Модернизация вместо демократизации

Является ли уверенная победа Владимира Путина на почти безальтернативных выборах свидетельством полного согласия в обществе относительно тех программных целей, которые, в представлении общества, собирается воплощать в жизнь победитель? Или безальтернативность выборов просто засвидетельствовала их бессодержательность? Или общество уже не рассматривает институт всеобщих тайных, равных и прямых выборов как средство повлиять на свою жизнь? От выборов никто не ждет сюрпризов, программа жизни не ставится на них на кон. Все - предсказуемо, риск дестабилизации сведен к минимуму. Демократия стала полностью управляемой... С обывательской точки зрения, все эти вопросы, впрочем, имеют в лучшем случае третьестепенное значение. За Путина проголосовали потому, что ожидают, что его второй срок будет, как минимум, не хуже первого. Между тем во время первого срока он совершил уже несколько выборов, результаты которых не могут не сказаться в дальнейшем. Главное, что он безоговорочно встал на путь, традиционный для России. Это путь реформ сверху. Путь вталкивания (если надо - силой) страны "в прогресс" - такой, каким он видится сверху. Это путь модернизации вместо демократизации. 1. Путин и его заявленные цели В качестве кандидата на второй срок президент Путин представил (в выступлении перед доверенными лицами) план своих будущих действий. Примечательно, что все обсуждения этого выступления свелись к подсчету количества минут и секунд, которые предоставили государственные телеканалы кандидату для "бесплатной рекламы". Никто не рискнул оспорить по сути хотя бы один пункт из сказанного. Общественного обсуждения не получилось. Самое прискорбное - что, похоже, из-за обывательского безразличия. План между тем изложен смелый, откровенно либеральный и масштабный. Такую речь вполне мог произнести кто-то из "правых". Но специфика российской политики состоит в том, что одни и те же лозунги, произнесенные разными лицами, воспринимаются по-разному - в диапазоне от "широкого, полного и единодушного одобрения" до полного афронта. Путина, конечно, воспринимают по первому варианту. Реформирование госаппарата; либерализация (а фактически с его слов - приватизация) ЖКХ; реформы здравоохранения и образования; расширение и удешевление схем приобретения жилья; продолжение налоговой, судебной, правоохранительной реформ, силового блока вообще - это должно стать "Программой 2004-2008". Предполагается, что новое правительство Михаила Фрадкова, человека, до сих пор ни в чем ни революционном, ни даже "прорывном" не замеченного, будет все это осуществлять. Фигура нового премьера пока, увы, лишь подчеркивает актуальность вопроса: где все-таки механизм, чтоб "сказку сделать былью"? Несколько странная ситуация на первый взгляд: политическая система в течение первого срока была укреплена достаточно надежно, чтобы стать эффективным проводником в жизнь поставленных задач. Однако все мало-мальски разбирающиеся в российской политике в один голос скажут: эта система эффективно реформы проводить не будет. Назовут тому разные причины: неэффективную и вороватую бюрократию, несовершенство судов, непрофессионализм кадров, "рабские" вековые традиции и т.д. и т.п. В конце перечисления придут в тот же тупик, куда упирались практически все российские, советские и, как теперь уже ясно, и постсоветские реформы сверху: система не может реформировать себя сама, ибо рано или поздно логика реформ вступает в противоречие с интересами как системы в целом, так и отдельных ее представителей и институтов. "Путин остался один и ему нужна поддержка", констатирует один из российских политологов. "Президенту в политическом плане не на что опереться", - вторит ему другой. Если кто помнит, то незадолго перед вхождением в первый президентский срок, в 2000 году Путин возложил цветы к могиле Юрия Андропова у Кремлевской стены и установил мемориальную доску на здании КГБ-ФСБ на Лубянке. Это казалось демонстративным жестом на фоне ельцинского эпохи. Это оказалось жестом и символическим: Путина уже тогда называли в каком-то смысле идейным наследником последнего последовательно советского (Горбачев уже таковым не был) реформатора. И в российской элите, и в народе, надо признать, всегда жива была идея, что некая "спец-когорта" самых чистых, смелых и умных, некий политический спецназ сможет своротить такие горы, к которым "плебс" и подступиться боится. В этом смысле идея о том, что требуемый импульс стране могут придать "органы", была жива давно. И идея эта родилась не при Путине. Его первый срок стал временем массового прихода "силовиков" не просто в политику, а именно верхние эшелоны власти. Согласно некоторым социологическим подсчетам, пропорция людей в погонах в этих эшелонах по сравнению с поздними советскими временами возросла с менее 5% до более 50% теперь. В созданном уже именно при Путине институте полпредов, каждый из которых имеет аппарат примерно по 1500 человек, доля выходцев из кругов военных и спецслужб еще выше - до 70%. При этом сама по себе мобилизация "органов" в политику - не самоцель. Это всего лишь поиск того самого импульса, который может запустить преобразования - какими они видятся сверху. В имперской России таким "импульсом" служило европеизированное дворянство, Столыпин пытался создать некий сельскохозяйственный "средний класс", НЭП привел к временному оживлению лавочника, затем уже компартия, а вернее, ее верхушка на долгие десятилетия монополизировали сферу выработки общественной инициативы. В пору Ельцина на этом месте почти что образовался вакуум, куда сразу же ворвались олигархи. И на том этапе они выполнили очень важную общественную роль. Новый "двигатель" - люди в погонах - пошли не только во власть - но и в рынок. Их интересы на сегодня отнюдь не ограничиваются "Рособоронэкпортом" или "Алмаз-Антеем", а простираются во все стратегически значимые отрасли экономики. В этом смысле "дело ЮКОСа", как и снятие с работы премьера Касьянова (с последующими кадровой перетряской в правительстве и ближних подступах к нему) - это не просто окончательное поражение так называемых "семейных", части элиты, набравшей силу в пору Ельцина, но и расчистка плацдарма для будущих наступлений. Второй срок президента Путина станет временем еще большего подчинению контролю со стороны этой части правящей элиты все новых сфер в экономике, перераспределения именно в ее пользу контроля над важнейшими финансовыми потоками. В какой-то мере высшие сферы российской экономики станут столь же "безальтенативными", каковыми уже стала политика. Другое дело, что сама логика рынка - тем более рынка "безальтернативного", где фору имеет одна группировка элиты, а контроль со стороны гражданского общества отсутствует напрочь - неизбежно и каждодневно будет порождать все новых "оборотней". Это - обратная сторона втягивания "органов" в рынок, их коммерциализации. Вопрос снова стоит в излюбленной русской манере - кто- кого? Либо логика рыночного развития перемелет и цивилизует силовиков-государственников, либо они огусударствлят рыночную экономику до такой степени, что она не только перестанет догонять Португалию и удваивать ВВП, но вообще зачахнет. Тенденция усиления госвмешательства в экономику была доминантой первого срока Путина. Определение "точки возврата", когда здоровые силы частной (индивидуалистической) предприимчивости могут быть окончательно задавлены, станет главной угрозой его второго срока. При виде многочисленных "силовиков" в экономике и на политработе классический либеральный демократ западного толка в этом месте должен выйти из-за кулис весь в белом и нравоучительно молвить: президент должен опираться на гражданское общество. После чего персонаж может вновь удалиться восвояси, оставив после себя лишь вопрос: а что это, собственно, сегодня такое, чтобы на него опираться? Говоря политологически - кто есть опора режима? Кто опора Путина в воплощении заявленной им программы? Бюрократы? Но ведь он сам говорит, что они малоэффективны и нерациональны. "Органы"? Но не он ли говорит, что и они нуждаются в реформировании и даже сам слабо пытается уравновесить некоторые кадровые решения в пользу силовиков другими решениями - не в их пользу. Провинция, регионы? Какая из них опора, показали 1990-е годы. Опереться на общество - это, конечно, красивый ответ. Но что такое сегодняшнее общество? Что содержательного оно может противопоставить, скажем, авторитаризму? Способно ли оно решить дилемму "модернизация вместо демократизации" иначе, чем предлагается сегодня из Кремля? Что оно способно генерировать и насколько готова прислушиваться к его детскому лепету власть, за 4 года уже привыкшая к тому, что она является сутью, основой и единственной движущей силой вообще любых новаций. В ответ можно было бы воскликнуть что-то про историческую мудрость народа, про то, что ему надо верить, доверять и - довериться. Еще сравнительно недавно ценность подобных восклицаний не подлежала бы сомнению. Но сегодня вопрос можно ставить более цинично: может ли страна позволить себе риск положиться на неокрепшую, полную предрассудков "рабского" прошлого волю обывателя после того, как современный мир уже явил довольно много примеров, когда "демократизация" прямиком вела к анархии и полной несостоятельности государств. Из свежих примеров - Гаити, Грузия. Сам термин "несостоятельные государства" - порождение эпохи, которую почти 10 лет назад политолог Фрэнсис Фукуяма провозгласил эпохой торжества демократии и рыночной экономики западного толка. К тому же у "народа" были, строго говоря, в его полном распоряжении все 90-е годы. Можно, конечно, сегодня сколь угодно винить Горбачева и Ельцина за "развал" страны, "распродажу Родины" олигархам, за разгул коррупции, преступности и полуразвал экономики, но сегодня нельзя не признать: полноправным соавтором всех этих бед был господин Избиратель. Его волю никто не зажимал, свободу его слова никто не ограничивал. И он сам в свое время выбрал того, кого счел "новым Андроповым" - Путина Владимира Владимировича. И теперь переизбрал его вновь. 2. Путин и ручной режим управления. Фраза "он никому не верит" стала в последнее время очень часто звучать среди знающих Путина, или знающих тех, кто знает Путина. Даже сама форма назначения Фрадкова свидетельствует именно об этом. К чему такая таинственность? Какая польза вышла оттого, что назначение прошло в жанре спецоперации, так что о ней не знало большинство даже в самой президентской администрации? Подобные акции хорошо смотрятся в случаях, когда речь идет, скажем, о государственном перевороте (представим, что его коварно - о ужас! - замышлял Касьянов), но никак не в ситуации полностью отстроенной вертикали власти при наличии столь нежно выпестованной "партии власти" ("Единой России"), являющей собой живой символ наличия в стране формальных признаков демократии. Президент уже во многом построил систему, где все или почти все зависит от него. Как говорят очевидцы, последние недели Путин на разных встречах делал именно такие прозрачные намеки: все зависит от меня. Он при этом нисколько не хвалился, нисколько никому не угрожал. Просто констатировал. "У Путина уже почти все в ручном режиме, на ручном управлении", - говорит один из известных бизнесменов. Четыре года переводились в этот режим сферы, отношения, целые отрасли экономики. Идеология такова: может быть только одна линия влияния - президент. Отсюда Дума - hand made, переведенная на ручное управление еще в 2000 году. На ручном управлении значительная часть экономики. Новое правительство - еще более ручное, чем предыдущее. На ручном управлении силовой блок. На ручном управлении масс-медиа во главе с "главным агитатором и пропагандистом" наших дней - телевидением. Хилые, не выпавшие из постсоветской комы профсоюзы. И даже структуры, претендующие на роль конструктивной оппозиции. Наконец, даже - страшно сказать - суд. Что значит ручное управление? Оно значит то, что функционирование всех этих институтов происходит не столько по неким объективным, универсальным, одинаковым для всех правилам, а согласно индивидуальным командам сверху, трактующим формально существующие правила. Из методики ручного управления вытекает также принцип простоты. Послушное большинство в Думе проще для принятия нужных законов. Припугнуть крупный бизнес, для простоты объединенный в союз, проще, чем консультироваться с ним и тем более убеждать в чем-то. Увеличить финансирование ведомств проще, чем добиться роста эффективности трат уже отпущенного. "Проще управляться с одной партией, - говорит известный политик, - проще возбудить уголовное дело. Окружению проще говорить - "что прикажешь, о, Солнце?" - чем ломать голову над рецептами, которые радикально изменят разные сферы жизни или экономики". Проще управлять теми, кому мало что надо - чуть-чуть бюджетных денег на зарплату и просто теплую воду в домах. "Среда мутная, но не враждебная", - определил нынешнее состояние общества один из ведущих политтехнологов страны. Потративший последние годы жизни именно на искоренение враждебности среды... Отсюда еще одна черта ручного управления. Управление как народом, так и элитами веками в России держалось на одном из двух основных естественных чувств (а вовсе не тех "естественных правах", о которых говорили идеологи Просвещения - праве на жизнь, свободу, собственность и стремление к счастью) - он держалось либо на любви, либо на страхе. И никогда - на общественном договоре. Средневековые мудрецы советовали: если приходится выбирать, лучше выбрать страх, он рациональнее и надежнее. Путин умудрился сочетать два чувства: в народе он вызывает устойчивую любовь, что создает его действиям фантастический баланс прочности. Но элиту он консолидировал прежде всего на основе страха. Как недавно выразился один из ее представителей, "кто выдержит этот взгляд?!" Все это - безусловно, проще. Другой вопрос - сработает ли простота в случаях, когда некие привнесенные жизнью проблемы (политические, внешние, экономические) усложнят ситуацию до такой степени, что для ее разрешения усилий одного, даже самого выдающегося человека окажется мало, а потребуется слаженная работа системы, отстроенной согласно определенным принципам, но не эмоциям? 3. Путин и его фон Чиновники, шкурой ощутившие для себя, как ни странно, прелести ручного управления, основанного на страхе, уже подстроились. И быстро смекнули: если не выходить за рамки всячески демонстрируемой лояльности, если не пытаться превратить президентскую республику в парламентскую, если не мериться открыто силой с властью, то в нынешней конструкции жить даже много легче, чем прежде. Главное - хвалить власть и все ее деяния, демонстрировать всяческую готовность до последнего вздоха следовать ее курсу. Но за внешней скорлупой подобострастия - абсолютно своя жизнь, граничащая с беспределом, вопиющей коррумпированностью, полным отсутствием рамок идеологических и нравственных. Власть создала фон, в котором одни спят, а другие, не выходя за эти рамки, делают то, что считают нужным. Слабость власти почувствовали и тут же определили для себя ключевой принцип сосуществования с ней: делай все, что хочешь, но не выходи за рамки. Идеи и цели подменены формальными санкциями-разрешениями на действия, далеко не все последствия которых в состоянии просчитать даже в Кремле. "Вот мы хотим сделать то-то, можно-с?" - приходит в Кремль губернатор (бизнесмен, депутат, режиссер, ученый - нобелевский лауреат). "Можно, делайте", - отвечают ему в Кремле. Там ценят в первую очередь не то, что он предложил, а то, что он пришел. Что посоветовался. Что учел интересы. За это ему готовы гарантировать продление полномочий. Никто еще не тестировал эту систему в условиях, когда даже всемогущие политтехнологии уже не спасают лояльных верхам от недовольных своим положением низов. Кого ни спроси из людей, принимающих сколь-либо значимые решения - все как одни "согласны с курсом президента". Спроси их, в чем этот курс - они тут же "поплывут", распинаясь на тему "возрождения величия страны", "обретения национальной гордости", подменяя конкретные ответы жаркими упреками по типу "ах, вы не любите страну?!" "ах, вы не сторонник президента?!". За присягой на верность как-то незаметно ушло осмысление действий. Региональные лидеры присягнули на верность, умерили свои политические амбиции, но присяга не изменила их сути, не сделала более эффективными. Министры, депутаты, просто мало-мальски общественные люди вдруг все как один стали "техническими": техническое правительство, технический премьер, технический парламент, технический сенат, наполненный техническими представителями технических глав регионов. Они ни за что как бы не отвечают перед теми, кто их избирал, потому что они как бы все технически выполняют волю президента. Всякий конкретный раз технично трактуя ее по своему собственному разумению. 4. Путин и его "поколение П." На протяжении всего первого срока президентства Путин очень много говорил о социально незащищенных. В стране, где традиции иждивенчества много сильнее традиций индивидуальной инициативы, подобные речи омывали бальзамом души избирателей. Накануне выборов, в единственной программной речи (все той же - перед доверенными лицами) Путин впервые не то чтобы прямо сказал, но намекнул, что главной опорой его в реализации заявленного должны стать те, кто состоялся в этой жизни, кто бесповоротно выбрал свободу, демократию, рыночную экономику (эти слова, кстати, несколько раз прозвучали в его выступлении, до этого он не часто употреблял их публично). "Нужны действия, расширяющие базы единомышленников, - заметил незадолго до выступления кандидата высокопоставленный кремлевский соратник Путина. - С этой средой надо работать. Чтобы мрачное настроение сменилось хорошим..." "Новых идей уже не нужно, - уверяет, не опровергая начальника, высокопоставленный чиновник. - Эти бы выполнить. У нас и так из заявленного и начатого, дай Бог, треть сделана. По разным реформам огромные дыры. Куда двигаться, - понятно, вопрос в инструментах, детально проработанных шагах и исполнителях". - Власть новых идей генерировать не будет, она на это не способна, излагает пессимистическую точку зрения Дмитрий Орешкин, руководитель исследовательской группы "Меркатор". - А если и будет, то только в том направлении. которое ей нужно: консолидация, усиление администрирования, использование ресурсов военных технологий управления и жесткая, возможно, религиозная, идеология - все это нельзя назвать новыми идеями. Других источников новаций я не вижу. Хотелось бы думать, что это либералы и правые, но у них тоже ничего нового нет. Настало очень опасное, безыдейное время, когда в образовавшийся вакуум легко проникают люди, которые предлагают простые решения сложных проблем. Когда идей нет, нет конкуренции, легко протащить тупые идеи. "Поколение П." - так называют некоторые политтехнологи широкий слой людей, обретших что-то (себя, достаток, положение и т.д.) именно при Путине. "Нужна группа последователей Путина, - говорят наблюдатели. - Сегодня же мы наблюдаем апатию целых поколений". Этот слой активных остался сегодня как бы за рамками политической системы. Неохваченными остались все, чьи потребности идут дальше, а значит - требования к власти несколько иные, не совсем вписывающиеся в "простые" формулы. Им не нужны бюджетные подачки - спасибо, они сами зарабатывают. И им не нужно, чтобы Москва милостиво ссужала еще немножко денег на то, чтобы какие-то неграмотные советского вида слесари-начальники латали своими кривыми руками им трубы в доме. Им важнее, чтобы власть создавала условия, при которых появились фирмы, обслуживающие этот дом. Дайте нам суды, которые своевременно и беспристрастно рассмотрят наше исковое заявление по защите наших прав от назначенных вами начальников. Дайте нам милицию, которая защитит наше имущество (здоровье, спокойствие), потому что мы платим налоги на ее содержание, которая не будет настойчиво просить этим имуществом (здоровьем, спокойствием) поделиться. Прекратите своими намеками, а то прямыми выступлениями воссоздавать "классовую" ненависть к состоятельным - состоявшимся! - гражданам, не менее сильную, чем революционные матросы в 1917. Дайте нам участвовать в обсуждении - чему, мы считаем, должно обучать наших детей в школах, а чему нет. Участвовать в реальном самоуправлении - хотя бы на уровне подъезда (этот уровень - самый годящийся для того, чтобы учиться самоуправлению вообще). Задача власти - максимально расширить этот слой, сделав этих людей не пассивными "попутчиками", но союзниками. Интерес к качеству происходящего вокруг - дорогам, милиции, медицине, самой власти, наконец - появляется тогда, когда есть что терять, следовательно - защищать. Недавно один тульский предприниматель заметил: "Чиновники, когда нахапают и обогатятся, резко начинают испытывать нужду в справедливых законах, честных судах, спокойной экономике и честной милиции, потому что у них появляется собственность, которую они хотят защитить". И этот слой - теми или иными способами - медленно и как всегда по-российски особенно - но все же ширится. Кстати, опросы фокус-групп, проводимые разными центрами в канун этих выборов, уже показали: не потерявшие от реформ начали испытывать некоторую обиду на власть, которая практически не обращает на них внимания, не выделяя на общем сером фоне "населения". Власть, в первую очередь лидер нации, должна давать нации первоначальные ориентиры, цели и задачи. Бросать в народ клич, который потом будет творчески воспринят и реализован. Но власть уже теряет способность бросать кличи. Кстати, это, видимо, почувствовал уже и сам Путин. Отвечая на вопрос про то, что будет потом, когда закончатся его 8 лет президентства, он с каким-то редким для него жаром стал вдруг говорить, что новый человек приведет новых людей со свежими идеями и мыслями... В течение всего ХХ века Россия часто ставила перед собой громогласные задачи, в том числе и те, что реализовать не удалось - кто и когда будет жить при коммунизме, кто и когда - в отдельной квартире. Сегодня власть, видимо, боится ставить перед нацией цели, которых она не сможет достичь. Власть стала осторожнее в словах, ведь неосторожное слово может пагубно отразиться на рейтинге и вновь приведет к хаосу и шатанию во всех сегментах жизни. Сейчас, после выборов, вопрос рейтинга вроде бы должен стать не таким критичным. Можно смелее приближать будущее. Но для этого кличи должны быть подменены проработанными программами действий, абстрактные лозунги - четкими целями, аморфное "население" - слоями и группами, на которых можно положиться в реализации этих программ, безликий аппарат - командой настоящих союзников (а не массой "горячо одобряющих и поддерживающих"). Иначе история запечатлит самое "рейтинговое" президентство как президентство блестящей формы, но упущенного содержания.