаточности. Который трудно понять сегодня в силу нескольких обстоятельств. Долгие дискуссии, в том числе и в СМИ, так и не прояснили для общества (которое не только электорат, но еще и налогоплательщик), в чем состоит сегодня военная доктрина России, кто ее вероятный противник, какие типы действий предстоит осуществлять Вооруженным силам и т.п. Согласитесь, что возобновление разговоров о введении института сержантов (которые пока все еще разговоры) этих представлений не расширяет.

В результате увеличение расходов на не подлежащие общественному контролю статьи бюджета не может не оставлять сомнений в их целесообразности и особенно в эффективности. Тем более что остаются сомнения — в том числе специалистов компетентных и информированных — в том, что выделенные суммы действительно потребны и могут быть результативно освоены в выделенном объеме.

Отсюда можно предположить, что политическая составляющая увеличения оборонных расходов ощутимо перевешивает собственно военную. Говорить при этом о том, что политика эта направлена на усиление поддержки власти со стороны военных, можно было бы, представляя опять же, какая часть дополнительных средств идет на содержание армии, а какая — на оборонный комплекс.

Другое дело, если вспомнить, что в последнее время был существенно расширен список предприятий оборонного комплекса, которым будет разрешено приватизироваться. Если предположить, что выделение дополнительных средств на финансирование оборонного комплекса связано также и с планами приватизации оборонных предприятий на 2012–2014 годы, тогда станет понятно, что позиция министра финансов Алексея Кудрина оказалась неприемлемой не только для президента, но и для заинтересованной в приватизации элитной группы. Так что к кому — солдат пришел. А у кого — блины пекут.