«Москва станет великой столицей искусства»
Париж закрыт на карантин. В Москве не работают музеи. Но обе культурные столицы устремлены в светлое будущее. Пример Китая, где учреждения культуры возобновляют работу, вдохновляет. 13 октября в парижском музее Фонда Louis Vuitton должна открыться грандиозная выставка коллекции братьев Михаила и Ивана Морозовых. Фонд готовит ее вместе с Государственным Эрмитажем, ГМИИ им. А.С. Пушкина и Третьяковской галереей. Об экспозиции, в которой около сотни картин Сезанна, Гогена, Ван Гога, Ренуара, Моне, Боннара, Матисса, Пикассо, «Известиям» рассказала директор фонда Сюзанн Паже.
— Эксперты полагают, что грядущая экспозиция вполне может повторить или даже превзойти триумф выставки «Иконы современного искусства. Коллекция Сергея Щукина» в вашем фонде. Четыре года назад на ней побывало рекордное число посетителей — 1,25 млн человек. Чем вы объясняете тот успех?
— Коллекция братьев Морозовых полностью отличается от щукинской, но пока я предпочитаю не говорить о предстоящей выставке. Что же касается нашего прошлого успеха, он объясняется очень просто. Французское искусство начала ХХ века такого высочайшего уровня есть только в двух музеях — в Эрмитаже и ГМИИ имени Пушкина. Сама я, как и мои коллеги — директора других музеев, — для выставок всегда прошу шедевры из двух музеев, которые располагают важнейшими картинами этого периода. Совершенно очевидно, что это французское искусство находится в России.
— «Сумасшедший писал — сумасшедший купил», — сказал Сергей Щукин, приобретя картину Гогена. Что вы думаете о таком подходе к коллекционированию? Вы признавались, что сами любите рисковать и порой слишком стремительно идти к цели.
— Я безмерно восхищаюсь Щукиным и его деяниями. Великий и смелый коллекционер не боялся рисковать. Он стремительно шел вперед, хотя и не отдавал себе до конца отчета в том, куда идет. Он полностью следовал за художниками — такими как Пикассо с его работами после 1907 года или Матисс, когда приобретал его знаменитый «Танец». Вначале Щукин колебался — покупать или нет, потому что все в его окружении были против. Несмотря на возражения, «Танец» пополнил его собрание. Он оказался настоящим провидцем, готовым принести себя в жертву.
— Москва стремится стать одной из главных европейских арт-столиц. Каковы ее шансы на успех?
— Не сомневаюсь в том, что у Москвы, которая идет своим путем, всё получится. У нее множество интересных проектов — как в государственных, так и в частных музеях. Она станет великой столицей искусства.
— Арт-критики отмечают ваш особый музейный глаз. Его сформировали около тысячи выставок, которые вы организовали в разных музеях. Вы не скрываете свой исключительный дар «слышать» не только художников, но и их работы. Что же они вам говорят?
— Я получила хорошее академическое образование, но всему научилась в мастерских художников. Там и сформировался мой музейный глаз. Поэтому я могу вести прямой диалог с произведениями искусства. К тому же сами работы говорят, их надо уметь слушать. При развеске они словно объясняют мне, с какими картинами они хотели бы висеть рядом, а с какими — нет.
— Фонд работает как музей. Какие его основные направления?
— Действительно, это музей со своей коллекцией. Мы никогда не перепродаем наши произведения. Стремимся отражать разнообразие современного искусства, а также занимаемся педагогической работой, предназначенной для широкой публики. К тому же музей — это привилегированное место для духовной деятельности. Для нас огромное значение имеет презентация работ и научный подход в подготовке каталогов и всех сопутствующих экспозиции материалов.
— Как вы пополняете коллекцию?
— Постоянно приобретаем новые работы — главным образом, современные. Наше собрание начинается с 60-х годов прошлого столетия и заканчивается нынешним днем. Я смотрю как можно больше вещей и делаю предложения Бернару Арно (глава компании Louis Vuitton — Moët Hennessy, один из богатейших людей мира. — «Известия»). Мы вместе принимаем решения и о приобретении новых произведений, и о проведении выставок. Кроме того, с момента открытия музея мы заказываем работы самим художникам. Некоторые из них и поныне остаются в постоянной экспозиции — например, большая инсталляция Олафура Элиассона (датско-исландский художник. — «Известия») или знаковая работа Эльсуорта Келли (американский художник и скульптор. — «Известия»).
— Сколько же произведений насчитывает собрание фонда?
— Так нельзя ставить вопрос — цифры ничего не значат. У нас есть перформансы, есть работа, которая одна занимает целый зал, тогда как в другом зале их можно разместить целую сотню.
— Однажды вы признались, что стремитесь абсолютно всё контролировать — вплоть до последней запятой в каталоге. Неужели удается?
— Да, я немного неврастеник. Очень требовательная и строгая. Я хорошо усвоила один из важных уроков, который мне преподали художники: всё должно быть организовано безукоризненно. Тогда получится хорошо. С каталогами я могу и ошибаться, но ничего не упускаю из поля зрения.
— Несколько лет назад Центр Помпиду получил в дар около 500 произведений русских художников, коллекционеров и меценатов. Ваш фонд готов открыть свои двери для наших мастеров?
— В коллекции фонда есть и их работы, которые мы регулярно демонстрируем. Всего не покажешь. Наше музейное пространство очень большое, но не безграничное.
— Знаменитый русский художник Эрик Булатов сожалеет о том, что русская живопись — классическая и современная — до сих пор не оценена по заслугам на Западе. Как надо заниматься продвижением искусства?
— Во всех странах мира есть творцы, которые сожалеют, что они не признаны. Сам Булатов во Франции хорошо известен, хотя и не широкой публике. Цель музея — представить работы того или иного мастера. Это ему помогает, так как следом приходит известность, но заниматься его продвижением — не наша задача.
— В арт-сообществе идут дискуссии о том, место ли интернету и разным гаджетам в музее?
— В музее должно быть всё, что нас окружает и имеет отношение к современным реалиям. Интернет — неотъемлемая часть нашей сегодняшней жизни. Музей не может оставаться в стороне от того, что происходит в мире. Тем более что интернетом широко пользуются и сами художники.
— Каким вам видится современное искусство через полвека?
— Надеюсь, что оно меня еще удивит!