Гладков и чудо
15 октября в Театрально-концертном центре на Дубровке стартует мюзикл "Обыкновенное чудо". Кроме шлягеров из легендарного телефильма со сцены прозвучат еще более двадцати номеров, специально написанных Геннадием Гладковым. 75-летний композитор, автор безусловных шедевров в самых разных жанрах - от музыки к кино- и мультфильмам до оперы, сегодня полон новых идей. В Зале Чайковского состоялся концерт из его сочинений - дирижировал Владимир Юровский. Только что написаны два произведения для музыкального театра - одно по сказкам братьев Гримм, другое - по Сомерсету Моэму. С Геннадием Гладковым встретилась Екатерина Кретова.
известия: Когда-то вы с Марком Захаровым совершили "Обыкновенное чудо". И вот теперь оно возвращается в виде мюзикла с сюжетом Евгения Шварца, вашей музыкой, стихами Юлия Кима, режиссурой Ивана Поповски. Что изменилось за три десятилетия?
геннадий гладков: Тогда я написал шесть песен, пять из которых вошли в фильм. Так что не так уж много песен было в этом фильме, но почему-то многие его воспринимают как музыкальный. В новом мюзикле более тридцати номеров: здесь поют и Король, и Принцесса, и Медведь, и Охотник, много ансамблей. Конечно, было очень важно попасть в стилистику, соответствующую сегодняшнему дню. Но отталкивались от тех музыкальных тем, которые были в фильме, - публика любит знакомое. Надо было писать так, чтобы все подумали: а разве этого в фильме не было?..
и: Отца Александра Меня как-то спросили: бывают ли чудеса? Он ответил: "Только чудеса и бывают". А вы как думаете?
гладков: Смотря в каком плане... Если в застольном, шуточном, то это одно, а если серьезно, то это философский вопрос. Я, пожалуй, на стороне тех умных людей, которые говорят, что чудо - это то, чего мы еще не знаем. Вот летать, например, когда-то казалось чудом. А потом вдруг стало обычным делом: купил билет на самолет и полетел... Но оказалось, что чудо может и рухнуть. Мы удивляемся, почему стало так много аварий. Да потому, что все, что сделано человеком, ненадежно, связано с ошибками. Я свои партитуры проверяю без конца и каждый раз нахожу новую неточность. Поэтому я ужасно боюсь, когда сейчас все начинают уповать на технику, нанотехнологии, то да се... Ведь они тоже разработаны и управляются человеком. Сегодня невозможно ничего сделать без компьютера. Чтобы о ком-то что-то узнать, обязательно нужно зайти на какой-то сайт. А у меня и компьютера нет. Вспоминаю историю нашего с Василием Ливановым мультфильма "Синяя птица", который мы сделали сразу после "Бременских музыкантов". Для того времени фильм был авангарден. Его не особо поняли. И вот, привезли его в Одессу, а там все ждут что-то типа "Бременских...". Вместо этого - модерновый фильм по Метерлинку. На очень плохой аппаратуре - старой, 30-х годов. Запустили ленту: все темно, звук паршивый, ничего не понятно. Полный провал, мы с Васей совершенно убитые. А Васин отец Борис Ливанов, выдающийся русский артист, нам сказал: "Если искусство зависит от каких-то лампочек, это уже не искусство".
Если говорить о чуде - я люблю мистику. Гофмана, Гоголя, братьев Гримм... Меня совершенно не интересует все бытовое, я люблю романтику, приключения, фантастику. Меня очень интересуют всякие мистические истории.
и: Вы - верующий человек. Все это не идет с православием?
гладков: Я православный, но не ритуальный. В церковь почти не хожу. Мне в церкви плохо. Я крестился очень поздно, в 60 лет. Читаю Новый Завет, это книга жизни. Я люблю христианство по сути. У меня есть свои молитвы. Я столько раз был на грани ухода, у меня есть свой приказ сверху. Мне дан талант, и я его отрабатываю. Когда я работаю - не пью, не ем, пока не падаю от усталости. Не могу написать ни похабства, ни пошлости.
и: Вы сказали, что к компьютеру даже не прикасаетесь. Как же вы пишете музыку?
гладков: Какие-то технические приспособления я, конечно, использую, но совсем допотопные, например кассетный магнитофон. Это для меня что-то вроде записных книжек для писателя. Я импровизирую на синтезаторе и, чтобы не забыть то, что сочиняется, включаю запись.
и: Ага, все-таки синтезатор!
гладков: Просто пианино постоянно расстраивается от перепадов температуры: я живу за городом. Но когда выключается электричество - а это частенько случается, я разворачиваюсь от синтезатора к пианино и играю на нем.
и: "Обыкновенное чудо" - это действительно мюзикл? А то сейчас нередко за мюзикл выдают нечто вроде старой советской оперетты.
гладков: Безусловно, все написано по законам жанра мюзикла. Конечно, русского, а не американского, где очень важно, насколько одновременно все поднимают ногу в танце. В русском мюзикле гораздо важнее чувство, душа, чтобы задевало, заставляло переживать. В оперетте всегда были элементы необязательности сюжета. Поэтому либретто оперетты многократно переделывалось, переписывалось, и она от этого нисколько не страдала. Оперетта всегда меня пугала этой невысокой умственной планкой, пошловатостью и обязательными канканами. Конечно, хотелось бы что-то поумнее.
и: Вы любите мюзикл, но не доверяете технике. Здесь явное противоречие, ведь мюзикл - как раз тот самый жанр, в котором применяются супертехнологии.
гладков: Если они по делу применяются, то я за. Меня не пугает техническое, главное, чтобы люди оставались культурными. Культурный человек может понять всю временность этих технических достижений, их обманчивость. Меня никакими гениальными эффектами не купишь. Для меня в театре достаточно двух актеров талантливых, и мне уже больше ничего не надо. А если еще и музыка живая - вообще прекрасно.
и: Вы родились в Москве в семье известного музыканта. Начали учиться музыке. И вдруг - какой-то странный вираж в химию.
гладков: Я уверен, что это было испытание. Мой отец двадцатилетним приехал из Орла в Москву, не имея ничего. Но он был блистательный музыкант, его приняли на фортепианное отделение в Мерзляковское училище, при этом он еще играл на баяне и получил первую премию на Всероссийском конкурсе баянистов. Тогда еще не играли классику на баяне, а папа первым сыграл вальсы Шопена. У него диплом подписан Луначарским. И тут его пригласил Александр Наумович Цфасман. Так он стал аккордеонистом и пианистом в знаменитом джазовом оркестре Цфасмана. Я с детства ездил с ними на гастроли. Мама рассказывала, что, как только они переставали играть, я орал, стоило заиграть снова - я замолкал. Джаз для меня был колыбельной. Но отец с матерью разошлись, с деньгами было туго, и я после седьмого класса ушел в химическое училище. Потом поступил на работу, потом в институт красителей. И только отработав там год, поступил в училище при консерватории. Учился зверски. Сижу, краской не воняет и еще про Бетховена рассказывают. Просто рай!
и: В нашей стране композиторы вашего круга, такие, как Дашкевич, Рыбников, Артемьев, оказались не у дел. Вы чужие как в академическом кругу, исповедующем авангард, так и в кругу попсы, где тон задает Игорь Крутой.
гладков: Дело в том, что в Союзе композиторов было четкое разделение: ты симфонист, ты оперный, ты балетный, ты джазовый и.т.д. В симфоническую секцию пробраться было невозможно, а нас в это время приглашали в театр, в кино за нашу необычность и мелодичность. Я владею всеми необходимыми композиторскими технологиями, сам преподавал, у меня масса учеников, которых я учил оркестровке, полифонии, гармонии. Но я знаю, что песню сочинить - это гораздо труднее, чем сонату написать. Однажды один композитор, очень известный и маститый, с презрением сказал: песни - это ерунда. А потом встречаю его на "Мосфильме", он идет потерянный. Оказалось, ему заказали музыку к фильму, а там нужна была песня. Так он не мог ее написать. Ко мне обратился за помощью: научи, как?!
и: На ваш концерт с Юровским попасть было нельзя - народ ломился. Почему же вашу музыку так трудно услышать в концертном зале?
гладков: А потому что - кто будет платить? Для этого концерта я сам печатал буклеты, голоса партитуры распечатывал. Сейчас культура у нас - золушка. Деньги выделяются только на спорт. Все думают, что если накачать мышцы, то русский народ будет жить хорошо и долго. А на самом деле с мозгами было бы лучше.
и: У вас никогда не возникало желания уехать?
гладков: Я по складу характера - "гриб". Дачу построил тридцать лет назад. И живу теперь там. Немного улучшил ее, конечно, но не сильно. А что мне делать за рубежом? Я там никому не нужен. В 90-е годы было тяжело, я бегал, преподавал, на радио, везде, где только можно, что-то делал. Потом пришел человек и предложил написать музыку для главной елки страны - в Кремлевском дворце. Денег у меня не было ни рубля, а я собрался в Рузу, в Дом творчества - там тогда дешево было, но у меня и на это не хватало. Сразу сказал: давайте аванс. Он мне трояками, пятерками набрал какую-то сумму. И там, в Рузе, я сделал первую елку - по сути, небольшой мюзикл. И потом делал их восемь лет подряд. После чего передал эстафету своему ученику Андрюше Семенову. Так что вот уже почти 20 лет эти елки в наших руках. Мы держимся нашей стилистики, с хорошей музыкой, чтобы это все не "опопсело", чтобы у ребят с детства вкус не портился. Сейчас, слава Богу, я работаю только над тем, что мне интересно.
