Установка на счастье

К американцам можно относиться по-разному. Но и тем, кто их недолюбливает, и тем, кто относится с симпатией, очевидно, интересно знать, чем же они все-таки отличаются от нас. Автор этой статьи преподавала в США двенадцать лет и составила свое представление об этих отличиях - на основе личных впечатлений и работ современных американских культурологов. Преподаватель психологии в College of Virginia, 45-летняя Шерон Коллинз, сильно меня удивила. Мы говорили о некоторых социально-психологических особенностях американцев. И она вдруг говорит: "Вообще-то я считаю, что большинство моих соотечественников преимущественно счастливы". Сама Шерон производила впечатление определенно счастливого человека, но как же можно собственное состояние переносить на всех прочих сограждан? Как можно заявлять, что большинство членов любого общества счастливы? Не в Эльдорадо же живем. А как же тысячи бездомных, безработных - на улицах, в приютах? А куда подевались обычные житейские несчастья - болезни, одиночество, ссоры детей и родителей, неразделенная любовь... да мало ли неприятностей у любого человека в любой стране. Вот что делает личная удачливость, подумала я: несчастья других просто перестаешь замечать. Я попросила Шерон подробнее рассказать о себе. - Я рано вышла замуж. Брак был неудачным, - начала она. - Муж тиранил придирками, ревновал к учебе, к работе. В доме не стихали скандалы. Дети стали нервными, перестали улыбаться, у них намечалась хроническая депрессия. Я не могла взять в толк, где ж тут счастье. Шерон понятливо кивнула. - И тогда я решилась на развод. Процедура шла долго. Муж отобрал у нас дом, мы остались почти без средств. Но мы сняли небольшую квартиру. Я отвела детей к психотерапевту, они вскоре пришли в себя, обрели душевный покой, к ним вернулась радость жизни. Это было замечательно. Потом я взяла в банке деньги в кредит, и мы начали строить свой дом. Нам помогали друзья. Когда дом был готов, мы почувствовали себя такими счастливыми... Старший мальчик сейчас учится в колледже. Хорошо учится. Недавно, правда, его ограбили, отняли деньги и побили, он даже пробыл несколько дней в госпитале. Но теперь уже здоров, не осталось никаких следов. Ему очень повезло. Да, безоблачной эту жизнь не назовешь. Но хорошо хоть, что все беды позади. Для порядка я спросила еще о дочке. - О, дочка была два года очень счастлива. Ее бойфренд - отличный парень. Это была такая любовь! Но его отец, протестантский священник, не знал, что мы католики. И Пол в конце концов подчинился воле отца, уехал к себе домой, на Западное побережье. А недавно мы узнали, что он женился. - Ну и как себя чувствует ваша дочь? - спрашиваю осторожно. Картина идеально счастливой судьбы Шерон разрушается стремительно. - О, она очень переживала. Но теперь, через полгода, она справилась с этой проблемой. Она больше общается с друзьями, обрела новых. Недавно познакомилась с парнем, может, он станет ее бойфрендом. И она уже почти счастлива. - Если такое отношение к жизни свойственно большинству американцев, то они и в самом деле... ну если не счастливы, то, как бы это сказать поточнее, устремлены к счастью. Они стараются найти хорошее во всем, что только может дать им это ощущение успеха, удачливости. И по возможности забыть или хотя бы умалить тяготы, беды, несчастья. Они привыкли смотреть на жизнь "позитивно". Это можно назвать философией оптимизма, а еще - психологической установкой на удачу: все должно быть хорошо и еще немножко лучше. А то, что нехорошо, подлежит немедленному исправлению. У моей подруги Бриджит МакДана, директора Театра музыкальной комедии в Чикаго, случилась беда: муж ушел к другой. Для Бриджит наступили "черные дни". Она страдала безмерно, хотя и старалась всячески это скрывать. Однажды, утешая ее, я сказала: "Дорогая, но это все пройдет. Ты же знаешь, жизнь, она в полоску..." "Как это?" - с неожиданным интересом вынырнула она из своей тоски. Я растерялась. Фраза эта настолько банальна, что уж тут может быть непонятно. "Ну, знаешь, такие полосочки, как у зебры, - светлая и темная, потом опять светлая, а за ней снова темная. Так и жизнь. Если в ней был период света и покоя, то его сменит период неприятностей и печалей. Но зато потом - опять свет. И то и другое естественно". Она помолчала, потом спросила: "Это у русских такая концепция жизни?" - "Да это вроде бы у всех народов". Она надолго задумалась, потом решительно сказала: "Нет, у американцев не так. Мы считаем, что радость - это норма, а горе - патология. Его стыдятся. С ним борются. Стараются быстрее преодолеть и забыть. Неприятности - это как болезнь. Причем болезнь стыдная". Спросите любого американца: "How are you?" - как, мол, жизнь? Он обязательно ответит: "Fine", "Wonderful", "Great", то есть прекрасно, замечательно, великолепно. Это, конечно, клише, но они отражают четкое душевное состояние: все хорошо, потому что все должно быть хорошо. Сначала меня это раздражало, отдавало какой-то тотальной фальшью. Но потом я поняла, что это своеобразная защита от неприятностей: не предаваться печали, не погружаться в тоску - в этом, видимо, есть некий энергетический импульс. Большой драйв. Он дает силы для сопротивления невзгодам. Это, конечно, утомительно - держать постоянную маску счастливости, не давать себе расслабиться, погоревать, погрустить. И все-таки это, конечно, лучше, чем уныние, жалобы на жизнь. - Ты сегодня отлично выглядишь, - говорю я московской сослуживице. "Ой, что ты, - пугается она. - Этого не может быть. Я вчера стирала допоздна, не выспалась, волосы в разные стороны, синяки под глазами..." Американка же в подобных обстоятельствах почти наверняка отреагирует так: "О, спасибо большое! Мне это очень приятно слышать". И обязательно улыбнется.