Последние романтики
Начиная с 2003 г., когда М.Н. Саакашвили открыл на постсоветской территории новую эпоху демократических революций, не всегда дружественно складывающиеся отношения России с новыми розовыми и оранжевыми властями было предложено объяснять принципиальным идеологическим неприятием и боязнью распространения революционной заразы. В том смысле, что авторитарная держава душит демократию не только у себя дома, но и всюду, куда она физически в состоянии досягнуть. Отсюда беды Грузии, страхи Украины и Прибалтики etc. Как указал на днях в Киеве вице-президент США Р. Чейни, Россия "не дает развиваться молодым демократиям, нуждающимся в поддержке", используя вместо этого "рычаги энергетического давления".
В случае с энергетическим сырьем логика Чейни вообще сомнительна, ибо уместны вообще ценовые субсидии другим государствам или же неуместны, но спокон веку считалось, что субсидируют союзников и на известных условиях. Если для некоторого государства эти условия неприемлемы, да и союзником оно ни в коей мере себя не считает, не ясно, с какой радости ему должно выдавать субсидии.
Но даже и безотносительно к газовым субсидиям вызывает сомнения столь твердая российская идеологичность. Действительно, бывали времена глубоко идеологических конфликтов. В XVI-XVII вв. католики резали протестантов, а те - католиков, движимые представлениями о правильной вере (хотя и мирские интересы тоже замешивались). В 1792 г. Австрия и Пруссия договаривались о противодействии революционной заразе (но Франция облегчила им задачу, объявив войну первой). Последним романтиком-дезинфектором, похоже, был Николай I, в 1848 г. призвавший: "Седлайте коней, во Франции революция!", а затем даже и оседлавший, и бескорыстно подавивший - правда, не французскую, а венгерскую.
Это никак не значит, что с тех пор вмешательства прекратились и экспансионизма не стало. Это значит только то, что мотивом вмешательства перестало быть политическое и идеологическое устройство, а стали использоваться иные соображения - заливы, проливы, коммуникации, защита гонимых, укрепление естественных границ, братское воссоединение etc. В самом деле, успешная экспансия часто вела к политическим переменам в землях, попавших в новую орбиту влияния, но считать именно желание политических перемен первичным - переворачивать всю логику. Успешное округление границ может влечь за собой желание политически переустроить присоединенных, но именно как следствие аншлюса, который сам по себе вызывается совсем иными, более прагматическими желаниями.
Когда молодые демократии и их единомышленники в более зрелых демократиях инкриминируют России те же устремления, которыми были движимы СССР и Германия в ходе серии аншлюсов конца 30-х гг., и делают из этого вывод о едва ли не полном сходстве сегодняшней России со сталинским СССР и Третьим рейхом, им не приходит в голову, что аналогия очень сильно хромает как раз в смысле маяков демократии. Внутреннее политическое устройство стран и территорий, в те годы подвергшихся аншлюсу, во-первых, было (отчасти за исключением Чехословакии) таково, что назвать их маяками демократии было бы сложно. Во-вторых, степень их маяковости была и для СССР, и для Германии вопросом 257-м.
Вероятно, хотя слово "неоконы" заезжено, но революционная романтика данного миросозерцания сильно сказывается, удивительным образом совпадая с реакционной романтикой Николая I. Отсюда и готовность вполне серьезно приписывать российским руководителям призывы "Седлайте коней, господа, в Риге молодая демократия!".
От редакции: Наши дружеские поздравления Максиму Соколову с днем рождения!
