Русский уран для исламского Ирана

Атомная электростанция в Иране, которую в 1990-е годы строила Россия, много лет является одним из главных факторов мировой политики. Считается, что Иран опасно допускать в ядерный клуб, что его мирные заверения сомнительны. На этой неделе АЭС в Бушере запущена. Корреспондент «Известий» стал свидетелем исторического события.

Магадан на Персидском берегу

— Вы перс или русский? — спросил я у смуглого человека с пышными, как у Буденного, усами, который легко переходил с одного языка на другой и казался своим повсюду.

— Я — советский человек, — отрекомендовался Ниматулло Джураев. — Родился в горном кишлаке, выучился в Душанбе, защитил диссертацию, преподавал фарси в Казанском университете. Это моя третья длительная командировка в Иран. Строил ТЭЦ в Исфахане, теперь АЭС в Бушере. Кроме работы, наукой занимаюсь — составляю словарь диалектических отличий в персидском языке.

Бушер не впервые попал в зону российских интересов. В годы Второй мировой войны порт на берегу Персидского залива был важной перевалочной базой, откуда в СССР шла техника по ленд-лизу.

В 1970-х немцы начали строить в Бушере атомную станцию, но когда случилась исламская революция, посчитали за лучшее быстро сделать ноги.

В 1980-х во время ирано-иракской войны в один из двух блоков недостроенной АЭС снайперски попала ракета советского производства. Мне приходилось слышать другую версию: ракету выпустил советский «МиГ», который, уворачиваясь от огня зениток, проявил невозможную для иракских пилотов ловкость. В любом случае, правда состоит в том, что обе стороны воевали советским оружием, но у Ирана не было советских инструкторов. Зато теперь есть инструкторы по атомной энергетике, которые в 1992 году взялись достроить брошенную немцами АЭС в Бушере. Кстати, до сих пор АЭС окружена плотным кольцом российских зенитных установок.

— Я долго работал на Калининской АЭС, и мне стало скучно, — говорит заместитель главного инженера Александр Бондаренко. — Все по накатанной. В Иране надо было совместить 12 тыс. тонн немецкого оборудования с российской техникой. Мир железок великолепен! Такой интеграции никогда и нигде в мире не было. Проще было бы начать объект с нуля, но Иран держался за брошенную немцами технику. Это было их условие, а для нас — инженерный ребус.

Для европейского человека Бушер — место гиблое, для жизни почти непригодное. Как сказал английский путешественник XIX века, здесь три месяца лето, остальное время — ад. Бушер называют иранским Магаданом, при шахе сюда ссылали недовольных. Даже в сентябре кондиционер кажется главным достижением цивилизации. Но в 1990-х атомный контракт с Ираном позволил России сохранить целые отрасли. В дальнейшие тучные годы стало ясно, что АЭС висит на нашей шее тяжелым камнем, только обязательства и репутация дороже.

Российская колония в Бушере внушительна — до 3,5 тыс. человек. Монтажники высокой квалификации получают 50–70 тыс. рублей, что по российским меркам немного. По этой причине специалистов для Бушера вербуют по всему пространству бывшего СССР, где материальные запросы скромнее. Много народу с Украины — почти две трети, гораздо больше, чем из России.

Живут посланцы бывших союзных республик дружно. Как сказали бы в прежние годы, единой советской семьей. В школе идет обучение по российской школьной программе, имеется общий культурный центр. Можно сказать, атомная станция в Иране остается последним островком отошедшего в мир теней СССР.

— Сегодня намечается праздник, — сказали армянские рабочие Артем, Арамаис, Эдгар и Варуш. Артем как раз приехал из магазина на мотоцикле. — Будем готовить армянские блюда, зовем всех соседей. Мы работали по всей России, атомную станцию в Армении всем Союзом строили. Мастера всегда найдут общий язык, ссорятся только бездельники.

Дарий и атомная энергетика

От немцев нам остался городок из коттеджей, которые когда-то были аккуратными, но давно пришли в запустение. Прямые, как шеренги на плацу, улицы. В коттеджах — минимум удобств, но есть телевидение, которое ловит российские каналы. Строители, как выяснилось, скучают без газет, которые дома, наверное, не особо читают. Доступ к прессе — элемент ностальгии, вроде черного хлеба. «Я триста лет газет не читал, — признался Артем. — А телевизор смотреть противно». Подписываться на газеты бессмысленно. С большим опозданием приходят редкие еженедельники, но они вымараны иранской цензурой.

— С персами ладить можно, хотя народ сложный и обидчивый. Главное — уважать их традиции и историю, которую они считают великой. Кир и Дарий — национальные герои, создатели первой мировой империи, — размышляет Ахмад Сиязов, который до Ирана долго работал в Афганистане, даже войну прошел. Кстати, бывших афганцев в Бушере много. День вывода советских войск из Афганистана — важный праздник для строителей атомной станции. Нелишне вспомнить, что советское вторжение в Афганистан осуждалось в Иране до такой степени, что наше посольство в Тегеране чуть не захватила буйная толпа, как случилось с посольством США.

— За три года ни с  кем из персов не сошелся, — сурово говорит Александр Бондаренко, как будто его спрашивают о невозможном. — Работаем вместе, но личных отношений не заводим. Есть толковые специалисты, но это люди другой культуры.

Может быть, наши технари — хмурые нелюдимы? Мне не удалось вступить в контакт ни с одним иранцем, кроме представителей многочисленных служб безопасности, которые бесконечно проверяли технику, телефоны и все карманы. Фотографировать сотрудников станции категорически запрещено, разговоры — только с официальными лицами. Как во времена СССР, за несанкционированные контакты с иностранцами у иранцев могут быть проблемы. По доброте душевной они, бывает, приглашают в гости, но для их же блага лучше не ходить. Смешанных браков за долгие годы строительства атомной станции в Бушере не было, об этом даже глупо говорить.

Впрочем, помимо работы, наши общаются с иранцами на спортивных состязаниях. Взаимные интересы сходятся на футболе и волейболе. В футбол мы, как и полагается, проигрываем с треском. Но в волейболе половина команды провинции Бушер одно время была сформирована из русских. Для колорита можно сказать, что плавательный бассейн даже в русском городке, где нет иранцев, в знак уважения к местным традициям работает раздельно для мужчин и для женщин.

Сто грамм за ислам

Каждый, кто знаком с особенностями русского национального характера, знает, что есть судьбоносный вопрос, без решения которого наш человек выдюжить не сможет. Но как выкрутиться в стране, где сухой закон — абсолютная твердыня? В отличие от первых лет революции, за любовь к зеленому змию к стенке не ставят, но до сих пор исламские суды могут назначить несколько десятков палочных ударов даже иностранцу, который пытается провезти алкоголь в страну. Время от времени в Иране устраиваются публичные расстрелы конфискованных бутылок с горячительными напитками. По улицам нашего городка на трескучих мопедах ездят сотрудники иранской службы безопасности и исподволь изучают твердость походки, а также выискивают женщин, нарушивших мусульманскую форму одежды.

Мой давний знакомый настоятель храма Николая Угодника в Тегеране отец Александр Заркешев, наведываясь в Бушер, повторяет, что православному «прививка» от ислама необходима. Проблема решается традиционным народным способом, который был известен на Руси до введения государственной монополии на водку. Иранцы уверены, что русские повально увлекаются разведением птиц, потому что покупают на рынке пшеницу ведрами. Впрочем, в откровенных разговорах доводилось слышать, что и сами иранцы по этой части не дураки, но нельзя выносить грех на люди. Добавлю, что в армянских кварталах Тегерана решить проблему труда не представляет. Но в Бушере, как признался монтажник Варуш, похожий на могучую бочку из хранилищ знаменитого Ереванского завода, достать любимый напиток сложнее, чем армянину подняться на Арарат.

Бушер и «Фукусима»

Самый важный вопрос — хватит ли иранским специалистам квалификации, чтобы эксплуатировать самый сложный технический объект, который когда-либо появлялся в мусульманском мире. Только у Пакистана есть атомные станции, но по мощности  их нельзя сравнивать с полноценной АЭС в Бушере. Даже у высокоразвитых Японии и Франции не получается избежать аварий на ядерных объектах. По словам вице-президента «Атомстройэкспорта» Владимира Павлова, каждая смена будет состоять из двух параллельных групп — российской и иранской. Ключевые действия по управлению реактором будут производить наши специалисты, передавая опыт иранцам. Некоторые операции под бдительным контролем будут доверены иранцам.

Надо признать, что безопасность станции больше всего беспокоит сам Иран, поскольку является вопросом национального престижа в глазах мировой общественности, которая долгие годы зеленела при одном упоминании о Бушере. Иран не торопит Россию с передачей оперативного управления, но, напротив, соглашается со строгим ужесточением контроля, который введен на российских АЭС после «Фукусимы».

Несколько лет назад в Бушере я поинтересовался мнением о безопасности объекта у руководителя Росэнгергонадзора. Ответ был печален: «Лучше бы они карусель строили». Но за эти годы картина изменилась, наши взяли стройку под полный производственный контроль, а специалисты из Ирана прошли обучение на атомных станциях в России. «Господин инженер» — это обращение в устах иранского рабочего звучит в высшей степени уважительно. Кстати, иранские инженеры получают значительно больше, чем рабочие. И больше, чем российские инженеры в Бушере, но это уже наша проблема. На мой старый вопрос руководитель «Ростехнадзора» Николай Кутьин ответил: «Персы доказали, что могут быть надежными инженерами».

Трудно не доверять государственным авторитетам. Но как-то не по себе, когда главное лицо на открытии ядерного объекта — аятолла. Мне все-таки грешным делом кажется, что точные знания, по крайней мере иногда, важнее молитв.