Балдинская осень

23 ноября будет вручена крупнейшая литературная премия России "Большая книга" (Гран-при - 3 миллиона рублей). "Известия" начинают публикацию серии интервью с главными ее фаворитами 2010 года. Первым, с кем мы встретились, был художник, архитектор, график Андрей Балдин. Главная героиня его книги "Московские праздные дни" - наша столица. В разговоре с обозревателем "Известий" Наталией Осс Андрей Балдин объяснил, почему Москва может потерять столичный статус, почему русские книги мучительно трудно читать и тем более писать и почему литератору нужно выйти из бумажной клетки.

известия: Вы не считаете себя ни писателем, ни литератором. Кто вы тогда?

андрей балдин: Я исследователь. По образованию - архитектор. Литературой занялся почти случайно: еще в институте открыл для себя "главный секрет" Толстого.

и: В чем же толстовский секрет, который изменил жизнь архитектора?

балдин: В двух словах это рассказать трудно. Если коротко - меня всегда раздражала сумма композиционных нелепостей, связанных главным образом с судьбой князя Андрея Болконского. В "Войне и мире" масса временных и сюжетных сбоев, "ошибок" - жена Болконского носит ребенка невероятное количество времени, Болконский говорит Наташе, что едет за благословением к отцу и вернется через год, но возвращается через два, и так далее. Я, будучи тогда студентом-архитектором и профессионально занимаясь композицией, решил сначала, что все это хаос и небрежности. Стал в них разбираться. И обнаружил, что роман написан как будто не от лица Толстого, а от лица Пьера Безухова. Мне, как архитектору, стало ясно, что мы имеем дело с принципом обратной перспективы. "Война и мир" - это роман-воспоминание, "написанный" очень неравнодушным человеком, Пьером. И далее, продолжая разбираться в том, как Толстой построил свою обратную перспективу, я понял наконец, что это не просто воспоминания Пьера Безухова, а его мгновенное озарение, произошедшее с боем часов в последние секунды романа. То есть, очень коротко, роман "Война и мир" - это описание одной секунды Пьера Безухова. Таков его главный "секрет".

и: В книге "Московские праздные дни" вы применяете тот же толстовский прием, но исследуете теперь самого Толстого и толстовскую Москву. И что вы выяснили о писателе?

балдин: Толстой стремится вернуть время. Всегда, во всяком своем творении. Он же сирота, рано потерявший родителей. Мать - в полтора года, отца в восемь лет. И вот в восемь лет он решает: нужно все вспомнить и все, абсолютно все записать. И тогда прошлое вернется. Если опишешь все, что произошло, время свяжется воедино. Бондарчук, видимо, знал об этом, когда снимал "Войну и мир". У него фильм начинается с последней фразы Пьера, фраза режется пополам, потом идет весь фильм и в финале фраза договаривается. Бондарчук снимал правильный фильм, фильм-озарение. Главный секрет Толстого - это роман о чуде, которое он искал с детства. Это чудо возвращения времени.

и: Вас предупреждали, что просто так такие открытия не проходят. Что с вами случилось потом?

балдин: Я "провалился" в исследование русской литературы. Мы очень многого не знаем, начиная с самых простых вещей. В советское время какие-то темы игнорировали. Например, историю перевода Библии на современный русский язык (1809). Об этом я писал в книжке "Протяжение точки", в первой части (Книгу "Протяжение точки" в прошлом сезоне "Большой книги" читатели назвали лучшей. - "Известия"). Советская наука не могла рассматривать всерьез такие поворотные пункты в судьбе нашей культуры. А ведь это революция в сознании - перевод Библии на современный язык. Историю литературы XIX века нужно рассматривать заново, учитывая своеобразное соревнование литературы и церкви за духовную власть в стране. Или та же история композиции, с которой связан "главный секрет" Толстого. Толстой разрабатывал его как некое таинство, священный по своей сути прием. И вдруг он узнает во время поездки в Англию в 1857 году, что секрет этот давно открыт. Его опередили, его приоритет изобретателя нового романа был поставлен под вопрос! В этот момент Толстой пишет "Люцерн", согласно советской теории, антибуржуазный, политический рассказ. А он просто в гневе и досаде - на англичан, которые прежде него выдумали роман-воспоминание. Такие расшифровки можно применить к Пушкину, Карамзину, Лермонтову, Чехову. История русской литературы вполне соотносима с историей европейской. Все очень трезвые, "оптические" выводы. Нам досталась из прошлого масса химер, лозунгов, легенд, которые и теперь имеют силу, оттого что мы смотрим на свое прошлое через бумажные очки.

и: От химер и легенд отказываться тяжело. Не боитесь, что вас проклянет литературное сообщество?

балдин: Не боюсь. Литераторам это в первую очередь интересно. Нужно искать новые ракурсы исследования, искать следующее пространство мысли. Иначе мы окажемся в тупике, "в точке".

и: Как раз хотела спросить, что вы думаете о литературном процессе в России.

балдин: Я с трудом читаю нашу современную литературу. Притом что у меня много друзей-литераторов и я с уважением отношусь к их работе. Но все это в тесном помещении "точки". Это диагноз: мы обращены в свои собственные литературные потроха. Литература слишком глубоко в себя вошла, начала есть сама себя.

и: И как это лечить?

балдин: Нужно обновлять язык - этот мы выговорили, все витамины съели, из этой грядки уже ничего не вырастает. Нынешние романы - нечто, насильно вытягиваемое из-под земли. Все очень натужно и как-то безвоздушно. Это долгое отгораживание обернулось сегодня постоянным повтором и вымучиванием тем. Нужно менять контекст, искать поводы для путешествия, в том числе реального путешествия. Оно отлично проветривает мозги. Самое время. Лучшее из того, что сейчас делает Россия, - это большое путешествие. Она ездит вне и внутри себя, чего никогда раньше не делала. Это повод для обновления умственного пейзажа.

и: Вас не упрекали в том, что в книге вы перебрали с метафизикой? Что Москва вышла у вас слишком мистической?

балдин: Упрекали, конечно. Но Москва такая. Она реагирует. Она умеет сосредоточиваться. Этим летом, когда были пожары, я понял, что мы переходим в десятые годы. Мы увидим послепожарную Москву - она не останется прежней. Написал сдуру об этом в ЖЖ. И оказалось, что так оно и есть. Мы отжили нулевые годы - довольно бессмысленные, пустые. Это была какая-то мелкая сволочная торговля, и Москва, к сожалению, лидировала в ней. Она будет расплачиваться. Я воспринимаю снятие градоначальника, причем с наихудшей формулировкой, как заслуженное наказание Москве. Друг мой, Рустам Рахматуллин, очень точно диагностировал: раньше Москва называлось александровской, николаевской, по царям, определение "лужковская", по губернатору, означало ее страшную провинциализацию. Москва превратилась в губернский город с нелепой второсортной архитектурой. Даже День города не удался. Лужков, наверное, постеснялся устраивать его в свой день рождения, но день Москвы - это именно 21 сентября. Это Рождество Богородицы, это Куликовская битва. И теперь пошло наказание. И оно только начинается.

и: Страшные вещи говорите.

балдин: Не страшные, а трезвые. Думаю, что Москва будет подвигаться к тому, что ее лишат статуса столичности. Настолько бездарно она распорядилась свободой, данной ей на рубеже тысячелетий. Москва не выдумала новой страны. Она не справилась со своей столичной ролью. Мы получили невероятную возможность создать новый проект на рубеже тысячелетий. Пришла свобода, но мы распорядились ею самым банальным и подлым образом - проворовали ее. Наши дети и внуки будут со стыдом оглядываться на то, что мы творили в 2000 году. Мы не выдумали свою следующую жизнь. Москва обязана была это сделать.

и: Как далеко мы ушли от праздников.

балдин: Как раз нет. То, что в России нет праздника Преображения, это очень важный диагноз.