Гомер был один

Не менее знаменитые поэты - Роберт и Элизабет Браунинг - герои рубрики "Литературная биография". Андре Моруа, по его собственному признанию, опускает на землю заоблачный сюжет о красавице, медленно угасающей в доме тирана-отца, и храбром принце-избавителе. Пришедшая из XIX века легенда об идеальной семье, где двое смотрят в одну сторону, рассыпается, обнажая драму неслиянных одиночеств. Сюжет отгороженности целого народа от мира, пути по обочине истории развивается в нобелевской речи прошлогоднего лауреата Видиа С. Найпола: " ...в детстве я ощущал присутствие двух миров, мира вне высоких ворот рифленого железа и домашнего мира - или, по крайней мере, мира бабушкиного дома. Это был пережиток кастовости /.../ На Тринидаде /.../ она позволяла нам /.../ жить по-своему и согласно собственным правилам, жить в своей призрачной Индии. Это способствовало необычайному эгоцентризму. Мы смотрели внутрь себя; мы жили собственными заботами; внешний мир существовал точно во тьме, мы ни о чем не спрашивали. /.../ Когда мы подросли и захотели знать - было слишком поздно..." Еще один классик современной литературы - и еще один ракурс темы: Мирча Элиаде, "Апология мужества", эссе, опубликованное в 1928 году. Элиаде воспевает мужество настоящего мужчины, способного на подвиг самопреодоления. Самопреодоление приближает мужчину к божеству. Возможно, в абсолютной степени оно только Богу и доступно: "Может быть, такие карлики, как мы, снующие по улицам и страдающие в теплых комнатах, - всего-навсего марионетки, добыча неистовой его воли? И что, если именно это --истина? Что, если мы поступаем, желаем и думаем по воле великого схимника?.." Строчка Элиаде: "Из памяти и из страданий возвысится его дух", не будь она столь пафосна, могла бы стать эпиграфом к роману испанца Хавьера Мариаса "В час битвы завтра вспомни обо мне..." (перевод Н. Мечтаевой; это центральная публикация номера - и безусловная удача: психологическая проза, увлекательное чтение). Роман и начинается с темы страдания и памяти - в детективном преломлении: "Никому и в голову не может прийти, что однажды он будет держать в объятиях мертвую женщину и что никогда больше он не увидит ее лица, а имя ее будет помнить". В этом романе много героев, у каждого из них своя история, каждый несет свой крест и остро чувствует свою особость. Но в ту ночь, когда умерла Марта Тельес, все они: ее сестра, любовник, его бывшая жена и даже король (Only the Lonely, Отшельник) - смотрели один и тот же фильм: "Полуночные колокола" с Орсоном Уэллсом - и это не случайно... Если иметь в виду актуальную литературу, июньский номер менее интересен. Безусловной рекомендации заслуживает только лишь страшный рассказ (подзаголовок) итальянца Дино Буццати "Семь этажей". Действие происходит в разрекламированной клинике. На седьмой (верхний) этаж поступают люди с легким недомоганием - и запускается некий зловещий конвейер, после которого из дверей первого этажа выносят покойников. Как всегда, отличный перевод Геннадия Киселева (напомню, это он переводил Алессандро Барикко и Альдо Нове). Есть еще небольшое интервью Джона Апдайка - о Боге, Кролике и Америке. И роман Жана-Филиппа Арру-Виньо "Урок непослушания" (перевод с французского Нины Кулиш). Очередной роман о кризисе среднего возраста. Расписанный по часам и главам (от начала занятий в 8 утра до "отбоя" в 23.30) один день из жизни школьного "препода" французского, вместивший неудачную попытку героя кардинально изменить свою жизнь. Может иметь и прикладной интерес для отечественных учителей. "Как если бы фиалкою лиловой/ Коснулись глаз, не проронив ни слова..." В "Литературном наследии" - подборка стихов Циприана Норвида. Начните читать с предисловия: Анатолий Гелескул не только прекрасный переводчик, он еще и тонкий аналитик психологии творчества: "Драма поэтов-эмигрантов не в отрыве от живого и переменчивого языка. И речь не о сентиментальной привязанности к родным местам. Мазовше, где Норвид родился, не рай земной и не Венеция, которую он так любил. Скитальческая судьба Норвида дала размах его крыльям, дальнозоркость и широту кругозора, но в чем-то насущном обездолила и, может быть, обескровила его дар. Его поэзия стала бесплотней, чем обещала быть". "Иностранка" начинает новый проект: "ИЛ": истоки и история. Журнал решил познакомить со своей родословной. В этом номере - выборка из "Вестника иностранной литературы" (1891-1894). Здесь есть литературная хроника, научные новости, сообщение о международном съезде атлетов и рецепт масла для ращения волос, обнаруженный на египетском папирусе (вдруг кому-то пригодится: "Возьми по равной части мякиша с собачьих подошв, спелых фиников и ослиных копыт. Развари все в масле и натирай им голову"; гуманная редакция предупреждает, что о результатах папирус умалчивает)... Толстые журналы сегодня мало кому доступны, поэтому позволю себе привести обширную цитату. Купюры не обозначаю, чтобы не затруднять чтение. "Вот зловещий факт, оповещаемый со всех сторон: публика больше не читает, книги не подаются. Публика не читает больше, потому что устала. Читать больше не принято, только перелистывать. Публика разрезывает листы книги, как ходит в кондитерскую - между делом. Завелась литература для туристов и для светских людей. Чтение книг занимает не более часу в неделю. Кончится тем, что будут покупать только политические листки, прибавления к газетам и иллюстрированные журналы. Наша демократия станет настоящими янки. К чему будет думать, когда все будешь знать. Мания писательства - невроз своего рода. Никто больше не умеет ни любить, ни страдать, не крича об этом с крыш. Отсюда такая масса личных признаний в форме рассказов и мания интервьюировать. Тех, которые не хотят писать, заставляют говорить; когда не о чем спрашивать, так просят высказать свое мнение о табаке и самоубийстве. Никто не соображает, что умственное значение эпохи заключается не в количестве, но в качестве писателей. Нас легион, и мы мало оставим по себе. Гомер был один и живет". Сказано сто десять лет назад. Вот уж точно - на века. А что вы думаете об этом?