Режиссер Александр Сокуров: "Меня попросил об этом Ростропович"
Во время подготовки премьерного спектакля "Борис Годунов" Александра Сокурова можно было увидеть в бутафорском цехе, в гримерных артистов, в оркестровой яме (на съемках своих фильмов Сокуров иногда сам дирижировал оркестром). Что нового режиссер открыл для себя, работая над главной русской оперой о влекущей и ломающей человека силе власти? Об этом обозреватель "Недели" Лидия Шамина расспросила режиссера в перерывах между последними прогонами.
вопрос: Вы впервые ставите оперу - и сразу в главном театре страны. Как решились?
ответ: Вы знаете, как-то в разговоре меня попросил об этом Мстислав Ростропович. Я не соглашался, он настаивал. Сам бы я никогда не смог напроситься. И все это время и он, и Галина Павловна очень поддерживали нас, постановщиков. Разумеется, морально.
в: Что для вас было самым сложным?
о: Проникновение в саму систему оперного театра. Это требует огромной профессиональной дисциплины. Я бы сказал, и осторожности, строгости. Театр - живой организм, приходить сюда с топором нельзя. Это очень плотный, даже тяжелый мир со своими законами, дорогами, полянками. С профессиональной точки зрения оперный театр сложнее драматического, сложнее кино.
в: Вы в кино привыкли к большей гибкости?
о: Возможно, и театр был бы таким, если бы у меня были свои артисты, свой дирижер, люди, с которыми мыслишь в одном направлении.
в: Вы знаете примеры?
о: Все самые лучшие фильмы Бергман создал с актерами, с которыми работал в одном театре.
в: А вот Дягилев, великий импресарио, никогда особо не стремился "слиться" в душевном порыве с артистами своей труппы.
о: Но мы и не видели результатов! Мы знаем деятельность отдельных личностей его труппы, но Париж есть Париж, и это явление, "Русские сезоны", в огромной степени окутано легендами.
в: Что вам в оперном театре показалось особенно странным, необычным?
о: Театральная рутина. Я раньше думал, что это в кино ее много. Нет, театр еще более "гиблое" место.
Еще - нехватка репетиций. Оркестровых в особенности. Артисту надо столько репетиций, сколько требуется, чтобы прочно освоить партию, пока он не насытится. А если он ограничен в главном, что с него спрашивать? Хотя потери художественные несомненны.
в: Что приносит удовлетворение в работе?
о: Трудно сказать... Сама возможность работать в таком театре, создать что-то - счастье, награда судьбы. И с такими художниками, как Павел Каплевич, Юрий Купер.
в: А результат?
о: Результат на меня не действует. Говоря о драматическом театре, я пользуюсь любимой формулой из грамматики: present continius - настоящее продолженное. Все тянется, и никогда ничего не получается до конца. Не потому, что капризничаешь, просто объективно видишь, сколько всего не получилось. Условия некомфортные, времени не хватило. И удовольствия от того, что ты показываешь нечто несовершенное, никакого. Какая разница, что не ты виноват?
в: А как же восторги критиков?
о: Это живет очень недолго. По кино я особенно хорошо это знаю. Всякий раз, закончив работу, понимаешь, что опять на нулевой позиции. Первое января ничем не отличается от тридцать первого декабря.
Художник Павел Каплевич: "20 тысяч камней — на четыре шубы Годунова"
Для новой постановки оперы Мусоргского в Большом театре сшито 960 уникальных костюмов
"Бориса Годунова" в Большом театре поставил известный кинорежиссер Александр Сокуров, что само по себе заинтриговало многих поклонников. Но задолго до премьеры театральная Москва принялась с интересом обсуждать уникальные костюмы, сшитые для спектакля: и ткань какая-то особенная, и технологии оригинальные. О том, как они создавались, художник-постановщик Павел Каплевич рассказал обозревателю "Недели" Лидии Шаминой.
Шапка Мономаха — лучше оригинала
вопрос: Сколько всего костюмов в спектакле?
ответ: 960! И почти все уникальны, сделаны руками потрясающих мастеров Большого театра. Например, на каждый из трех костюмов Марины Мнишек, для трех певиц, пошло по тысяче камней. На каждую шубу Бориса Годунова — а их сшито четыре на два состава исполнителей — по 5000 камней.
Шубы у нас легкие, весят "всего" 7—8 кг. А вот у Федора Федоровского в постановке 1948 года шуба весила все 20 кг.
в: За счет чего такое облегчение вышло?
о: Все костюмы сшиты из "пророщенных тканей" (специальная технология производства тканей, ноу-хау Павла Каплевича, позволяющая имитировать любую фактуру, от парчи до войлока. — "Неделя"), что заметно облегчает костюм. Костюмы главных персонажей вышиты вручную.
Кстати, для того чтобы воспроизвести на театральном костюме иконы, как придумано с коронационной шубой Годунова, надо было бы иметь благословение церкви. И мы сделали имитацию икон. Но какой красоты! Это все мастера Большого — они имеют колоссальный опыт работы над одеждой священников.
в: Многие костюмы в спектакле как будто покрыты изморосью. Это что, тоже ваша новая технология?
о: Вы заметили? Это я собственноручно их мазал рыбьим клеем. Мне Юрий Купер подсказал этот эффект. И получилось: по ходу действия эти персонажи попадают на сцену как бы с улицы, и одежда у них действительно блестит, серебрится, как это бывает под мелким дождем. Юрий очень мне помогал советами, подсказывал необычные решения.
в: Сколько же времени нужно было, чтобы сшить все эти костюмы?
о: Сначала надо было изготовить ткань в промышленном количестве — больше 10 000 метров. Это произошло где-то в августе, с этого времени и начали шить. Основная гамма костюмов серая, и когда вдруг появляется алый, как шуба маленького Федора, например, эффект получается невероятный.
в: Шапку Мономаха воспроизводили в точности?
о: По-моему, мы сделали даже лучше оригинала. Тоже из "пророщенной" ткани. Работа тончайшая: кружево нарезали, красили золотом и шили не в раскладку, а собирали так, чтобы создавалось впечатление объема.
в: А эти маленькие шапочки для кого?
о: Это шапочки-тафьи: две для Бориса, две для Федора. Они надеваются под высокую меховую боярскую шапку. Модель большой шапки мне "предоставил" Олеарий, у которого в хрониках есть зарисовки таких шапок и которые я скопировал в точности. Раньше такого никто в театре не делал, а у нас в спектакле у всех главных героев такие шапки-тафьи есть — так ведь было на самом деле.
в: И сапоги тоже "из жизни" взяли?
о: Конечно. Все мастерским Большого спасибо! Удивительные мастера! Правда, для сцены в Думе костюмы шили в Питере. А костюмы юродивых и детей-нищих мне помогали "старить" студентки Школы-студии МХАТ: душили, томили, обжигали.
После премьеры — в Святогорский монастырь
в: Кто еще принимал участие в работе над костюмами?
о: Моя главная помощница Лена Зайцева — заведующая художественно-постановочной частью Большого. Мой 12-летний сын тоже выступил как ассистент, занимался работой с детьми: учил, как вести себя на сцене, разъяснял задачи. Чтобы найти маленького Федора, мы даже устроили кастинг.
Вообще все это время мы живем одной семьей, пропадая в театре сутками. Юрий Купер сделал потрясающей красоты декорации — думаю, со времен Бакста и Головина такого никто не делал. И к ним надо было так подбирать цветовую гамму, чтобы костюмы "играли" на их фоне, не терялись.
Хочется отдельно сказать о работе с Александром Николаевичем Сокуровым, который дотошно вникает во все детали и которого догнать невозможно. Он всегда впереди, на белом коне.
в: Вы много работали в драматическом театре. В чем специфика работы над костюмом в опере?
о: Певцы не любят, когда шея несвободна, и все костюмы я старался делать максимально комфортными в этом отношении. Конечно, артисты признательны за то, что нет тяжелой парчи и бархата. В нашей постановке много движения, и каждому исполнителю из основных персонажей мы подбирали крой и ткани так, чтобы ему было удобно.
Примерок пять-шесть на каждого главного исполнителя пришлось точно. И ведь что интересно: одному артисту требуется зрительно "утяжелить" ткань костюма, а другому, наоборот, требуется впечатление легкости. Нюансов очень много, потому что каждый двигается по-своему. Один долго привыкает к костюму, а кто-то ныряет в него — и будто всю жизнь носил. Костюмных сценических репетиций было много — чтобы артисты освоились, сжились с костюмом.
в: В чем разница работы над костюмом в кино и театре?
о: Я вообще с таким количеством артистов работаю впервые. В кино все делается на один раз, сняли крупным планом — и готово. В театре все должно быть крупно, на одном высоком уровне. И в театре костюм должен жить долго. Поэтому технологически я стремился делать костюмы как промышленные. Это легко могло бы стать модой.
в: Чем вам особо запомнится постановка?
о: Она для меня судьбоносная. Исполнились сразу две мои мечты: я мечтал сделать спектакль в Большом театре и встретиться в работе с Александром Сокуровым. И на "Борисе" все сошлось.
в: Что будете после премьеры делать?
о: Мы втроем, Александр Сокуров, Юрий Купер и я, решили сразу же уехать в Михайловское, где "Борис Годунов" и был написан. Посидим на городище Вороничи, сходим в Святогорский монастырь. Надо, чтобы отпустило...
