Путешествие в сторону правды

Русская литература перестала подсказывать ответы на вызовы времени, не помогает определиться в новой реальности, не заполняет лакуны в культурном сознании - и ее теснит литература переводная, гораздо успешнее адаптированная ко вкусам и запросам широкого читателя. Это утверждение становится все более популярным. Обвинения в адрес отечественной словесности категоричны, значит, небесспорны, но это повод для отдельного разговора. Пока же - о том, что предлагает в последних номерах "Иностранная литература", - журнал позиционирует себя как единственный в стране, регулярно знакомящий российского читателя с мировой литературой. В 90-е годы, когда исчезли цензурные запреты, толстые журналы оказались перед выбором: републиковать наследие русской эмиграции или отдать на откуп издательствам и сосредоточиться на литпроцессе. Сейчас схожая ситуация с переводами: восполнять ли пробелы в картине ХХ века - или важнее оперативно знакомить с новинками, открывать имена, отслеживать написанное "звездами"? "Иностранка" эту проблему, похоже, для себя решила: и Эдвард Лир, и Мишель Уэльбек, и Томас Бернхард, и Кристоф Рансмайр. Хотя, возможно, последняя оппозиция не вполне корректна - помещенная в рубрику "Из классики ХХ века" повесть покойного Бернхарда "Племянник Витгенштейна" опубликована в 1982 году, а роман благополучно здравствующего Рансмайра "Ужасы льдов и мрака" - появился в 1984-м, да и самого Рансмайра здесь же представляют как "современного классика". Блеск алмазов и льда Рансмайр, безусловно, "звезда". Вариативность истории, романтика, мистика - все это в моде, не случайно Рансмайр так популярен у "продвинутой" молодежи. Три его романа оценены рецензентами самых престижных изданий в превосходных степенях: "шедевр", "изысканное произведение искусства", "подобно алмазу, блистает поразительным стилистическим совершенством". "Последний мир" сравнивали с прозой Маркеса, "Болезнь Китахары" - с "Жестяным барабаном" Грасса. Сюжетный ход "Ужасов льдов и мрака" (пер. Н.Федоровой, № 2-3) не сказать, чтобы нов: писатель, еще в детстве заболевший Севером, отправляется по следам арктической экспедиции XIX века, чтобы восстановить ход трагических событий, - и исчезает бесследно. Текст выстроен как "трехголосие" - дневники участников экспедиции, впечатления путешествующего писателя и комментарии повествователя. Льды, мрак, стужа, голод, гибель надежд, сила духа и звериная борьба за выживание, пустыня, смерть, тайна... Антиподы Последняя глава романа Рансмайра - "Некролог". "Племянник Витгенштейна" Бернхарда (№ 2) - непроизнесенная надгробная речь. Но у Рансмайра повествователь - хроникер, а у Бернхарда - друг, и это все меняет. Если бы речь шла не о текстах, а о людях, сказали бы - антиподы. До мелочей продуманная игра - и обессиливающее сокрушение норм. Ледяной блеск - и стук крови в висках. Бернхард пишет историю умирания Пауля Витгенштейна, племянника философа, чтобы запомнить его живым: "Он любил и ненавидел природу точно так же, как любил и ненавидел искусство, и с такой же страстностью и беспощадностью любил и ненавидел людей". Сказано о друге, но читается как автохарактеристика. Он пишет о собственной борьбе за жизнь ("не дать себе захотеть умереть, не сдаться") и чуде исцеления, о любви к жизни и ненависти к ней, потому что она заканчивается смертью. Бернхард постоянно навлекал на себя упреки в провокативных выходках. Эта повесть - попытка разобраться в своих чувствах и поступках и наработка умения "слушать другого, объяснять свое мнение и одновременно воспринимать чужое". Бенефис Татьяны Баскаковой Неподатливая, неудобная для перевода проза: перехваченное дыхание, нагромождение слов, маниакальное кружение мысли. Что же до ее содержания, тут - знаковое совпадение: в недавнем интервью на вопрос, что такое перевод, Татьяна Баскакова ответила: "Прежде всего попытка как можно полнее понять другого человека". Не отсюда ли ощущение аутентичности звучания текста на русском, со всеми плюсами и минусами этой исполнительской манеры?.. В отличие от "Племянника Витгенштейна" роман Флёр Йегги "Пролетарка" (тоже перевод Т. Баскаковой, № 3) - образец стилистической точности и аскезы. История совместного плавания отца (его прощание с жизнью) и дочери (вступающей во взрослую жизнь) на корабле -"однажды, во время пасхальных каникул". Совсем как у Рансмайра: попытка повторить давнее путешествие, только свое собственное, и мысленно. Почти как у Бернхарда: "путешествие в поисках жизни, пересекающееся с путешествием в страну мертвых". И совершенно иначе и об ином: попытка понять причины несоединенности жизненно необходимых друг другу людей, путешествие в поисках правды. Живое-мертвое Странствие - образ жизни уругвайца Фелисберто Эрнандеса, одного из крупнейших писателей Латинской Америки, русскому читателю незнакомого. Как пишет, предваряя публикацию, Борис Дубин, "он любил мысленно менять местами людей и вещи, с головой уходя в эту детскую игру в "живое-мертвое". Истории Эрнандеса (№ 3) о балконе в доме провинциальной барышни, бросившемся от ревности вниз, о прикосновении к девичьим лицам в темноте тоннеля, о кукле по имени Ортенсия, которую убили, как соперницу, о воде, в которой сохраняются воспоминания, и ветре, который дует против времени... Когда в "живое-мертвое" играют взрослые, это не всегда заканчивается добром. Не удалось вживить в современную реальность миф об Адаме и Лилит Милораду Павичу (пьеса "Кровать для троих. Краткая история человечества", № 3), и история Юдифи и Олоферна в пересказе хорвата Миро Гаврана (роман "Юдифь", № 4) не зажила новой жизнью. А роман француженки Лиди Сальвейр "Трепетные души" (№ 4), отправившей группу состоятельных отпускников в тур "Европа обездоленных" (как же, как же - их литература отвечает на вызовы времени!), и вовсе смахивает на отработку социального заказа... Отдельной строкой В майском номере - блистательный комментарий к роману Тадеуша Конвицкого "Польский комплекс", оказавшийся последней прижизненной публикацией заместителя главного редактора "Иностранки" Алексея Зверева. Бестселлер для неширокого читателя Это вообще один из самых удачных номеров "ИЛ" за последнее время - из тех, что читаются насквозь. Две трети его занимает "Нобелевская библиотека" - "Литературный гид" представляет писателей, удостоенных премии за последние 25 лет. За недостатком места - списком, эти имена сами говорят за себя: Висенте Алейсандре (стихи в переводе Б.Дубина), Исаак Башевис Зингер (рассказы в переводе Д. Веденяпина), Имре Кертес (Нобелевская речь и эссе в переводе В.Середы и Е.Малыхиной), В.С.Найпол (новый его роман "Полужизнь" в переводе В.Бабкова), Октавио Пас (глава из книги "Сыны праха" в переводе Т. Ильинской), Шеймас Хини (стихи и эссе в переводе Г.Кружкова), Вислава Шимборска (три стихотворения в интерпретации разных переводчиков). Звездные имена, номер - интеллектуальный бестселлер. Вот только будут ли сквозные его темы - способность литературы властвовать над жизнью и двойственность/половинчатость существования современного человека - интересны широкому читателю?..