Фортинбрас разбушевался
Большие гастроли Александринки, которые под занавес года устроила "Золотая маска", открылись "Гамлетом" Валерия Фокина. Его спектакль, пожалуй, самый удачный пример актуализации классики, предпринятый в последнее время на российской сцене.
Признаться честно, мне уже много лет кажется, что театру за "Гамлета" больше не стоит браться. Как-то не приспособлена эта пьеса для современной сцены (и жизни), а точнее, наоборот - сама жизнь и сцена как-то не приспособлены для освоения этой пьесы. Ее протагонист в самые разные времена неизбежно становился героем своего времени - романтиком, рассерженным молодым человеком, диссидентом, битником. Но, так же как невозможно сказать что-то определенное про нашу действительность - дробную, бесстилевую, лишенную внятного смыслового вектора, так же трудно понять что-то про нынешнего сценического Гамлета. Кажется последней великой и мощной сценической версией Шекспирова шедевра стал спектакль Някрошюса.
Так вот, спектакль Александринки - первый на моей памяти "Гамлет", сделанный после Някрошюса, который - пойми про что. Валерий Фокин не пошел у времени на поводу, а отстранился от него и вынес ему приговор - холодный, предельно рассудочный и внятный в каждом пункте. Стилевую чересполосицу и смысловую пустоту времени он наконец-то отрефлексировал. Он возвел ее в принцип. Он намеренно, а не случайно отразил ее в самом тексте, склеенном драматургом Вадимом Левановым из самых разных переводов Шекспира (включая архаичнейший перевод Николая Полевого) и перемежающемся брутальными "новодрамовскими" экстраполяциями. Нашему времени и впрямь все к лицу (недаром герои с такой легкостью меняют в какой-то момент современное партикулярное платье на парики и фижмы), в нем любой коллаж имеет право на существование.
В постановке Александринки есть много выразительных театральных ходов, которые уже многажды описаны с момента питерской премьеры. Не будем повторяться. Расскажем лишь про начало спектакля и выразительнейшую сценографию Александра Боровского. Трибуны огромного стадиона развернуты к зрителям тыльной стороной. Они занимают все зеркало сцены и как бы являются продолжением зрительного зала. В первом эпизоде - инаугурация нового короля - главные герои стоят к нам спиной. Они и в дальнейшем часто будут стоять в этой "тыльной" мизансцене. О том, что происходит на самом стадионе, мы можем лишь догадываться, но то, что члены президентского совета, то есть э-э-э... королевской семьи, повернуты к торжествам передом, к людям (то бишь к нам) задом, само по себе очень красноречиво. Перед торжеством трибуны инспектируют фээсбэшницы с овчарками, которые на всякий случай спускаются и непосредственно в зрительный зал.
Принца (Дмитрий Лысенков) приволакивают на инаугурацию вусмерть пьяного. "Что Гамлет?" - спросит Полоний. "Спит и видит сны", - ответят ему Розенкранц и Гильденстерн (они же Марцелл и Бернардо). Гамлет тут не нужен никому. Особенно маме. Уж очень невоздержан, распущен, гадок (даже приведенный в чувство норовит ухватить Офелию за зад в самый кульминационный момент коронации). Сведения о его дебошах наверняка то и дело попадают на страницы желтой прессы. От такого надо избавиться не потому, что он опасен, а потому, что компрометирует власть. Мало ей скелета в шкафу, так еще Бог наградил таким вот наследничком. Ни в какой Виттенберг этот балбес ехать не собирается. В отличие, например, от Лаэрта, который очень просится у короля во Францию. Король относится к просьбе с пониманием. Что же делать сыну высокопоставленного чиновника на родине-то? С овчарками, что ли, век коротать...
А Гамлет... ну куда его? Проше всего в сумасшедший дом. Или в нарколечебницу. Никакого призрака в этом посюстороннейшем из всех миров конечно же нет. Розыгрыш явно срежессирован челядью по просьбе Гертруды. Именно эта железная леди, угробившая мужа и теперь тяготящаяся распутным сыном, является пружиной всей интриги. Клавдий - лишь игрушка в ее руках. Трусливый подкаблучник. Муж-паж, муж-слуга. Андрей Шимко и Марина Игнатова играют царственную чету великолепно. Он ничтожество, она вероломство. Она только одного не учла.
После скверно поставленного фарса с Призраком (ну чисто - ТЮЗ в Тетюшах) спившийся, бессмысленный, опупевший от водки принц вдруг с ужасом осознает неправедность мироустройства. Он жалок, нелеп, противен, но он вдруг понял, что ТАК жить нельзя. Он - это последняя конвульсивная попытка времени осознать свою выхолощенность, мерзость, убожество. Осознать и высказать устами не философа, не романтика, не нонконформиста, а бедокуристого мажора, вдруг обнаружившего способность к рефлексии. Остальные рефлексии лишены напрочь. Они не ведают ни сомнений, ни заблуждений. В их устах фальшиво все - особенно патриотический раж.
В фокинском "Гамлете" текст купирован и сведен к полутора часам сценического времени. Все только началось - и вот уже развязка. И Гертруда добровольно выпивает кубок с ядом, сказав сыну: "Ты победил!" А он ведь действительно победил. Его попытка вправить веку сустав жалка, нелепа, даже смехотворна. Но она - последнее, что еще как-то связывает нас с миром гуманистических ценностей и с самим "Гамлетом".
В финале фокинского спектакля на сцену выйдет мальчик-подросток Фортинбрас, истинный герой нашего времени, оптимизатор действительности с благообразно пустым лицом "нашиста". Без тени эмоций на лице он окинет взором гекатомбу и спокойно скажет: трупы убрать.
