Десять лет на военном положении
Меня, полковника и военного журналиста, на работу в "Известия" командировало Главное политическое управление Советской Армии и Военно-морского флота в соответствии с вышедшим 29 апреля 1989 года постановлением секретариата ЦК КПСС "Об освещении в центральной печати жизни и деятельности Советских Вооруженных Сил".
Сказать, что встретили меня в "Известиях" неласково, - значит ничего не сказать. Главный редактор Иван Дмитриевич Лаптев решил мягко подготовить меня к предстоящим сложностям.
- Вы не переживайте, если первые полгода вас вообще печатать не будут. У нас в редакции, - пояснил он, - работает около 500 человек. Половина - бездельники. Остальные борются за место на шести полосах каждого номера. Среди желающих печататься такие зубры, как Бовин, Кондрашов, Стуруа, Васинский, Поляновский...
Но оказалось, все не так страшно. Довольно быстро я почувствовал: в "Известиях" ценят журналистов не по анкетным данным, а за профессиональные и человеческие качества, за умение добывать для газеты интересные и злободневные темы.
Я, видимо, находил такие темы. С одной из них был связан эпизод, который мог стоить мне известинского удостоверения. Тема, конечно, была - острее некуда: как СССР выполнял Договор о ракетах средней и малой дальности (РСМД). Мы их взрывали, теряя драгоценные металлы и засоряя осколками родные земли, а американцы - разрезали, собирая в переработку редкоземельные "материалы". Об этом с болью рассказал мне в интервью генерал - участник ликвидации наших ракет.
После публикации интервью в "Известия" пришло письмо из ЦК КПСС и главкомата Ракетных войск стратегического назначения за подписью секретаря ЦК КПСС и главкома РВСН. Меня обвиняли в том, что я "дискредитирую титаническую и многогранную работу ЦК КПСС и лично Генерального секретаря ЦК Михаила Горбачева, подписавшего Договор о РСМД по снижению вооруженного противостояния с США и НАТО и обеспечению надежной безопасности СССР". Главный редактор прочитал письмо на редакционной летучке (как я потом понял, в воспитательных целях). Я сидел, вжавшись в кресло, и гадал: выгонят меня из редакции или из партии, а может - и то, и другое (лучший вариант - "строгач" с занесением в учетную карточку), и где я теперь буду служить - в Чите, Хабаровске или, если повезет, не очень далеко - в Новосибирске? Вышел с летучки ни жив, ни мертв. Тогда-то и состоялся разговор, приведенный вначале...
Прошло время. Я писал для "Известий" из горячих точек - из Баку, Южной Осетии, Абхазии, готовил критические материалы по армейским проблемам. Из-за них часто возникали конфликты - с руководством ГлавПУРа, ВМФ, ВВС, Министерства обороны, Генштаба, военной цензуры, с гендиректорами и генконструкторами оборонных предприятий, с Федеральной службой безопасности, наконец. В ФСБ меня раз десять приглашали на допросы "по факту разглашения государственной тайны" в газете, хотя к "тайнам" я не имел никакого отношения, потому что не держал в руках ни одного "грифованного материала" - не имел к ним допуска. Тем не менее кто-то писал и слал на меня доносы в ФСБ, а там даже пытались заводить уголовные дела.
Однако из всех перипетий удалось выйти без особых потерь, чем я, конечно, обязан родным "Известиям". И все же в начале 1995 года после публикации материала из Чечни о расстреле во время штурма Грозного 131-й Майкопской мотострелковой бригады мне в Минобороны предложили уволиться из армии "по-хорошему", без потери пенсии. Что я и сделал. Драматических последствий для меня не последовало, уверен, потому, что армейские, да и прочие высокопоставленные чиновники, которые при иных обстоятельствах расправились бы с "неуправляемым журналистом" без особого труда (мало ли для этого возможностей?), все же побоялись связываться с "Известиями".
Я пришел в эту газету далеко не мальчиком, за плечами было более четверти века профессиональной работы в военной печати. По армейскому опыту знал: прав тот, у кого больше прав (или больше звезд на погонах). Но только в "Известиях" понял и сделал для себя жизненно важным правило: если журналист честен и искренен, если уверен в своей правоте - ему нечего опасаться, за его спиной газета, она не предаст. Этот же принцип я постарался внушить своему сыну Дмитрию, который теперь занимает в "Известиях" мое место.