Генрих Шлиман прославился на весь мир открытием Трои, хотя в действительности не столько нашел ее, сколько разрушил. Его называют знаменитым археологом, хотя научное сообщество отнеслось к нему весьма скептически, считая нуворишем, из чудачества тратящим деньги на раскопки. Шлиман 20 лет прожил в Петербурге и был российским подданным, но когда он захотел приехать навестить семью, Александр II наложил на прошение исчерпывающую резолюцию: «Пусть приезжает. Повешу». И всё же это был один из самых удивительных и незаурядных людей своего времени. 6 января, в день 200-летия рождения Шлимана, «Известия» вспоминают его биографию.
Мастер иллюзий
Помимо бесспорного коммерческого таланта и искренней любви к античной истории Шлиман обладал еще одной особенностью: он был великим мистификатором. Целенаправленно и старательно он создавал легенду о себе, но эта страсть рикошетом ударила по нему самому.
Историю своей жизни Шлиман начал писать, будучи еще молодым и совершенно неизвестным человеком. Он обладал достаточной усидчивостью, чтобы подробно и интересно описывать свои похождения, а со временем получил достаточно средств, чтобы их публиковать и распространять. Сведения из его книг, а также подробная и вполне публичная «Автобиография» на долгие годы стали основой всего, что писалось о первооткрывателе Трои.
Прошло довольно много лет, прежде чем ученые обратили внимание на то, что в книгах Шлимана есть масса нестыковок. Пришлось обратиться к документальным источникам, благо их оказалось предостаточно. Дело в том, что всю жизнь Шлиман тщательно вел личный архив. Примерно с 20-летнего возраста он собирал документы, письма, конторские книги, ежедневно вел подробный дневник. Его бумажное наследие насчитывает сотни томов, хранящихся в Американской школе классических исследований в Афинах, а также в библиотеках США и Германии, куда оно поступило из семейных архивов русской и греческой семей Шлимана. В конце XX века вышли первые посвященные жизни Шлимана серьезные научные работы, которые сразу вступили в очевидную конфронтацию с романтической легендой о бедном мальчике, в детстве прочитавшем бессмертное творение Гомера и поклявшемся найти Трою.
Оказалось, что античная тема в жизни Шлимана появилась гораздо позже, а знаменитый том «Илиады» не был подарен ему отцом на Рождество, а куплен в букинистическом магазине в Санкт-Петербурге. И с президентом США Шлиман не встречался, а документы для бракоразводного процесса и вовсе подделал. Даже ставший классическим рассказ о находке «клада Приама» оказался вымыслом, поскольку его супруги, которая якобы в этом участвовала, в указанное время на месте раскопок просто не было — согласно документам, она находилась в Греции у постели больного отца.
Конечно, «маленькая ложь рождает большое недоверие». С другой стороны, далеко не всё, что писал Шлиман, — выдумки, и его заслуги перед человечеством неоспоримы. Попробуем отделить зерна от плевел.
Первые миллионы
Мойры — греческие богини судьбы — соткали для Генриха замысловатую нить жизни. Он родился 6 января 1822 года в семье сельского пастора в Померании. При родах седьмого ребенка его мать умерла, отец вскоре сошелся со служанкой, после чего был лишен сана и, как следствие, средств к существованию. Детей пришлось пристраивать к сердобольным родственникам. Так 10-летний Генрих оказался в Калькхорсте у своего дяди, который также служил пастором. Какое-то время мальчик учился в гимназии, потом его отдали в ремесленное училище, чтобы обеспечить в будущем куском хлеба. Закончить обучение не удалось — с 14 лет ему пришлось идти помощником в лавку.
В 19 лет он перебрался в Гамбург, где брался за любое дело: был рабочим на рыбном рынке, грузчиком, разносчиком. В какой-то момент юноше предложили переехать в Южную Америку и он согласился, но корабль, на который погрузились переселенцы, попал в шторм и погиб у берегов Голландии. История душераздирающая, но... Единственным источником, повествующим о жизни Генриха этих лет, является он сам, и в рассказах этих очень много явных противоречий — среди пассажиров затонувшей «Доротеи» фамилия Шлиман не значилась, а сохранившиеся документы и рекомендательные письма тех лет водой не затронуты. Впрочем, нет сомнений, что детство и юность у Шлимана были безрадостными, что не могло не сказаться на его характере.
В торговом порту Амстердама молодой человек благодаря рекомендациям и приобретенным в гимназии познаниям в европейских языках быстро нашел работу в фирме «Шредер». Видимо, тогда он и усвоил, что, во-первых, знание языков — это ключ к успеху, а во-вторых — это достижимо при наличии целеустремленности, усидчивости и способностей, которыми он был наделен. Теперь всё свободное время он посвящал изучению языков — сначала усовершенствованию английского и французского, потом изучению итальянского, португальского и русского. Последний был совершенно сознательным выбором, поскольку российский рынок, без сомнения, был весьма перспективным.
У Шлимана не было денег на репетиторов, он учил языки по книгам и через общение с носителями, благо в огромном амстердамском порту можно было встретить кого угодно. Русский он тоже постигал по купленным у букинистов книгам. Когда же молодой немец попытался заговорить с нашими купцами, его речь вызвала у них совершенный восторг. Оказалось, что среди «учебных материалов» были знаменитые «срамные оды» Ивана Баркова, выражения из которых Шлиман честно зазубрил. Это помогло налаживанию дружеского контакта с русскими партнерами фирмы «Шредер» — конечно, если вся история с Барковым не вымысел самого Генриха. Но бесспорным остается то, что всего за четыре года Шлиман сумел сделать головокружительную карьеру от мальчика на побегушках до главы бюро, имеющего в подчинении приличный штат сотрудников. Тогда начинающий бизнесмен решил создать собственный «стартап», и местом приложения своих усилий он выбрал Россию.
В Санкт-Петербург Шлиман приехал в начале 1846 года. Это был субтильный невысокий (около 160 см) молодой человек с непропорционально большой головой. Юноша имел небольшой капитал, но жил весьма скромно, экономя на всем, кроме одежды: он хорошо понимал, что встречают по одежке, поэтому не скупился на дорогие английские костюмы. Нет сомнения, что Шлиман был очень талантливым бизнесменом — об этом свидетельствует его быстрый коммерческий успех. В России он добился солидной репутации и уважения в купеческих кругах. При этом страсть к мистификации сохранялась: исследователи обратили внимание, что Шлиман в русских документах использовал около десяти вариантов имени и отчества — Генрих Иванович, Андрей Иванович, Александр Иванович, Александр Николаевич, Андрей Аристович, Андрей Орестович, Генрих Августович, Генрих Оскарович. А отосланную сестре собственную фотографию в дорогой шубе подписал «Директор Императорского банка», хотя никакого отношения к этому учреждению не имел.
Тяга к перемене мест
В 1850 году пришло известие о гибели брата Людвига, отправившегося «делать гешефт» в Америку. По не совсем ясным причинам Генрих решил отправиться по следам брата в Калифорнию, где очутился в самый разгар золотой лихорадки. Имея небольшой наличный капитал, Шлиман создал примитивное, но выгодное предприятие. Он на месте скупал у добытчиков золотой песок, а потом перепродавал его банку. Разницу клал в карман. Бизнес был довольно рискованный — Шлиман писал, что спать приходилось с револьвером под подушкой, — но и прибыль была сказочной. В Россию Шлиман вернулся уже богачом.
Генрих всерьез связывал свою жизнь с Россией. Он вступил в российское подданство и официально стал купцом 2-й гильдии, перевез в Санкт-Петербург брата и сестру, женился на племяннице своего делового партнера Екатерине Петровне Лыжиной. Вряд ли это был брак исключительно по расчету — Шлиман твердо стоял на ногах, но и дочь известного столичного адвоката бесприданницей не была. Генрих долго добивался руки своей избранницы и сумел убедить ее в серьезности своих чувств. Кстати, несмотря на последующие события, он всегда материально обеспечивал Екатерину Петровну, заботился о детях и завещал им значительные средства.
Вскоре началась Крымская война, благодаря которой капитал Шлимана снова многократно увеличился. Часто пишут, что он поставлял в армию некачественный товар, но доказательств тому нет. Уголовных дел против купца ни во время, ни после войны не заводили, обвинений ему публично не предъявлялось. На деле Шлиман быстро сориентировался и, когда торговля с Англией и Францией по понятным причинам прекратилась, перехватил рынок у конкурентов. Кстати, основную часть в обороте фирмы Шлимана составляли чай и индиго (краситель для текстильной промышленности).
Перелом наступил в конце 1850-х. Преуспевающий купец затосковал, коммерческие дела волновали его всё меньше. Он жил по инерции — контролировал дела, много занимался спортом (ежедневное купание в море, конные прогулки, коньки и гимнастика в спортивном клубе) и учил языки — теперь греческий и древнегреческий. Шлиман отправился смотреть мир. Германия, Италия, Египет, Палестина, Сирия, Турция, Греция. Он вернулся в Россию, снова погрузился в дела. Был избран членом Коммерческого суда, стал столичным купцом 1-й гильдии, почетным гражданином. Но вскоре снова уехал, на сей раз в кругосветное путешествие.
Перезагрузка
Формально он ехал изучать коммерческие предложения для налаживания новых торговых связей, и отчасти это было правдой. Другое дело, что Шлиман, похоже, уже потерял интерес к коммерции и искал нового приложения своим способностям. Свое путешествие Шлиман описал в книге — на французском языке. Там он впервые признался читателям, что, столкнувшись с древней культурой далеких стран, пожалел об отсутствии у него систематического образования, без которого понять смысл увиденного было невозможно.
Шлиман возвращается в Россию и пытается убедить супругу уехать с ним в Европу, но получает отказ. Тогда в 1865 году он сворачивает дела в Петербурге, выводит средства и отправляется в Париж. Деньги он вложил в недвижимость, благо как раз в это время полным ходом реконструкция города бароном Османом. Шлиман участвовал в строительстве семи многоэтажных доходных домов. Получив стабильный доход, 42 летний рантье пошел учиться. Точнее, слушать платные лекции университетских профессоров по интересующим его темам. Без сдачи экзаменов и получения диплома.
Екатерина Петровна по-прежнему наотрез отказывалась ехать в Париж, а внезапный позыв мужа к знаниям воспринимала как блажь, если не сумасшествие. Но и в оформлении развода супругу было отказано. Видимо, именно в это время у Шлимана созрели два ключевых решения, определившие его последующую жизнь: желание прославить себя на научной стезе и идея создания новой семьи.
С присущим ему энтузиазмом, Шлиман взялся за практическое воплощение замыслов. Развод был оформлен в США. Сначала Шлиман и его адвокаты представили в суде свидетельство о том, что Генрих последние пять лет безвыездно жил в Нью-Йорке и даже имеет долю в солидной местной фирме, что дало ему право на получение гражданства. Следом последовал иск о расторжении брака, где Шлиман предъявил письма от своей супруги, в которых она наотрез отказывалась переезжать с мужем. Очевидно, что это были фальшивки, но судьи предпочли этого не заметить. Кстати, именно за несанкционированное получение второго гражданства и двоеженство Александр Освободитель и обещал повесить бывшего подданного.
Вскоре Шлиман женился на юной гречанке Софии Энгастромену, которая была почти на 30 лет моложе супруга. По сути, Генрих купил молодую девушку, которая пошла на эту жертву ради спасения обанкротившейся семьи.
Но для начала научной карьеры не имевшему образования бизнесмену нужен был какой-то формальный статус. Добыть его удалось через Ростокский университет. По совету брата Шлиман отправил туда свои книги и рукописи, за которые и получил докторскую степень. О коммерческой составляющей перевоплощения купца в ученого сведений не сохранилось.
Шлиман объехал значительную часть античной ойкумены, но исключительно как турист. Это позже он напишет, мол, с детства верил, что «Илиада» Гомера не сказка, как тогда считали многие ученые, а точное описание реальной Троянской войны, облеченное в мифологическую форму. Похоже, аппетит исследователя стал приходить к нему уже во время еды.
На пороге славы
Согласно описанию Шлимана, 8 августа 1869 года он впервые ступил на землю малоазийской области Троада, ведомый трудами таких авторитетов, как французский историк искусства Жан-Батист Лешевалье и австрийский дипломат и путешественник Иоганн Георг фон Хан, утверждавших, что Троя расположена на Бали-Даги. Неделю Шлиман верхом обследовал местность, но ничего интересного не нашел. Он вернулся в порт Чанаккале, чтобы отплыть в Стамбул, но опоздал на корабль. Здесь-то якобы и произошла совершенно случайная встреча, определившая судьбу троянской археологии.
Но, скорее всего, в дом британского консула в Дарданеллах Фрэнка Калверта Шлиман пришел по рекомендации кого-то из парижских историков или узнав о нем из справочника Мюррея. Калверт считался знатоком топографии и древностей Троады и, что самое главное, обладал опытом археологических раскопок в данной местности. Он уже не раз публично высказывал мнение, что остатки древнего Илиона следует искать в недрах холма Гиссарлык; более того, поняв научную ценность этого археологического памятника, он уже успел приобрести половину холма в собственность. Правда, денег на раскопки у него не было. В Шлимане англичанин увидел человека, имеющего материальные ресурсы для серьезных исследований, а Генрих сразу загорелся, поняв, насколько выигрышно можно представить идею поисков Трои с «Илиадой» в руках.
В 1871 году начались масштабные работы, причем Шлиман отказался от услуг профессиональных археологов, решив следить за всем лично. Калверт в раскопках не участвовал — он лежал с приступом малярии. Дальнейшее хорошо известно: Шлиман двумя траншеями прорезал холм и действительно нашел уникальный город, который был почти на тысячу лет старше Трои царя Приама. Но сам он этого не понял, решив, что обнаружил следы описанных Гомером событий. Шлиман громко раструбил о своем открытии, чем вызвал закономерный скепсис у профессионалов, видевших явное несоответствие материала и датировок. А его дилетантское презрение к методике раскопок и точной фиксации находок привело к тому, что для науки памятник фактически был уничтожен.
Последствия великих дел
В своей жажде славы Шлиман умудрился поссориться с Калвертом, турецким правительством, ученым сообществом. Когда он контрабандой вывез «клад Приама», его даже заподозрили в том, что предметы эти были куплены у грабителей или собраны из разных слоев. Обвинение не пустое, поскольку целостный клад легендарного царя стоил многократно дороже, чем разрозненный набор предметов, а Шлиман не скрывал своего желания «капитализировать» находки. Он долго пытался «пристроить» троянское золото, делая предложения Британскому музею, Лувру, Эрмитажу. В итоге, когда продать находки не получилось, он подарил коллекцию Германии, за что получил почетное гражданство и орден.
До конца жизни Шлиман пытался исправить то, что натворил в безудержном стремлении к славе. И отчасти ему это удалось. Он помирился с турецкими властями, заплатив за украденные ценности. Он признал, что ошибался, и допустил ученых к своим материалам. Он совершенно изменил подход к раскопкам и в дальнейшем не только копал в соответствии с научными методиками, но даже усовершенствовал их — например, ввел за правило обязательную фотофиксацию слоев и отдельных находок in situ (на месте).
Некоторые ученые признали его «раскаяние» и сменили гнев на милость, другие остались тверды в своем неприятии взбалмошного нувориша. Шлиман еще успеет открыть для науки Тиринф и Микены, провести в Трое научные конференции, построить музей в Афинах, написать несколько книг. Он останется дилетантом, но своим энтузиазмом сумеет заразить множество людей любовью к античной истории. А его жизненный путь станет примером того, что трудом и упорством можно достичь практически любых высот. На закате жизни Шлиман боролся с болезнями, от которых явно страдал его мозг, — трудно поверить, что те «чудачества», которые он позволял себе в последние годы, мог совершать здоровый человек. Он умер на улице в Неаполе, а похоронен в Афинах в семейном мавзолее.
В 1945 году хранившееся в Берлине «золото Трои» оказалось в СССР — частично в Эрмитаже, частично в ГМИИ им. А.С. Пушкина. Долгое время об этом предпочитали молчать, и лишь в 1990-е коллекция впервые была представлена публике, после чего снова возобновились разговоры о научной трактовке этого клада. Теперь же началось комплексное исследование предметов из Трои, с применением всех возможных современных технических средств. Ученые обещали обнародовать результаты в юбилейный год, так что ждать осталось недолго.