Биолог человеческих душ
"Известия" продолжают представлять финалистов крупнейшей отечественной литературной премии "Большая книга". На этот раз - это питерский прозаик Павел Крусанов. В шорт-листе конкурса вышел его роман "Мертвый язык", который критики уже успели назвать авторской колонкой длиной в книгу и заключением трилогии, первые две части которой составили романы "Бом-бом" и "Американская дырка". Это довольно пессимистичное произведение о необходимости и одновременно тщетности "долгих ночных бесед", от которых "под утро болит голова", как пел когда-то "Наутилус помпилиус". О физике и метафизике, а также страсти к коллекционированию насекомых с Павлом Крусановым разговаривала обозреватель "Известий" Наталья Кочеткова.
известия: Павел, известно, что вы увлекаетесь коллекционированием жуков. Вы помните, как пробудился этот интерес к насекомым?
павел крусанов: Да они же прекрасны! Что за вопрос. Они великолепны, они чудесны! На них и на бабочек разве что Господь не пожалел всех своих красок, потому что млекопитающим этого не досталось. У них чудесные цвета. А устройство! Когда разглядываешь эту конструкцию во всех деталях, начинаешь постигать их красоту. Видимо, в силу того, что жуки, как и все насекомые, членистоногие, имеют внешний скелет, а не внутренний, как человек, этот хитин позволяет им хорошо сохраняться, даже уже в загробном, в мертвом виде.
Но, когда их рассматриваешь, даже при сильном увеличении, видишь, что каждая их деталь завершена и совершенна. То есть на ней нет того, что мы находим, внимательно рассматривая человека. На человеке мы замечаем изъяны, какие-то пятнышки на коже, волосики. У жуков этого нет. Есть впечатление какой-то совершенной вещи. Еще змея во всей своей чешуе такова. Она прекрасна, потому что без изъяна. И жуки мне кажутся такими же.
и: Вы окончили ЛГПИ им. А.И. Герцена по специальности "география и биология" - почему после школы выбрали не гуманитарный факультет?
крусанов: У меня такой склад ума, характера и т.д. Я люблю перемещаться в пространстве, мне интересно детальное устройство мира, его население. Я ведь уже в детстве, лет в 12, серьезно увлекся коллекционированием жуков. То есть прочитал необходимую литературу, обзавелся инструментарием: морилками, расправилками, анатомическими булавками, иглами для препарирования и т.д. Благо все это можно было недорого приобрести. Были такие учколлекторы, где можно было получить всякие приспособления для классов биологии или еще чего-то. Хотя тогда у меня не было жизненной установки, что я буду географом, биологом или кем-то таким. После школы мы еще не решаем свою судьбу. Это был во многом случайный выбор. Все куда-то шли, поступали. Надо было поступать. Мне это не было чуждым, по крайней мере. Поэтому я пошел на "географию-биологию", на естественные науки.
Это был подспудный путь за увлечением. Потом, естественно, в пору юности, это увлечение вытиснилось другими: музыкой, чем-то еще. Но подспудное впечатление и подспудная тяга к этому, она, наверное, как-то в этот момент и сработала. Потому что со временем, когда мы начинаем понимать или нам кажется, что мы начинаем понимать окружающую нашу действительность, мы отсеиваем шелуху и возвращаемся к прекрасному. Я сейчас вернулся к коллекционированию жуков опять. Потому что все остальное оказалось шелухой, а вот это настоящее.
и: Давайте поговорим о вашем чтении. В доме было много книг? Вообще, гуманитарный образ присутствовал в вашем детстве, юности?
крусанов: Книг было много, но у меня мать учитель. Там никуда от книг не деться. Кстати, учитель географии. Книги были, но такие, общего плана, что ли. Это классика, русская, европейская. То есть какой-то специальной заточки, скажем, на проклятых поэтов или еще на какие-нибудь там области, на Серебряный век не было.
Чтение - это такая заразительная вещь... Это сейчас я испорченный читатель, как и всякий писатель, как вообще профессионалы пера и критики. Потому что мы совершенно иначе читаем. Вот дети они не читают книгу - они ее проживают. Они в ней как бы живут, если эта книга может их так увлечь. Плохую книгу они не будут проживать, не будут читать. Им будет скучно.
И вот если попадаешь в круг хорошего чтения, т.е. начинаешь, как ребенок, проживать эти книги, это страшно увлекательно. Это волшебное занятие. И в юности я этого яда попробовал. Я долго был таким благодарным читателем для автора. Фолкнером я просто болел в свое время. Хотя на самом деле сейчас мы прекрасно понимаем, что жизнь гораздо причудливее и богаче любых соображений на ее счет, кто бы эти соображения ни делал - писатель, философ или еще кто-то.
и: Вы как-то сказали, что вас в большей степени интересует метафизика, не физический человек. Соотносилось ли это как-нибудь с вашим интересом к биологии или к структуре материи?
крусанов: Биология и структура материи это как раз физика. А метафизика это то, что их превозмогает. Банальный пример: все представляем, как устроен глаз. Но мы не понимаем, почему он видит. И почему видим немножечко все по-разному и эти углы зрения на предмет рождают у нас разные мысли. Вот есть предмет, но он дает эффект, который превозмогает его физическое описание. И вот это самое интересное. То есть с точки зрения физики можно сказать, что все люди в общем-то одинаковые. А они ведь не такие. И вот то, что их отличает не физически, а в других проявлениях, - вот это в первую очередь и интересно.
и: Павел, вы как-то сказали, что если бы не ваши занятия литературой, то, вполне возможно, вы бы погрузились в изучение биологии как в запой? То есть, иными словами, увлечение и страсть к разбиранию материи они до сих пор в вас живы?
крусанов: Разбиранию - я понимаю, вы совершенно правильно говорите, поскольку аристотелевский путь познания проходит через разложение. Надо сначала лягушку умертвить, разрезать, расчленить, тогда нам кажется, что через это мы понимаем мир, его устройство. Но мы понимаем устройство мертвого мира при этом. Мы изучаем убитый уже, неживой мир. А мне бы все-таки хотелось работать как биологу, изучая не столько анатомию или еще что-то, сколько сами жизненные циклы, совокупность биоценозов. То есть мир в его живом дыхании. Мне это интересно.
