Другие люди

Суждения о том, что у нас в России "две России", стали общим местом. Различаются только представления об их границах. Кто-то считает, что она проходит между деревнями с поселками и большими городами, а кто-то - что между Москвой и всей остальной страной. По одну сторону границы капиталы, офисы, казино, театры, по другую - задержки зарплаты и отключения электроэнергии. Миграция из "второй", отсталой в "первую", продвинутую Россию - тоже давнее дело. А возможно ли движение вспять? Не как поток чудаков, а как социально-авангардный процесс? Не как подвиг, а как прагматизм? Об этом наш разговор на этой полосе. Это не басня про лису и виноград "Я закончила местный и столичный вузы, оба с отличием. И тем и другим образованием горжусь, хотя местным образованием меня постоянно чуть ли не попрекают. Вот от этого я в свое время и бежала... в Москву. Там продолжила образование в одном из ведущих вузов Европы и получила диплом магистра. Параллельно работала в иностранной инвестиционной компании. И... вернулась в Псков. Думаю, что поступила правильно, несмотря ни на что". (Из письма Марии Смирновой в псковскую газету "Губерния") Лопухи в зеркале и щука возле Кремля У Машиного офиса чистенький вид и зеркальные двери, в которых, будь они чуть пониже, отразились бы три иномарки, дровяные сараи, лопухи, рябина и вывеска кафе, которое постоянно не работает. Весь Псков такой, социально-лоскутный - то бандитская бильярдная, то европейское кафе, то новорусский антураж, то огороды с огурцами и редиской. На реке Великой со стрекозиной пластикой снуют байдарки, а над монастырем ХII века летают диковинные парапланы - управляемые парашюты. Мы сидим на берегу этой Великой реки в летнем кафе под синими зонтиками, едим популярное здесь мороженое " Белые ночи", и Маша сдержанно кается передо мною за неправедное поведение с московским шефом: она ушла с работы резко, не предупредив его заранее, это нарушение деловой этики. Деловая этика, как я начинаю догадываться, - Машина религия. Она уехала в Москву после свадебного путешествия. Поцеловала мужа и села в поезд. Ее зачислили в Московскую школу социально-экономических наук, знаменитую школу Теодора Шанина, дающую манчестерский диплом. Они с мужем - университетская пара, образование для них, можно сказать, вторая религия после деловой этики. Когда у нее на руках был манчестерский диплом и работа в столице с окладом свыше 500 долларов в одной из частных западных компаний, к ней приехал муж с приглашениями на собеседование в ЦБ и "Русал", куда он предварительно посылал резюме. Прошел их. Москва лежала на ладони судьбы, как карманное зеркальце. И тут звонок из Пскова: мужа позвали на интересную должность в "Псковэнерго". - Он был бы тысячным клерком в ЦБ или 115-м специалистом по логистике в "Русале", ничего бы от него не зависело, а тут финансовая реформа "Росэнерго" в твоих руках. Мы реально делаем то, о чем Чубайс с экрана говорит. И они собрали вещи. В псковских офисах, куда Маша сдавала свое резюме, растерянно перебирали бумаги: "Мы вам не можем предложить даже близкий к московскому оклад". В конце концов вслед за мужем ее взяли в тот же "Псковэнерго" юристом. Она потеряла в зарплате, выиграла в покупательной способности - жить в Пскове дешевле, чем в Москве. А город в лице всех знакомых стал мучить ее вопросами: что случилось, почему ты вернулась, ведь жила и работала в самой Москве? Когда она уезжала, это была не просто поездка на учебу: она рвалась в город успеха, город, где живут авторы любимых учебников, город-старт всякой яркой судьбы. Она, конечно, бежала из Пскова, тогда казалось, серого, мелочного, мещанского, сплетенного, жестокого. А больше года спустя, как когда-то из Пскова, она бежала из Москвы: от трудового дня за полночь, от общей приветливости и общего безразличия, от невозможности поехать к больной подруге и отвезти ей лекарства и пряники, потому что чувства не укладываются в московские время и расстояние. Москва переменила ей фокус зрения на Псков. Она вдруг поняла, какое это удовольствие в обеденный перерыв выйти и искупаться на Великой, такой чистой, что мужик в ночь выпускного бала прямо напротив Кремля щуку поймал. Вспомнила, что три ее иностранных приятеля, приехавших в город с мироощущением социальных экскурсантов, отправляющихся в бомжатник (один привез с собой два чемодана туалетной бумаги, уверенный, что Россия - это сплошной ее дефицит), потом почему-то вдруг стали рьяно искать возможности остаться здесь жить. Но всю эту перемену чувств и зрения легко принять за иллюстрацию старой пословицы "Хорошо там, где нас нет", старой поговорки про первого парня на деревне или старой басни про лису и виноград. Если бы не Машин образ, опыт и стиль. Алгоритмы "Вольного университета" Первое впечатление: девочка-часы. Деловая. Сдержанная. Уточняется цель - посидеть в кафе, намечается маршрут ходьбы и беседы: вот крепостная стена ХII века, вот Покровская башня, любимая, вот мое кредо, вот мой опыт, мое видение перспектив города. Разворачиваются аргументы, обосновываются позиции. Ни одной несоразмерной с обстоятельствами или смыслом эмоции, которая бы заставила увлечься, сбиться, наговорить лишнего. Ни разу не запуталась в логике и не обнаружила противоречий собственного настроения. И даже моментом самой большой откровенности мне показались не воспоминания о щуке возле Кремля, а вот этот пассаж о премудростях дела. - Мы изобретаем алгоритм для решения задачи, интересно его наладить, отработать и запустить. Но дальше остается постоянно повторять одно и то же. Я же такой человек, я все время ищу новый алгоритм в работе и в жизни. Новую задачу. Похоже или на хорошо заученный кусок еще не забытых университетских лекций и деловых игр или на "птичий язык" зеленых менеджеров (только последние описывают так станки и процессы, а Маша - собственную жизнь). Я бы просто "спрятала в усы улыбку", если бы не знала, что на третьем курсе университета она, услышав по радио объявление о том, что экономической команде, санирующей местный мясокомбинат, нужен хороший юрист, пошла на собеседование. Вечером ее встретила недоуменная мама, измученная телефонными звонками: "Они все время говорят о колбасе и требуют, чтобы ты завтра выходила на работу". Ее выбрали потому, что она не претендовала на высокую оплату. И честно сказала: "Я не ищу "околоюридической" должности, а хочу живой работы". - Об этом только рассказывать легко. Это было сущее деловое нахальство, я была щенком, брошенным в воду: выплыву - не выплыву. В рабочем режиме с 8 утра до 11 вечера, включая субботу, она выплыла. Спокойно говорит: досконально знаю юридический механизм обмана кредиторов и механизм защиты от этого обмана. В той ее работе была масса ущемленных интересов, все разговоры о справедливости-несправедливости она выносит за скобки: "Это всегда так". В чьих интересах закончилось дело, не рассказывает. Вот и поулыбайся после этого над ее книжными кредо. - Поколение, - говорил как-то Теодор Шанин, ректор московской школы, которую закончила Маша, - это культурная единица. Маша - из нового поколения. А чтобы не повеяло на читателя вечно недолюбливаемым в нашей культуре Штольцем, расскажу, как я, приняв ее деловитость за тотальную прагматичность, стала твердить, что юрист, конечно, модная, спросовая и престижная специальность. "Ну что вы,- сказала Маша, - я недавно смотрела статистику, самая спросовая и модная специальность сейчас - сантехника!" - Инженерная? - Нет, обыкновенная. Вот кем сейчас на самом деле интересно быть, так это сантехником, - добавила она без малейшей иронии. Я бы отнесла Машу к отдельному случаю, если бы не ее постоянные ссылки на университет. Псковский частный "Вольный университет" по своему влиянию на формирование молодой деловой элиты города - что-то вроде Царскосельского лицея. Это был придуманный частными лицами платный вуз (по московским меркам - недорогой: 50 долларов за семестр). Первые выпускники ревниво говорят, что сейчас он испортился: студенты в библиотеку входят в пальто, а на замечания нахально отвечают - "за все заплачено". Но вначале, наскоро и налегке созданный по простому принципу "зовем к себе читать лекции лучших теоретиков и практиков" (из Петербурга приезжали преподаватели на одну лекцию), он вылепил два-три выпуска молодых людей, которые, похоже, не пережили вечного биографического катаклизма: "Суха теория, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет". Их теория зеленела с самого начала. Их учили: прежде всего надо быть активным, проявлять себя, рассылать резюме, рисковать - это сработает. В университет то и дело звонили из разных бизнесов и организаций и звали студентов в самые серьезные практики - вроде Машиной на мясокомбинате. В результате после университета почти все добились хорошего и неблатного устройства. Приключившееся далее с университетом в псковском общественном мнении напоминает феномен красивой женщины - злоба, шики, недовольства. Ректор педагогического поклялся, что добьется призыва в армию выпускников "Вольного". Местный националист Гоша Ариец - что разберется с "еврейским университетом". (Вот не знаю, разобрался ли он в том, как абсолютно русскому будущему Машиному мужу Валентину, воспитанному в райцентре одной матерью, "еврейский университет" быстро нашел гранты на учебу, которую ему было не по силам оплачивать). И вот так вышло: в том, что Маша больше всего в жизни любит, ей приходится больше всего оправдываться. Она, впрочем, не сентиментальна: "На самом деле скопище сплошных яркостей и талантов - это психологически не самая легкая среда. Ты обязательно должен найти что-то свое и проявиться". - И как проявилась ты? - Я стала выпускать поэтический альманах. - Ты пишешь стихи? - Приходите к нам вечером, покажу. Образ фейерверка У меня была мысль написать бухгалтерий очерк-сравнение: быта, комфорта московского и псковского, расчетов, планов. Но жизнь Маши и Валентина, конечно, подлежащая расчетам, по быту выглядит так. Квартира - от Машиных родителей, пока почти пустая - с одним паласом, одной кроватью. Кухня - самое обжитое пространство, чистое, прибранное, но ждущее ремонта. Дух и обстановка постстуденчества, младосемейности. Единственный шедевр укорененной домашности - плов, который Маша, родившаяся в Алма-Ате, умеет делать. Валентин весь вечер в галстуке. И в такой настойчивой серьезности, что кажется похожим на героя фильма "Частная жизнь", который не может после неожиданного увольнения с очень высокой должности переключиться на жизнь обычную, требующую другого измерения, другой эмоциональности. Только персидская кошка вызывает в нем чувство юмора. И очень-очень долгий разговор - ровное потепление чувств. - Я был серьезно настроен на то, чтобы жить в Москве. Когда начал выбирать между столицей и Псковом, руководствовался вот чем: работа в новом деле интереснее, чем в настроенном. А самый важный критерий - масштаб работы и планка ответственности. Казначейство в "Псковэнерго" было делом абсолютно новым, масштаб о-го-го какой, ответственность еще больше. Но в своей пока невероятно быстрой карьере Валентин хочет уберечься от пути "влиятельного человека", "собирательного Черномырдина", которому всегда есть что терять (власть, влияние), но стать техническим менеджером, "собирательным Кириенко", который богат прежде всего собственной решимостью и собственными знаниями. По убеждению Валентина, Москва пока место торжества влияний, а Псков дает больше шансов просто знающему и опытному человеку. Ну и в унисон с Машей: в Москве больше цинизма, в провинции больше души. В Москве в любой момент уничтожат рабочее место из-за прагматических соображений, а во Пскове скорее создадут под интересного человека. Впрочем, они не отказываются от Москвы. Москва пока была в их жизни с самой лучшей и нужной своей стороны - как место учебы и первых испытаний. Может быть, еще наступит другая Москва, куда они въедут на белом коне, а не окажутся впившимися в случайную удачу котятами. - Никогда и ничего не просите у людей, - произносит Маша поистертый в цитировании предыдущими поколениями гордых девушек принцип Воланда для Маргариты. Но более всего в перспективности и естественности их выбора меня убедило то, как они отпраздновали свое возвращение. Их друзья во Пскове Павел и Ольга, официально работающие хореографами в школе, зарабатывающие полудизайнерским ремонтом квартир, а также Машина однокурсница по московской школе Света Горбань сказали: все, хватит скучать на тему "город не тот", проводим во Пскове международный фестиваль театрализованного танца - включайтесь. И они включились. Каким-то чудом на полугранты, полумеценатство они этот фестиваль в городе провели (приезжал даже американский театр на свои деньги). Прибыль составила 100 рублей (Валентин был финдиректором фестиваля), но ведь проводили для души, своей и городской. У друзей нимбы над головой засияли: на осень запланировали новый. - Разве это было бы возможно в Москве, где все занято, схвачено, пропиарено? А что не пропиарено, того не слышно. Для нас Москва - город влияний, а Псков - город инициатив. Попробуй с этим поспорь. - Мой самый любимый образ, - сказала мне Маша на прощание, - образ фейерверка: он взлетает и никогда не падает вниз. А стихи почитать забыла. Наутро мы встретились, чтобы сфотографироваться. Ответственная и деловитая Маша передала мне выведенные с компьютера стихи. В них было все, как и положено в девичьих стихах: ахматовская челка, янтарная заколка, примерно одинаковая модальность горя и счастья, "вкус апрельских поцелуев, запах солнечного ветра, свечи в трепетных ладонях распустившихся каштанов". Так что Штольц отдыхает. Иван КЛИМОВ, социолог: "Другие люди" из многополюсного мира - В социологических опросах Фонда "Общественное мнение" на тему столицы и провинции мне более всего запомнилось определение одного из опрашиваемых: "Россия - это сырьевой придаток Москвы". Но вот молодые люди оставляют Москву, где у них была работа, и возвращаются в Псков, потому что считают его более перспективным для себя и стараются доказать это своей жизнью. Статистика пока никакой миграционный разворот не фиксирует, но случай этот мне все-таки почему-то кажется симптоматичным. - Любое общество состоит из людей, которые полагают, что они такие же, как и все. И всегда в нем есть "другие люди" - так называемый социальный авангард, предприимчивые, уверенные в себе граждане. И не только в себе, но и в том, что смогут изменить социальный контекст в нужную сторону. Изучать таких "других Им людей" всегда интересно, хотя находить их непросто. Я бы, например, назвал "другими" тех, кто уехал на заработки в Америку. - Героям моей статьи с ними не по пути, они в другом направлении едут. - Вы знаете, я думаю, что некоторые из них, как ваши герои из Москвы в Псков, могут вернуться в Россию. Или начнут выстраивать за океаном карьерные стратегии, связанные с Россией. Ребята, о которых вы рассказываете, видимо, тоже "другие люди". - Что вы видите в их выборе? - Видимо, их решение все-таки не просто конъюнктурно, оно ценностно. Смирновы стояли перед ситуацией неопределенности: никто же не гарантировал им в Пскове успех. А в такой ситуации большую роль играет ценностный выбор. Те ценности, которые человек усвоил и определил для себя в качестве смыслообразующих, начинают "говорить" в нем в этот момент. Я не могу сказать, что это люди новой ценностной генерации, но ясно, что они внутренне свободные - от фобий, стрессов, социальных фрустраций. Они не боятся экспериментировать со своей биографией и своими социальными ролями. А с другой стороны, у них есть некий ценностный камертон внутри, и они не боятся к нему прислушиваться. У них не сформирован ressentiment - мстительный импульс, который долгое время не имел возможности реализоваться. Этот накопленный мстительный импульс обычно приводит к ценностной девальвации самого себя: я - нормальный человек, но мои ценности ничего не стоят, никому не нужны. Со значительной частью старшего поколения у нас произошла подобная катастрофа. Вдруг оказалось, что их ценности, идеалы, мировоззрение не нужны. И они не могут объяснить нужность своего мировоззрения, их никто не слушает, поскольку в обществе стали актуальны другие ресурсы - удача, богатство, карьерный успех. Начинает формироваться общество эскапистов, "уходящих", которым на самом деле на все наплевать. - Валентин и Маша свободны от этого мстительного и обессиливающего чувства в силу молодости? - Да, они социализировались в уже другую ментальную эпоху. Но есть и их личная заслуга: видимо, они обладают сильным личностным ресурсом. Для меня пример самого мощного личностного ресурса - декабристы на каторге. На социальном дне они нашли силы поменять ситуацию так, чтобы сблизить ее со своими ценностями и установками. Инициативные проекты Валентина и Маши - тоже свидетельство маленького "декабризма". - А их настрой и установки можно сломать? - Во многих регионах политическая элита монополизировала власть и право на любую социальную инициативу: ничего не возможно без указания первых лиц. "Другим людям" в такой ситуации трудно. Им легче сохраниться в многополюсном мире. Мэр, губернатор, представитель президента, независимый прокурор, самостоятельный судья - это разные полюсы силы. А кроме того, такие полюсы силы могут создавать и общественные организации и инициативы, элементы гражданского общества. Правда, они хрупки, поскольку добровольны, а любая власть очень болезненно реагирует на проявление инициативы. - Мы поймали мировоззренческий сдвиг? - Я думаю, что и структурный экономический сдвиг тоже. В городе, где не работает большинство предприятий, представление о перспективах исчезло бы у любого человека. По данным, которые мы только что получили, опрашивая молодых людей до 30 лет, предложение "Молодежь в нашем городе делится на..." чаще всего завершают так "...на тех, кто пьет и кому все равно, и на тех, кто способен уехать отсюда". Это как раз и означает, что люди не видят перспектив для самореализации. (Иван КЛИМОВ, кандидат социологических наук, научный сотрудник Института социологии РАН, ведущий специалист Фонда "Общественное мнение") Все, что за Кольцом Отвечая на вопрос: "Как вы понимаете слово "провинция", что оно означает?" - 35 процентов связали его с типом населенного пункта ("деревенька", "дальние места", "городок", "область", "район небольшой где-то", "пригород", "не Москва", "все, что за Кольцом"). 26 процентов отметили связь этого понятия с удаленностью от центра ("периферия", "глубинка", "окраина страны"). 6 процентов посчитали провинцией собственное место жительства ("место, где я живу"). Столько же указали на культурные факторы ("захолустье", "глухомань", "богом забытое место", "место, где мало театров"). 4 процента вложили в него оценочные суждения ("глубокая и духовная культура", "добрый и открытый народ", "милые, хорошие люди", "жизнь без спешки и крайностей" и наоборот - "люди с закостенелыми взглядами на жизнь", "недоразвитый придаток"). 3 процента указали на отличительные социальные факторы ("бедность, нищета", "в провинции меньше зарабатывают"). Интересно, что 26 процентов опрошенных не дали ответа на вопрос. Россия бежит в города * Из почти 150-миллионного населения современной России более 105 миллионов живут в городах, более 39 - в сельской местности. * За последние 30 лет городское население выросло на 25 миллионов человек, а сельское уменьшилось примерно на 10 миллионов. Быстрее всего городское население росло в первой половине 70-х годов. * 11 городов в России имеют численность населения свыше 1 миллиона человек, 21 город - от 500 тысяч до миллиона. * Миграционный прирост населения в 2000 году составил чуть более 213 тысяч человек, или 15 человек на каждые 10 000 жителей. При этом большая часть миграционного прироста - почти 209 тысяч человек - пришлась на города. * Численность вынужденных переселенцев и беженцев за последние 10 лет уменьшилась примерно в 2,5 раза. Наша статистика не так чутка к тем процессам, которые мы пытались описать на этой странице. Вынужденные переселенцы и беженцы у нас фиксируются, а естественные миграционные потоки из деревень в маленькие города, из маленьких городов - в большие отследить куда труднее. Однако затухающий поток вынужденных переселенцев и беженцев - в первой половине этого года он составил всего чуть более 14 тысяч человек - свидетельствует о стабилизирующейся ситуации. Кроме того, как сказал нам начальник информационного управления Федеральной миграционной службы Игорь МАСТИКОВ, мощные миграционные потоки переселенцев в крупные города и в столицу переживают сейчас своеобразный кризис. Манны небесной в жестко организованной жизни мегаполисов не дождешься, поняли большинство мигрантов. Сегодняшние мигранты меняют главные критерии. Раньше это была климатическая близость регионов. Сейчас на первый план выходят проблемы трудоустройства. Москва и большие города, в которые ехали по принципу "тут всех прокормят", сейчас иногда могут уступать небольшим городам, если там есть интересная работа. Это, правда, только наметившаяся тенденция. Те же, кто выбирает миграционный маршрут, ставя на первое место "будущее детей", по-прежнему стараются оказаться в Москве или крупном городе. Ученый, эмигрировавший из Казахстана, готов водить троллейбусы в Москве, если надеется на хорошие стартовые условия для своих детей. А что вы думаете об этом?