До свидания, Игорь

10 октября - девять дней, как не стало Игоря Голембиовского. Его похоронили на Троекуровском кладбище - более чем скромно. Прощаясь, называли легендарным главным редактором "Известий", что истинная правда. И символом российского либерализма, хотя, на мой взгляд, отечественному либерализму до такого символа - как до небес. Игорь Голембиовский не был человеком-должностью, функцией, он был просто человеком. Поразительно красивым, очень доверчивым, много страдавшим.

Три страха

Однажды я спросила Игоря: чего боятся мужчины? Он ответил: "Мы боимся боли. Еще - остаться не у дел. Глупо выглядеть...".

Игорь Несторович Голембиовский перенес много боли. Коронарное шунтирование. Инсульт. Никто не знает, зачем ему, в прошлом профессиональному спортсмену, нападающему известинской футбольной сборной, страстному теннисисту, отпущены были под финал несколько лет практически бездвижного существования - с ясной головой, прежним чувством юмора и открывшейся вдруг сентиментальностью. Которая Игорю - мужественному, "брутальному" - очень шла.

Никто не знает, зачем так долго пытали его на земле бессилием и болью. Он умер в день своих именин: 2 октября празднуется память Благоверного великого князя Игоря Черниговского и Киевского. Об Игоре Голембиовском пролилось много слез, но все-таки - теперь он свободен.

Остаться не у дел - сия чаша Игоря тоже не миновала. Новое время, как ни странно, обошлось с ним гораздо круче, чем советское - когда Голембиовский подружился с Эдуардом Шеварднадзе, поработал в ЦК ВЛКСМ, пришел в "Известия" при Алексее Аджубее, и даже попав в опалу (главредом на тот исторический момент был Петр Алексеев), изгнание свое переживал собкором в Мексике. Учился водить крокодилистый "крайслер", расталкивая машины на парковке...

После августа 1991-го Игоря Голембиовского выбрали - не назначили, но решением трудового коллектива выбрали - главным редактором. Газета стала ОАО и лишилась уточнения "Советов народных депутатов". Игорь, разделяя всеобщую эйфорию, не догадывался тогда, что бывают вещи пострашнее Советов. Нет, не так: потруднее Советов. Отречься от старого мира - не фокус, фокус - приспособиться к новому. В 1997-м Голембиовский потерял "Известия". Затем - "Новые Известия". И наконец - свой последний проект, газету "Русский курьер". Он лишился здоровья. Остался без денег. Его имя трепалось в уголовном суде, а Игорю Голембиовскому буквально не на что было жить. Об этом судачили с недоверием, изумленно. Блистательный небожитель рухнул с высоты - как такое могло случиться?!

Всем, кто сегодня голосит: "Голембиовского загнобили власти" или "убили олигархи", недурно бы учесть - Игорь виноватых не искал. Знал, что расплачивается за собственный выбор.

Игорь выиграл только в одном: он всегда проигрывал по своим правилам. И поэтому не выглядел глупо. Третий из мужских страхов оказался не актуален.

Вождь

...Я пришла работать в "Известия" в 1995-м - девчонкой, настолько сопливой, что сегодня неловко вспоминать. Игорь Несторович Голембиовский в том же году отмечал 60-летие, пригласив всех-всех-всех к длинному столу в своем кабинете. Он был хорош, как полубог. Я прозвала его тогда "главный редактор представительского класса" - это был "мерседес-600" среди корявых "жигулей".

Игорь принадлежал к лимитированному "модельному ряду" - таких природа выпускает всё меньше. У него были медальный профиль, рост, литая стать, чудесная улыбка и густой рокочущий бас. От этих перекатов даже случайные собеседницы теряли нить разговора... Безупречно галантный, заботливый, остроумный, легкий, нежный к людям и зверям - Игорь не имел соперников и искренне не понял бы соперничества.

Есть такие мужики-магниты: они входят в комнату, и никого больше не видно, они сидят за столом - и вся компания устремлена обожающими взглядами в одну точку. Игорь приходил - и сразу начинался праздник. Игорь уезжал - и наступало серое утро после карнавала. Он был прекрасен, как море, как солнце, как камни старого города. Про таких говорят: "поцелованный Богом".

Говорят, впрочем, и по-другому. Кто-то из модных в начале 90-х "страдальцев режима", впервые увидев Игоря, ляпнул уверенно: "Ну, этот - точно кагэбэшник. Лицо слишком правильное". "Правильные" взгляды 90-х плохо монтировались с правильными чертами лица. Голембиовский приучил себя склоняться к коротышкам, подстраиваться под беспородных, опекать ущербных. Не понимая, что любая идеология - туфта по сравнению с красотой и масштабом, которыми наградил его Господь.

У Игоря было особое представление о демократии. Установить себе зарплату наравне с замами, уступить кому-то право вести планерки - в любом ином исполнении эти эскапады считались бы глупостями, да они таковыми и являлись, но подобным образом Голембиовский воплощал в жизнь свои иллюзии о высшей справедливости.

Он был исповедником крайних - едва ли не абстрактных - истин, романтиком, максималистом и в этом юношеском качестве ухитрился дойти до конца. Для Игоря принцип практически всегда был выше житейских обстоятельств, идеал мужской дружбы - важнее качества друзей, эталон благородства не оставлял места спасительному компромиссу. "Всё или ничего" - эта рулетка обходится с человеком подло. "Всё" не выпадает никогда.

Он делал много ошибок и, как всякий настоящий мужик, не любил свои ошибки признавать. Споры с ним смысла не имели, он был - Игорь, это следовало принимать как данность. Кого волновала правота его или неправота в 97-м, когда новые акционеры захотели другого редактора? Само обаяние личности выбора не оставляло - только подать заявление и уйти вместе с Игорем. За ним нельзя было не следовать, как парус не может раздуваться поперек ветра...

За спиной, да и в глаза его частенько называли Вождем, однако сто пудов харизмы были, пожалуй, единственным инструментом управления, которым "вождь" пользовался. Давления, тем более насилия не терпел. Брезговал. Внешне скала, глыба, каменная стена, твердость свою Игорь проявлял в одном - никого ни к чему не принуждая. Верил, что абсолют свободы равняется абсолюту достоинства, - для всех, как для него самого. Стеной, кстати, только выглядел со стороны. Поражения переносил тяжко, молча, надрывая сердце. Падал плашмя и отлеживался, как раненый зверь.

Проблема в том, что никакую власть, никакие позиции добровольным подчинением не удержишь. Игорь и не удержал.

Гулико

Игорь Голембиовский родился 29 августа 1935 года в маленьком грузинском городке Самтредиа. В тбилисском загсе его зарегистрировали неделю спустя, поэтому официальные приветствия ко дню рождения приходили 7 сентября. Грузинских кровей у Игоря не было. Отец - поляк, дворянин, левый эсер, после революции бежал из Петрограда, от греха подальше. Работал некрупным, но все-таки начальником на железной дороге. Умер от инфаркта, когда сыну было 15 лет - проблемы с сердцем передались Игорю по наследству. Мама - деревенская девочка из-под Воронежа добралась в Грузию чуть ли не пешком, спасаясь от голода. Игорь вспоминал, как приезжала петербургская бабушка, отец разговаривал с ней по-французски, а мать очень обижалась:

Игорь Голембиовский прожил в Тбилиси без малого тридцать лет. Это во многом определило его характер и, соответственно, судьбу. К шляхетской гордости, закодированной в генах, добавился кодекс кавказской чести (мало кем на Кавказе соблюдаемый): максимум, что может сделать мужчина, не роняя своего достоинства, - сесть под айвой и ждать, пока плод упадет прямо в зубы. Трясти дерево недопустимо.

Игорь Голембиовский был везучим человеком, подарки судьбы сыпались на него, как из рваного мешка. Однако чересчур радоваться этой щедрости он тоже считал моветоном. То и дело прятал руки за спину. Это не хорошо и не плохо - это была его жизнь.

Гжечный пан, выросший в Грузии, - взрывная смесь. Игорь не мог измениться, то есть изменить себе - даже ради собственного спасения, даже ради благополучия близких людей. "Вся жизнь впереди, а хвост позади", - с ноткой печальной обреченности шутил Вождь.

На моей памяти Игорь не ездил в Тбилиси ни разу, любил на расстоянии - как Утесов Одессу. Зато ездили другие. Знакомились с друзьями его молодости. Бродили по городу с чудесным сыном - Гией Голембиовским, таким же добрым, жалостливым, великодушным. Учились готовить лобио и сациви - Вождь ставил грузинскую кухню превыше всех прочих. Однажды, захватив фотоаппарат, я отправилась на поиски дома, где Игорь вырос, и нашла его - старенький, деревянный, с галереей, на краю парка, сбегающего к Куре. Здесь во дворе стояла огромная бочка для дождевой воды, в которой маленький Гулико Голембиовский чуть не утонул - соврал соседям, будто летом в Батуми научился плавать. Мужики ради эксперимента бросили бичо в воду и еле успели вытащить - вся пятилетняя жизнь промелькнула у Игоря перед глазами...

Игорь Голембиовский был потрясающим рассказчиком. Истории про его голодную, холодную, безалаберную, великолепную молодость забыть невозможно. Как чуть не загнулись на пару с приятелем в поезде - без провианта и с пустыми карманами. Пытались продать Игореву школьную золотую медаль и с крайним разочарованием выяснили, что она не настолько золотая... Как давали дуба в Москве зимой - в тонких пальтишках и хлипких ботиночках. После чего Голембиовский передумал поступать в МГУ, куда его - баскетболиста, единственного "инородца" в юношеской сборной Грузии, активно приглашали.

Потом был филфак Тбилисского университета, законченный без отрыва от баскетбольного кольца. Игорь консультировал сокурсников по вопросам грамотной русской речи. Кого-то из отстающих профессор вызвал к себе на дом. Парню идти на казнь очень не хотелось. "Ты скажи так, - научил его Игорь, - я заходил к вам, но вас не было дома". "Я заходил к вас, но квас не было дома", - воспроизвел тот профессору...

Плач Ярославны

Ни один вечер рассказов, когда Игорь незаметно и элегантно вытягивал бутылку виски и курил, курил, курил, не обходился без романтических воспоминаний. Девочка-дежурная на детской железной дороге, катавшая голенастого пацана бесплатно, за красивые глаза... Ровесница из латышской, кажется, сборной по баскетболу - первый поцелуй на сборах... Молодая учительница литературы, спокойно соблазненная отцом лучшего друга, известным грузинским актером Кобахидзе, - первая любовная драма... Москва, где прибывший из Тбилиси Игорь, по его собственному выражению, "немножко пошел по рукам"... И дальше, дальше, дальше... Игорь Голембиовский измерял свою жизнь именно такими вехами. Это не было мужским бахвальством. Это были рассказы о любви. Состоявшейся или нет, но всегда ожидаемой и искомой. Как многие красивые люди, он был рожден не для житейского волненья, не для корысти, не для битв...

Он говорил: "Никогда не предавай то, что у тебя было". И я не предам десять лет рядом с Игорем. Не в "команде" Игоря - с командой, на мой взгляд, у него были большие проблемы. Просто рядом с ним.

Он прожил 90-е годы честным человеком - о многих ли можно повторить такое? Он прожил 90-е годы человеком наивным - той высокой наивностью, перед которой даже циничное лицо времени светлело. Он судил о других по себе - и многие если не становились, то хотя бы казались лучше.

Что завещал Игорь Голембиовский современным "Известиям"? Надеюсь - чувство красоты и понятие масштаба. Газета будет жить, пока мы храним и то, и другое. Вековой бренд не определяется системой политических взглядов, как не может быть описан в столь узких категориях долго и ярко живущий человек. "Известия" - это сумма больших величин. Одной из которых был Игорь Несторович Голембиовский. Для меня он навсегда останется главным редактором. Первым и единственным.

Однажды - наверное, в "Русском курьере" - я сочиняла статью о прощальной московской гастроли Лучано Паваротти. Тенориссимо был уже слаб, выходил, опираясь на дирижерское плечо, пел сидя. Не легенда, а воспоминание о ней. При всей нашей любви мы понимали: это конец. Игорь прочитал мой текст, улыбнулся: "Настоящий "Плач Ярославны"... Может, и обо мне когда-нибудь так напишут...".

Я не знаю, получилось ли у меня, Игорь.

Если нет - прости.

Спасибо тебе за всё.