Объявлять войну террору — все равно что бедности: их корни танкам не выкорчевать
Десять лет мир приучался считать по-американски: 9/11. Десять лет эта дата была эмблемой события, которому так и не нашлось адекватного названия. В цифры вмещается больше, чем в буквы, и каждый вставляет трагедию в свою философию истории. Одни считают ее началом эры, другие — концом, третьи (больные) — заговором темных сил, но в Нью-Йорке события того ясного утра остались живым воспоминанием, с которым мне не расстаться до смерти.
Я живу на другом берегу Гудзона и вижу из окна, как меняется цвет в светофорах Гарлема. С набережной «Близнецы» выглядели так, будто завершали кавычками Манхэттен. Я столько раз любовался этой цитатой, что уже 10 лет меня не оставляет горечь утраты: без этих даже Нью-Йорк не полон. Собственно, террористы на это и рассчитывали. Выбирая мишень, они хотели оставить в американском сознании двойную дыру в 110 этажей. Что касается погибших людей, то для них они были всего лишь начинкой символа: стаффаж террора.
Но мы-то знаем, что это не так. В «Близнецах» сидели люди, которых Нью-Йорк теперь знает в лицо. В первые дни родственники пропавших обвешивали стены домов выше 14-й улицы (южнее еще дымилось) фотографиями близких в надежде узнать о них от прохожих. Люди обычно снимаются, когда им хорошо. Поэтому на фотографиях все смеются. Старик позирует на слоне — отпуск в Индии. Молодые на чинной свадьбе. Девушка ест мороженое.
В «Близнецах» погибли либо богатые, либо бедные. Первые — финансисты, воротилы, вторые — те, кто их обслуживал: официантки, швейцары, водопроводчики, лифтеры. Последние, впрочем, сразу остались без дела — на землю можно было спуститься только по лестнице.
Я часто о ней думаю и даже ею горжусь, ибо то, что произошло на этой лестнице, хорошо говорит о нас — о человечестве. Во всяком случае, о той его части, что пыталась сбежать от смерти — и с 103-го этажа, и с 95-го, и с 42-го. Крутые пролеты, мелкие ступени, тесные площадки — в небоскребах пожарные лестницы неудобны и в мирное время. Тем не менее подгоняемые дымом и страхом люди спускались честным строем. Никто не кричал, никого не давили, тут все были равны, кроме одной парализованной. Оставшись без коляски, она, задерживая других, сползала на руках, пока ее не взвалил на плечи неизвестный юноша. Он так и не назвал спасенной своего имени, но его Нью-Йорк тоже не забудет.
По-моему, эта лестница была бы лучшим памятником трагедии. Есть в ней что-то от американской демократии, которая тихо равняет всех, наделяя каждого правом на жизнь и «стремление к счастью». Нью-Йорк, однако, ищет более внушительный мемориал и примеривается к аллегориям: Сад света, Лес огней, Озеро слез. Хорошо еще, что каждый проект обещает помянуть всех погибших по имени — в Америке братских могил не бывает.
Больше этих помпезных планов мне нравились виртуальные «Близнецы», зажегшиеся на третью годовщину беды. 88 прожекторов выстраивали пару белых столбов. В темном осеннем небе они казались призраками погибших небоскребов. Еще симпатичнее, что световой памятник отключили, когда выяснили, что он сбивает с толку перелетных птиц. Они уж точно не виноваты в наших распрях.
Прошло десять лет. Наконец убили бен Ладена. С моей стороны моста больше не дежурит танкетка с военными. Из национальной памяти стушевалась угроза террора — больше бомб страна сейчас боится безработицы. И все же рана 11 сентября еще не затянулась. Она по-прежнему открыта, как воронка, ставшая котлованом.
В определенном смысле террор преуспел. Он сумел оттянуть на себя силы. Заставил поверить, что бородатые люди из горных пещер держат нити нашей судьбы. Результат этого обмана — пропавшее десятилетие: необязательные войны, растраченные триллионы, потускневшее величие, растаявший авторитет. Другие войны, говорят историки, в конечном счете шли Америке на пользу. Первая вывела страну в мир, Вторая — сделала сверхдержавой, Холодная — помогла высадиться на Луне. Но эта война оказалась бесплодной уже потому, что объявлять войну террору — все равно что бедности: их корни танкам не выкорчевать. Вот почему десятая годовщина — хороший повод для того, чтобы объявить кошмар, закончившимся. Конечно, террор никуда не денется, Нью-Йорк не стал менее соблазнительной целью, Восток по-прежнему бурлит своими-чужими, непереводимыми страстями. Только ведь все это было и раньше — до того сентябрьского дня, когда мир сошел с рельс, на которые давно пора вернуться.
