Искусство кордебалета
Едва ли не впервые формулировка "литературный проект" отчетливо прозвучала при выходе первого романа Бориса Акунина из фандоринского цикла в 1998 году. По сути, "Б. Акунина" сегодня можно рассматривать как своего рода матрицу "игры в литературу" вообще.
Мы намеренно не рассматриваем гораздо более популярные проекты "Дарья Донцова", "Александра Маринина" или "Полина Дашкова", поскольку они находятся за пределами не только хронологических, но и художественных рамок заданной темы. Акунинские же романы о Фандорине до сих пор остаются наиболее успешным проектом ушедшего десятилетия. Типологические черты налицо:
псевдоним - то есть принципиальное разграничение "литератора" и частного человека (кстати, далеко не сразу стало известно, что за именем "Б. Акунин" стоит японист Григорий Чхартишвили);
стилистика - откровенная игра в "русскую классическую литературу" XIX и отчасти ХХ века;
схематизм героя (Фандорин - одиночка, самурай, русский интеллигент, английский джентльмен);
изначально заложенная в текст сериальность, то есть возможность продолжения;
четкое представление, какие именно душевные и интеллектуальные струны читательской аудитории будут затронуты (и какова эта аудитория). На это работают занимательность сюжета, его детективная основа, исторические декорации, непременная любовная коллизия;
установка на игру с читателем. Поначалу - на игру в жанр (один из акунинских проектов так и называется - "Жанры"). А потом появилась игра сама по себе. Достаточно вспомнить, как читателю в романе "Ф.М." было предложено разгадать шараду и найти перстень Порфирия Петровича, или "роман - компьютерную игру" "Квест", к выходу которого был приурочен параллельный запуск в интернете компьютерной игрушки.
Последнее обстоятельство позволяет автору продемонстрировать некоторую "несерьезность" намерений. Акунин, каждый раз "играя" в новый жанр, как будто говорит: это, конечно, не серьезная литература, не высокая словесность. Но это литература занимательная, не пошлая и удовлетворяющая запросам как интеллектуального, так и массового читателя.
Другие попытки работать в том же поле, что и Акунин, были менее удачны. Вспомним романы Хольма ван Зайчика (под этим псевдонимом выпускали книги несколько российских писателей- фантастов и ученых-китаеведов во главе с Вячеславом Рыбаковым и Игорем Алимовым). Ван Зайчику (который конечно же произошел от знаменитого и вполне реального мастера детективов ван Гулика) даже придумали биографию: согласно легенде, это еврокитайский писатель и гуманист, родившийся в Голландии и большую часть жизни проведший на Востоке). Книги же Мастера Ченя (почти сразу стало известно, что это востоковед и журналист Дмитрий Косырев), несмотря на серьезную историческую подоплеку и безупречный стиль, все-таки скорее письмо "от ума", хотя вкус и образование автора внушают глубокое уважение.
Попытка Анатолия Брусникина воспользоваться акунинским опытом исторической стилизации, но уже на пространстве русского XVII века (роман "Девятный Спас") воспринималась уже просто почти как плагиат. Это, а также идентичность инициалов дали журналистам возможность сделать шутливо-спекулятивные предположения, что Анатолий Брусникин и Борис Акунин - одно лицо.
Маска, тебя никто не знает
Если Анатолия Брусникина издатели пытались выдать за живого человека и даже обнародовали портрет писателя (размытый и похожий на обработанный в Photoshop'е портрет Акунина), то при публикации романов некоей Анны Борисовой (снова инициалы А.Б.!) всячески подчеркивалось: это псевдоним, а свое настоящее имя автор предпочел бы оставить в тайне.
Анна Борисова выпустила два романа. Первый под названием "Там" - замеченный благодаря актуальности темы (теракт в аэропорту) и некоторой оригинальности композиции (это роман-дельта: несколько человек, находящихся во время взрыва в кафе, погибают и попадают каждый на свой собственный "тот свет"). Второй "Креативщик" - роман-путешествие по Петербургу, которое герой совершает в течение одного дня.
В качестве возможных претендентов на роль Анны Борисовой тут же всплыли две фигуры: тогдашний владелец издательского холдинга "Аттикус", в котором вышел "Там", Александр Мамут и все тот же Борис Акунин (на последнего указывали инициалы А.Б., склонность к экспериментам и манера отдавать свои новые проекты в издательство "КоЛибри". Впрочем, большого шума в литературе они не наделали: одно слово "проект" - поговорили пару месяцев и забыли.
Второе имя-маска нулевых - Натан Дубовицкий - должно остаться в народной памяти подольше. Не потому, что единственный на сегодняшний день написанный им роман "Околоноля" представляет собой литературный шедевр (портрет поколения 1990-х, местами написанный весьма крупными и яркими мазками). Просто уж больно занимательно думать, что за этим странным именем скрылся первый замглавы администрации президента Владислав Сурков. Во всяком случае, информация, что это он - Натан Дубовицкий, появилась почти одновременно с публикацией романа в журнале "Русский пионер". С тех пор ее никто официально не подтвердил и не опроверг. Но то, что жену Суркова зовут Наталья Дубовицкая и псевдоним - мужской вариант ее имени, тоже все отметили.
Жизнь как чудо
Евгений Гришковец - пример совсем другой литературной игры. Это попытка сделать проект из собственной интонации, поведения, жестов, опыта. Все начиналось с пьес: "Как я съел собаку", "Одновременно ", "Планета", "Дредноуты " сначала были сыграны на сцене, потом вышли в виде сборника. Потом Гришковцу - выпускнику филологического факультета Кемеровского государственного университета, который во время обучения специализировался на теории литературы, захотелось стать писателем.
Так появились роман "Рубашка", повесть "Реки", сборники "Планка", "Следы на мне"...
Каждый раз, когда выходила новая книга, автор интересовался: "Вы заметили, как изменилась фигура рассказчика/повествователя? Я построил совсем другой мир, не такой как в прошлой книге". Ну да, построил.
Только принцип, на котором основывается это построение, ни разу не изменился, и оторвать рассказчика/повествователя от фигуры автора можно только вместе с кожей. Принцип "творческого метода" Гришковца - фиксация каждого собственного движения, ощущения, мысли. Это песня акына. Точнее, тиражирование одной песни в разных жанрах - "И настроение улучшилось".
Автор-актер неотделим от созданного им персонажа. Собственно, поэтому попытки Гришковца писать прозу, втискивать свой проект в рамки определенного жанра - не слишком удачны. О ком бы он ни писал - все получается Евгений Гришковец. Хотя в последнее время уже изрядно повзрослевший, даже постаревший, менее восторженный и более усталый, если судить по пьесе 2009 года "+1".
Другой автор, который предпринял попытку сделать проект из самого себя, - Захар Прилепин. В основе выстроенной им художественной системы - миф о писателе-воине, писателе-революционере. У него даже есть прототип - это Эдуард Лимонов. Но если Лимонов - современный пример жизнетворчества, когда Лимонов-человек и Лимонов-писатель тождественны друг другу, то Прилепин переводит Лимонова в так сказать "литературный план". Здесь тиражируется Я как таковое. За этим Я читатель должен угадывать революционность и непреклонность. По существу, у Прилепина - одно знаковое произведение - роман-манифест "Санькя". Дальше можно было переходить на другие жанры (и отчасти он на них даже перешел - журнальную публицистику и выступления по телевидению). Читатель уже привык, что Прилепин - сам по себе проект. Именно так он рассматривает и прилепинские рассказы, и его вышедшую в серии ЖЗЛ книгу о Леониде Леонове.
Два Ивановых
Алексей Иванов - безусловное открытие нулевых. Поначалу он решил поставить на привычный реализм бытовой прозы советского толка. Иванов как автор романа "Географ глобус пропил" про школьного учителя, который ведет детей в поход, - это попытка примерить на себя роль современного Тендрякова. Несмотря на то что роман оказался очень хорош, первое издание прошло почти незамеченным.
Тогда Иванов сменил литературно-поведенческую стратегию и предстал перед читателями человеком из другого мира. Его следующие романы "Сердце Пармы" и "Золото бунта" -альтернативная литература в том смысле, какой мы вкладываем в понятие "альтернативная история". Иванов как будто изображает другую страну, другой язык, другую цивилизацию (а именно -Уральскую горную цивилизацию). То есть пишет почти фэнтези.
Не случайно Иванов затем и занялся всерьез нехудожественным описанием этой другой цивилизации. "Message: Чусовая", "Хребет России" - это страноведческий комментарий к прозе Иванова. Или, если говорить точнее, это комментарий к его литературному проекту, который больше относится к вымыслу, чем к истории. Это попытка убедить читателя, что в книгах "Сердце Пармы" и "Золото бунта" он имеет дело не с мифом, а с достоверностью. Проект Иванова изначально не столько исторический, сколько кинематографический, телевизионный, так что нет ничего удивительного в том, что на обложке "Хребта России" рядом с Ивановым появился еще один человек-проект - Леонид Парфенов.
Поймали в сети
Плодить новые маски (или ники) помогает и интернет. Блог в "Живом Журнале" Марты Кетро (анаграмма от Карта Метро) читают более 16 000 подписчиков. Славы Сэ - более 39 000. Это авторы, которые пришли в "бумажную" литературу из Сети. Марту Кетро на самом деле зовут Инна Позднышева, а Славу Сэ - Вячеслав Солдатенко. В обычной жизни Марта - домохозяйка, а Слава сменил несколько профессий и правда когда-то работал сантехником, а последний год зарабатывает на жизнь литературным трудом. Но кого это сейчас интересует? Куда больше реальной жизни этих людей всем нравятся их псевдореальные истории, описанные в ЖЖ, а затем отобранные и отредактированные для бумажных версий. Книга Славы Сэ "Сантехник, его кот, жена и другие подробности" стала бестселлером, как только вышла. Герой Славы Сэ - сам Слава Сэ. У него есть бывшая жена Люся и две дочери: Маша, постарше и посентиментальней, и Ляля, помоложе и понаглее. А еще кот и хомяк. Истории про сложноустроенный быт не чуждого философии сантехника напоминают одновременно ранние рассказы Вуди Аллена и истории из жизни русских диссидентов. Читателям нравится."Бумажные" тексты Марты Кетро похожи и одновременно ничем не похожи на посты в ЖЖ. Те, которые похожи, автор снабжает специальным словариком, поясняющим, что такое "айпишник" или "юзерпик". Те, которые не похожи, - неплохая психологическая проза в той же мере женская, в какой этот эпитет применим, скажем, к текстам Людмилы Петрушевской. Надо сказать, что словосочетание "Марта Кетро" - это еще и лейбл, под которым в литературу вступают менее раскрученные сетевые авторы (некоторое время назад она как куратор выпустила сборник "Марта Кетро. Вдохнуть! и! не! ды! шать!").
Нечто подобное произошло и с проектом Дмитрия Глуховского. Когда автор начал писать свой постапокалиптический роман "Метро 2033", поначалу он выкладывал его в Сети. Постепенно, по главам. Роман понравился. Потом Глуховский выпустил его в бумажном варианте. Так же он поступал с продолжением - "Метро 2034" и книгой "Сумерки".
Теперь "Метро 2033" - это целый корпус текстов отечественных и зарубежных авторов, музыки и рисунков. Любой фанат "постъядера" может принять участие в этом проекте на сайте Metro2033.ru. По такому же принципу выходит другой популярный фэнтезийный проект "Этногенез". Это 12 серий по три книги в каждой. Над сериалом трудятся несколько авторов - писателей-фантастов, историков, футурологов и сценаристов, причем каждый авторский коллектив работает автономно. Параллельно с публикацией книг выходит бесплатная аудиоверсия сериала: на сайте проекта в интернете еженедельно появляются главы из новых книг сериала. В дальнейшем планируется создать компьютерную игру и снять фильм.
Прародителем всей этой проектной красоты можно было бы назвать Макса Фрая. Или (если называть ее в женском роде) - Макс Фрай, поскольку ведущую роль внутри этого псевдонима играет Светлана Мартынчик. В данном случае этот проект любопытен не собственно фэнтезийной прозой, но его попыткой под своим именем собрать многочисленных сетевых авторов.
Любопытно, что писатели здесь отказываются даже от тени, от иллюзии индивидуальности, полностью растворяясь в чужом имени (Макс Фрай), которое в свою очередь - псевдоним.
Глянцево и гладко
Оксана Робски и Сергей Минаев появились, чтобы заполнить пустовавшую нишу буржуазной литературы. Робски - это русский chick-lit. Минаев - русский Бегбедер. Casual Робски - это хроники частной жизни только что народившейся российской буржуазии для тех, кто не имеет о ней никакого представления. Духless Минаева - то же только про и для мужчин. Это роман о новом буржуа, об офисном работнике, не чуждом интеллектуальных и душевных движений. Оба проекта ориентированы на западный стиль. Но как только среди читателей укрепилась мысль, что буржуазия в России все-таки есть, Робски и Минаева перестали читать. Всем вдруг перестало быть интересно, как эта самая буржуазия живет. Минаев теперь ведет программы на радио и телевидении, а Робски открыто признала, что "с книгами, похоже, все".
Собиралась заняться кино...
Старо как мир
Разумеется, сказать, что "литературный проект" зародился в 2000-е, было бы не просто натяжкой, а откровенным враньем.
Достаточно вспомнить Козьму Пруткова, который, выражаясь современным языком, был литературным проектом Алексея Константиновича Толстого и братьев Жемчужниковых. Черубину де Габриак (на самом деле - Елизавету Васильеву), разоблачение которой стало причиной дуэли между Гумилевым и Волошиным в 1909 году. Сергея Есенина, который очень любил подчеркивать свое крестьянское происхождение и старообрядческое вероисповедание, и скрывать, что старообрядцев в семье не было, а отец был относительным крестьянином - с 12 лет работал в мясной лавке в городе. Другой поэт-имажинист - Николай Клюев - перед выходом из дома специально переодевался в косоворотку и смазные сапоги. Желтую кофту фата Владимира Маяковского, наконец.
Однако для этих авторов литература все-таки была частью мировоззрения, а их поведение претендовало на художественно-эстетическую целостность. Даже если для этого приходилось слегка подправить биографию. На смену этому единству пришло множество литературно-поведенческих кодов. Они могут не иметь ничего общего с мировоззрением писателя. Литература - это игра с читателем. Смысл творчества - придумать свой оригинальный проект. А возможно, и дать другим авторам в него сыграть.
