Фото в тени небоскребов

В январском номере "Иностранная литература" представляет "новых американцев" - писателей, которые родились за пределами страны, но живут в США, пишут на английском и уже принадлежат американской литературе. Нормальные американцы А что это означает - быть американцем и что значит - принадлежать американской литературе? "Быть американцем означает, что ты и есть норма", - объяснение, предложенное одним из американских знакомых Эвы Хоффман, писательницы польско-еврейского происхождения (такой, кажется, должна быть политкорректная формулировка?), чье "Искусство потерь, или Опыт жизни в новом языке" печатает в этом номере "ИЛ". Запомним: норма. "Иное" оказалось модным, но для того, чтобы быть действительно принятым в мейнстрим, оно должно быть не просто формально узаконено, а получить удобную упаковку, быть готово к употреблению среднестатистическим обывателем", - констатирует Мадина Тлостанова, автор статьи, в которой анализируется нынешнее состояние мультикультурной американской литературы. Ну что ж: вписаться в главное русло литпроцесса - примем как данность и это. Итак - мейнстрим и норма. Хотя место, где рождается что-то по-настоящему новое в искусстве, - это всегда целина, обочина, перепутье, окраина, но никак не проспект, и такое искусство - это всегда крушение нормы, выламывание из традиции или ее переосмысление. И, честно говоря, интереснее было бы познакомиться как раз с нарушителями представлений об американском национальном литературном каноне. В той же статье М. Тлостанова уверяет, что они есть, писатели, работающие в манере, непривычной ни европейскому, ни североамериканскому сознанию, "в пограничной эстетике и в сфере многоязычия, не заботящиеся о коммерческом успехе, о том, как бы выгоднее продать свою инакость", которая обрекает их на "невидимость". И приводит имена: мексикано-американские писатели Глория Ансальдуа, Рональдо Инохоса, Рон Ариас и Гильермо Гомес-Пенья, афроамериканская поэтесса Одре Лорд, карибская писательница Мишель Клифф. Но их текстов нет в этом номере. И, что тоже важно иметь в виду, открывая январскую "Иностранку", - здесь нет и отзвука событий 11 сентября. С тех пор изменились национальное самосознание, общественная атмосфера, скорее всего изменилось и самоощущение огромной части американцев, как "старых", так и "новых", думаю, что если не литература - на уровне художественных текстов, то писатели - в интервью и публицистике - наверняка эти проблемы не обошли. Наработка опыта жизни в изменившемся мире не может не идти. Перед нами фото мультикультурной Америки, где еще высятся ее символы - близнецы-небоскребы. Что же на нем и за ним? Боль приобретений и утрат На фото - бодрящиеся переселенцы, их покинутые родители и родившиеся в Новом Свете дети, славянская грусть во взгляде и улыбка на лице цвета лесного ореха... За ним - трагедия исхода, развал империй, безработица, войны, голод, утрата национальной самоидентификации, чужой язык, одиночество, шанс обрести новую родину... Главная удача номера - вторая тетрадка, документальная проза и публицистика: кроме книги Э. Хоффман, это фрагменты книги Джоан Фон Джин Ли "Азиатоамериканцы рассказывают о себе", "Мысли об изгнании" Эдварда Саида, интервью Василия Аксенова. На том же снимке - современные писатели, работающие успешно: получившие премии, добившиеся признания, заслужившие внимание критики - Джампа Лахири, Чарльз Симик, Хулия Альварес... Уроженка Карибского архипелага Джамейка Кинкейд с повестью "Люси" (перевод Инны Стам), где рассказана незамысловатая история молоденькой девушки с островов, ее обживания в новом мире (буквально - начиная с климата и кончая традициями), немного экзотики, чуть больше психологии (ожидаемой - желание распрощаться даже с памятью о прошлом и боль одиночества), заметно больше - эротики, проблемы героини (служанки) пропорционально уравновешены проблемами ее голубоглазой и белокурой красавицы-хозяйки. Легко, без лишних умствований, со знанием ремесла, в жанре. Не так давно обосновавшийся в США бывший офицер китайской армии Ха Цзинь, автор нескольких романов и лауреат престижных премий, представленный рассказами об армейских буднях во времена "культурной революции" (перевод Анастасии Смирновой). Вынырнув из мира его героев, американский читатель должен еще больше полюбить окружающую действительность и возгордиться страной, в которой живет, самой демократичной и богатой. Ха Цзинь утверждает, что опирается в творчестве на Толстого и Чехова. Мне же вспомнились рассказы Троепольского и классически советские фильмы конца 40-х-50-х годов, обличающие бюрократов. Молодой прозаик Александр Хемон, попавший в Штаты из воюющей Боснии. Его рассказ "Слепой Йозеф Пронек" (перевод Антона Ильинского) в номере самый, как теперь принято говорить, актуальный и самый кричащий, исходящий болью от несоединимости происходящего там и тут, от подлинности ужаса боснийской реальности, ставшей для героя виртуальной, телевизионной, и тупости его новой будничной жизни. Приехавший из Кашмира поэт Ага Шахид Али, со стихами, где сплетены восточные и западные мотивы и формы, стихами, то насыщенными изысканной и сложной символикой, то подчеркнуто простыми, красивыми и трагичными без намерения выжать слезу: "Если бы только ты могла быть моей -/ что тогда невозможно было бы в мире?/ Я - все утраты твои. Ты меня не простишь, никогда./ Память идет по следам, будто гончая сука./ Я не знаю вины за собой. Непрощенный./ Сокровенная боль, о которой не скажешь./ Нет ничего, что нельзя бы простить. Не простишь./ Если бы только была ты моей,/ Что бы тогда невозможно было бы в мире?" (перевод А. Нестерова). О ком, о чем это? О женщине, которой посвящены стихи? Об утраченной родине? О стране, давшей прибежище, но так и не ставшей своей?..