Третьяковку побелили
У Дмитрия Борисовича Лиона (1925-1993) никогда не было мастерской. Все свои работы, по преимуществу рисунки тушью, пером и тростниковой палочкой, он хранил под собственной кроватью. Он принадлежал к военному поколению, в 1943 году был призван в армию, а спустя девять дет демобилизован с Дальнего Востока по ранению. Он жил скромно, как многие тогда. Но его художественные мысли лежали за пределами бытовых неудобств.
Дмитрий Лион - один из немногих в истории русского искусства художников-философов. Такими были Малевич, Кандинский, некоторые другие. Но в современном искусстве немногие. Его странные работы - черные штрихи на больших белых листах, похожие на неумелые почеркушки ребенка, - это философские высказывания о создании мира из небытия, о рождении и смерти, о глубине сознания, которую невозможно выразить иначе как обрывками образов.
Он никогда не давал названий своим рисункам. Только по случаю (выставки или публикации). Поэтому названия на выставочных этикетках постоянно повторяются: из серий "Три жизни Рембрандта", "Шествие", "Судьбы русских поэтов", из "Библейского цикла".
Главный вопрос к Дмитрию Лиону: почему он оставлял так много белого, заполняя лист рисунком лишь в лучшем случае на четверть. Ответ Лиона (ставший эпиграфом к выставочному каталогу): "Мироздание белого. Белый мир. Плотность белого. Белое не просто пустота. Это плотность отсутствующего, плотность не материальная - плотность духа". Ответ скорее философа, нежели художника.
Лион не принадлежал ни к одной школе русского искусства. Понятно, что не реалист. Но и не концептуалист тоже. По своему творческому темпераменту, по своей любви к белому-черному он ближе к французским художникам, Дюбюффе или Сулажу, или даже к американцу Баскиа, или к абстрактным экспрессионистам, например, Джексону Поллоку: тот как бы небрежно разбрызгивал краску на холст, Лион как бы небрежно штриховал белые листы. Но у нас так не рисовал больше никто.