Будущее наступило
Последняя его книга "Письмовник" уже полгода держится в списке бестселлеров. В день 50-летия Михаила Шишкина обозреватель "Известий" Наталья Кочеткова позвонила писателю в Париж.
известия: Понятно, что все так называемые круглые даты - чистая формальность. Но считается, что каждое из чисел наполнено некоторым смыслом. Есть ли какие-то внутренние изменения, которые ты в себе отметил, приближаясь к пятидесяти?
михаил шишкин: Cмирился. Неприятно было года три-четыре назад, когда полтинник вдруг засветился совсем близко, а ты привык ведь жить с чувством, что все впереди. И в 25, и в 30, и в 40 все еще впереди, все еще возможно. А в 50 будущее уже наступило. Никаких иллюзий. Ты только тот, кто ты есть и кем всегда был.
и: И каково это - смириться с самим собой?
шишкин: Чудесно. Собственно, в возрасте есть только единственное действительно поганое - это предательство тела: седеет, жиреет... В остальном я рад, что наступило будущее. Помню, школьником читал "Марсианские хроники" Рэя Брэдбери, там действие происходило в 2000 году... А пятьдесят мне если и могло когда-нибудь стукнуть, то уж в очень отдаленном будущем. И вот оно наступило, и я страшно рад, что дожил. Тот школьник не мог себе представить, какая это привилегия - столько прожить. Увы, многим из моих одноклассников не довелось. Кто-то погиб на войне - этого добра в России на каждое поколение хватит. Кого-то унес несчастный случай. Кто-то - самое горькое - просто спился. К полтиннику приходят простые истины: жить - это невероятная счастливая привилегия.
В "Новом мире" появилась статья, в которой задавался вопрос: какое моральное право имеет писать о России человек, живущий в Швейцарии? Русский писатель начинается с преодоления русской дремучести.
и: Год назад ты закончил роман "Письмовник" и говорил, что после завершения чувствуешь себя нормально, а потом - депрессия.
шишкин: Так всегда - придумываешь себе жизненные правила и не выполняешь их. После "Письмовника" совсем не так: целый год живу с удивительным чувством радости, и депрессий никаких на горизонте. Может, дело в самом романе? Не в том смысле, что у него успех - хотя это, конечно, дает силы, а в том, что мне удалось в этой книге самому подойти к чему-то сокровенному. И теперь оно несет меня по жизни, как в пригоршне, не дает упасть.
и: В "Письмовнике" время и события намеренно стерты и перемешаны. Этот роман стал для тебя своего рода рубежным?
шишкин: Похоже на то. Вот приходишь в этот мир и хочешь все понять. Тебе дают готовые объяснения. Кого-то они устраивают, а тебя - нет. Не веришь никому по молодости, хочется до всего дойти самому. А как до всего самому дойти, если ничему, кроме грамоты, толком не обучили? Вот и пишешь сложный роман о сложном мире. А жизнь оказывается еще сложнее. И перестаешь понимать все, что до этого понимал. Еще, что ли, сложнее нужно писать? Да нет, конечно. Потому что понять важные вещи помогают только утраты. Утраты всего - лет, людей, любимых. Так получился "Письмовник" - простая книга о простых вещах.
и: Эта книга в Москве уже полгода - среди лидеров продаж. "Письмовник" ставят на сцене МХТ. Другие твои романы, о которых все хором говорили, что они вовсе не театральны, идут с огромным успехом. Не боишься испытания медными трубами?
шишкин: Я тоже считаю мои романы совершенно нетеатральными. Но при этом "Венерин волос" живет своей жизнью у "фоменок", а "Измаил" совершенно преобразился на сцене театра "Мост". Очень хочется, чтобы и в МХТ произошло чудо. Доживем - увидим. Действительно, у этого романа совсем другая судьба: "Письмовник" сразу стали переводить. Права на перевод купили даже те страны, где меня раньше не издавали, например, шведы, финны. А про медные трубы... Вот я тут стал писателем-орденоносцем. Получил орден "Знамени", в смысле - журнала. Из всех орденов на свете это, наверное, единственный, который я приму. Мой отец получил на войне два ордена Красного Знамени. Я ребенком этим гордился.
и: О тебе существует мнение, что ты дорос до большого европейского писателя, но боишься перестать быть русским писателем. Готов ли ты с этим согласиться?
шишкин: Боюсь перестать быть русским писателем? Это как? И что такое в этом случае - быть русским писателем? Никогда не забуду, как в "Новом мире" появилась статья, в которой задавался вопрос: какое моральное право имеет писать о России человек, живущий в Швейцарии? Не вопрос, а приговор, приведенный в исполнение на месте. Русский писатель начинается с преодоления русской дремучести. С понимания, что Россия - это не весь Божий мир, а лишь маленькая его часть. С удивления, что чтение вообще и чтение в России - это две разные вещи.
Русское чтение - это сохранение человеческого достоинства. Поэтому и русское писание - не просто способ зарабатывать деньги пером. А главное, русский писатель начинается с осознания, что русский язык вовсе не великий и могучий, как нам долбили в школе, а бедный и убогий. Писатель начинается с понимания, что слов больше нет, они все кончились. И он берет тот нищий язык, который ему достался, и делает его великим и могучим. При этом единственная граница, которая для него всегда останется, - это граница языка. Пушкин вот "дорос" до большого европейского поэта, но навсегда в русских границах останется. Как бы Набоков им там "Онегина" ни растолковывал, никто Пушкина "нашим всем", кроме русских, не назовет. Как можно оказаться в переводе утерянным, я хорошо себе могу представить. А вот как можно перестать быть русским писателем, если ты сам - русский язык? Можно вообще бояться перестать быть писателем, но это совсем другой страх - что роман больше никогда не придет. Вот этого действительно боятся все писатели - и европейские, и не очень.
и: Ты как-то сказал, что все твои герои - это расщепление твоего "я", поэтому, как правило, нет описаний внешности. Но ведь человек на протяжении жизни меняется. Какой сейчас из тебя мог бы получиться персонаж?
шишкин: Про персонаж не знаю, а то, что годы меняют в тебе что-то важное, - это точно. Вот я прошлой зимой сломал ногу. Очень глупо получилось. 15 лет не катался на горных лыжах именно потому, что боялся все себе переломать, а тут поехал в гости к другу, профессору немецкого университета в Констанце Косте Богданову. Он меня десять раз предупредил, что там у него посреди комнаты ступенька... В результате - гипс и костыли. С костылями даже в Норвегию на фестиваль в Киркенес пришлось летать. Вот теперь я думаю: лучше бы я эти 15 лет катался на лыжах. Возраст приносит освобождение от себя самого прошлого. Это так здорово!
и: Ты приехал сегодня в Париж из Цюриха на поезде. Что взял почитать в дорогу?
шишкин: В последнее время в основном перечитываю то, что когда-то читал. Тоже, наверное, возрастное. Опасное занятие. То, что когда-то заставляло юношу очумело выбегать из дому и бродить по улицам, переваривая слова, может теперь произвести, скажем мягко, совсем другое впечатление. Помню, как шалел от Набокова, от его свежести, волшебства. А теперь при чтении охватывает какое-то чувство неловкости, будто тебе в который раз рассказывают один и тот же анекдот. Сейчас вот взял с собой в поезд пятый том собрания сочинений Набокова, изданного "Симпозиумом". В результате самым интересным оказалось читать комментарии. А есть писатели, с которыми первое впечатление становится еще сильнее. Так, перечитал недавно "Конармию" Бабеля. Не могу остановиться, если открываю в любом месте Толстого. В метро кто-то рядом в толкучке читал по электронному ридеру "Капитанскую дочку" - и так остро захотелось выйти не на своей остановке, чтобы еще хоть пару страниц вобрать в себя! Мы ведь слова принимаем как лекарство или как отраву - внутрь.
и: В московском метро? Ты сейчас часто бываешь в России - не думаешь вернуться?
шишкин: А я и вернулся. С лета снимаю квартиру в Измайлове. Да я в общем-то и не уезжал никогда. Мы ведь давно живем в мире без границ. Я не эмигрант. Я просто живу везде. Последние годы - один. А теперь вот участь моя решена - женюсь. Как-то к пятидесяти все совпало - написал книгу, к которой шел всю жизнь, и встретил человека, которого ждал всю жизнь. Счастье ни от возраста, ни от географии не зависит.
