"Самое страшное - пережить ребенка"

В субботу - Международный день борьбы женщин за мир. Для многих россиянок эта борьба заключается в том, что они уже много лет подряд вызволяют из чеченского плена мальчишек. Десять лет назад Мария Федулова еще не входила в комиссию при президенте России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести и ничего не знала о комитете солдатских матерей. Она просто любила свою работу. И еще она не хотела, чтобы сын шел в армию. В этом заключалось противоречие - ведь Федулова служила в воинской части. А теперь - комнатка неподалеку от Лубянки, много людей. Накурено. Разрываются телефоны. В углу берет интервью французский корреспондент, работает переводчик. Мать с сыном пишут заявление. Кипы бумаг, папки, вымпелы. И плакат: "Матери! Возвращение сына в ту же часть - путь на кладбище!" - У нас был горький опыт, когда четверо ребят погибли за три месяца. Их вернули в части - и кто-то покончил жизнь самоубийством, кого-то жестоко избили. Так появился этот плакат... Даже без боевых действий в год гибнет около двух тысяч военнослужащих. И самое страшное, что люди к этому привыкли. Историю свою Мария рассказывала сотни раз. Слова отшлифовались и стали гладкими, как галька. Но чувства - не отшлифуешь: - Недавно я видела сон, что он опять там. Проснулась от собственного крика. Господи, не приведи еще раз! С того дня, как она вернула Дениса, прошло уже восемь лет. В декабре они вместе отметят его 28-й день рождения. Тогда тоже был день его рождения. И она хотела ехать к нему. - Позвонили из части: "Не приезжайте, Денис на учениях". А у нас перебои с зарплатами, денег в округе нет. Я поняла, что это неправда. Пробовала выяснить, где он, писала командиру. Ответа не было. Я ничего не соображала, знала одно - нужно найти сына... Поезд пришел в Курск рано утром, к семи она уже добралась до части. Дежурные опустили глаза: ждите командира. - И я все поняла... Тогда уже шли бои в Чечне, и я оторваться не могла от телевизора... Приехал командир - красивый, молодой, холеный полковник. Улыбка не сходила с его лица: "В Чечне. Он хороший механик". У меня было желание его ударить... "Если что-то узнаете, сообщите", - сказал полковник на прощание. Дома, в слезах, ждала сестра: позвонила какая-то женщина и сказала, что Денис в плену. Первое утро в комитете солдатских матерей. - Здесь было много таких, как я. Бегали люди, какие-то звонки, кто-то плакал... А потом нам принесли билеты и отправили в Чечню. Сначала женщины жили в Хасавюрте. Объехали все бывшие тюрьмы, больницы, где держали пленных. Отчаялись. Бывали на пресс-конференциях - их тогда часто проводили. Однажды Мария услышала свою фамилию - подошел журналист из Грозного: - Сына Денисом зовут? - Денис. - Он просил передать, что он вас очень ждет. - Где он? - Этого я сказать не могу. Так она узнала, что сын жив. Лагерь журналистов был рядом. Кто-то из них снял на камеру пленных Дудаева. Какая-то из женщин нашла своего сына. Мария показала ей фотографию Дениса. "А я его видела!" - вскрикнула та. Так она узнала, где искать - во второй больнице, у Басаева. Ехать в Грозный все отказывались: постоянно бомбили. Через несколько дней к Марии подошел человек и предложил обменять своего арестованного родственника на ее сына. Поговорили с прокурором, и он дал добро. Так она узнала, как его спасти. - Приехали в Грозный, переждали бомбежку, добрались до отряда Шамиля, а сына уже увезли на обмен в Хасавюрт... Ночью ездить нельзя: заметят фары - будут стрелять. Сутки его догоняла. Был постоянный страх, что я его не увижу. До конца. Пока его в прокуратуре не увидела, не покидало чувство, что я его не найду. Страшно было только за это. В армию Денис больше не вернулся. - В первую же ночь я проснулась от того, что сын плачет - мокрое лицо, подушка. Я взяла его за руку. Он вскочил: "Что?" Он даже не чувствовал, что плачет. И так каждую ночь. Знакомые куда-то исчезали. Врач в госпитале сказал Денису, что его надо расстрелять - за то, что был в плену. Теперь все позади. Прошло восемь лет. Денис работает водителем. Успел жениться и развестись. Подрастает дочь. А Мария так и осталась в комитете: - Не хочу, чтоб другие прошли через это. Не хочу, чтобы дети возвращались такими, каким в первый год был мой Денис. Иногда я жить не хотела. Это был самый настоящий оборотень - столько в нем ненависти было. Я не верила, что это мой сын. Даже сказала ему однажды: если бы знала, что ты будешь таким, я бы за тобой не поехала... Откуда в 19-летнем мальчишке такая необъяснимая злость? Он, когда женился, сказал: "Мать, как ты этот год пережила?" Она пережила. И считает себя счастливой. Ведь многие из тех, вместе с кем она уезжала в Чечню, ищут детей до сих пор. - Я не знаю, какой ангел-хранитель сберег нас с сыном в такое время. Как может жить мать, не зная, где ее ребенок? Российским солдатским матерям не раз помогали "Матери за мир" из Швейцарии, "Женщины за мир" из Германии. - Матери борются за мир, это естественно. Какая же из нас рожает ребенка для войны? Самое страшное - пережить ребенка. Страшно умирать, зная, что после тебя ничего не останется... Не может мать просто так согласиться с тем, чтобы ее ребенка кто-то убил, искалечил. Скольких они спасли, в комитете не знают. Не ведут подсчета. Зато знают, что 600 офицеров и солдат числятся пропавшими без вести. Что каждый пленный попадает под статью - самовольное оставление части или дезертирство. Что до сих пор приходит с южных рубежей "Груз-200". И матери бессильны это остановить.