Гений женской красоты: в Петербурге открылась ретроспектива Кустодиева
Тонко выписанные пышнотелые красавицы, обнаженная актриса БДТ, возлежащая как Даная, и фотография самого художника на пляже в купальном костюме… В Санкт-Петербурге проходит крупная выставка Бориса Кустодиева — живописца, который в царскую эпоху опоэтизировал архаическую Русь, но вписался и в новое революционное время. Галерея на Фонтанке демонстрирует около 100 работ мастера практически во всех жанрах.
Кустодиев известен как художник со сказочно-лубочным восприятием мира. Он был певцом народных праздников, гуляний, русских Венер и отражает скорее типы, чем индивидуальности. Уроженец Астрахани, он навсегда впитал стилистику старого купеческого города. Даже небольшие картины производят впечатление масштаба — из-за буйства красок, массовых сцен, полных тел, могучих фигур в полный рост. На этой выставке выделяются изумительной красоты небольшие женские портреты из частной коллекции: портрет Марии Шостакович (сестры композитора), подведенный под фирменный для Кустодиева образ идеализированной старины, и очень индивидуализированный образ Елены Грековой.
Выгодная особенность этой выставки в том, что она показывает своего героя в разных жанрах и техниках. Так, широко представлена графика (Кустодиев учился у Репина и прошел отменную школу рисовальщика). Даже наброски заставляют остановиться: это портреты Добужинского и Остроумовой-Лебедевой, соученицы Кустодиева по репинской мастерской, — эскизы к незавершенному групповому портрету мирискусников.
Затейлива композиция портрета друга художника — коллекционера Нотгафта (1918). Он показан тепло и по-домашнему, в халате на пижаму, на стенах висят узнаваемые полотна Петрова-Водкина, в руке Нотгафта — картина с купчихой (то есть Кустодиев внутри Кустодиева), а к креслу прислонена другая работа, но видна только тыльная сторона с подписью: «Кустодиев. 1918. Портрет Нотгафта». То есть художник изобразил тот портрет, над которым он тогда работал, уже как данность — в комнате коллекционера.
Здесь и пластика Кустодиева, фарфоровые статуэтки по его моделям. А еще — фотографии его авторства, прибывшие с родины художника, из Астраханской картинной галереи им. П.М. Догадина. Туда эти фото передала Татьяна Кустодиева, внучка мастера, известный искусствовед и сотрудник Эрмитажа. Снимки интересны не только как возможность увидеть частную жизнь художника — он снимал свою красавицу-жену, детей, родных, — но и как прообраз его произведений. В композициях кадра и мизансцен есть предчувствие рисунков и картин.
Пусть и небольшой, но всё же отдельный раздел посвящен деятельности Кустодиева в театре. Он был художником спектаклей Немировича-Данченко, Комиссаржевского и Дикого, сочинял сценографию для спектаклей МХТ, Александринки и совсем молодого БДТ. Кстати, работа для сцены сблизила Кустодиева с Замятиным. В разделе книжной графики есть рисунки, сделанные мастером для маленького замятинского рассказа «О том, как исцелен был инок Еразм», где за стилизацией под жития святых скрыты лихие эротические смыслы; и очевидно, как близка была Кустодиеву писательская манера Замятина.
Показателен литературный материал, над которым Кустодиев работал как сценограф: это и пьесы Островского (то есть от Кустодиева ждали романтизированного русского стиля), и сказовая «Блоха» Лескова — Замятина, но это и юная советская литература, создавшая героиню нового типа — «Виринея» Сейфуллиной.
Наше представление о театральном сюжете в жизни Кустодиева расширяет и великолепная картина ню, на которой изображена актриса БДТ Евгения Александрова — как узнаваемая женщина 1920-х годов, «амазонка» новой эпохи.
К театру относится и, наверное, самый щемящий экспонат этой выставки — фотография Кустодиева с постановочной бригадой спектакля БДТ «Блоха». Казалось бы, ничего необычного: художник заснят с помощниками на фоне своей декорации. Но если приглядеться, видишь, что Кустодиев сидит в инвалидном кресле — а в нем он из-за болезни провел полтора десятка лет.
Ситуация тяжелой болезни — и сопутствующие ей операции, многолетние боли, инвалидные аксессуары — побуждает сопоставить Кустодиева с его младшей современницей Фридой Кало, которая свой творческий путь начинала, когда он умирал. Но если у Кало травма и положение калеки часто напрямую отражались в ее живописи, то картины Кустодиева, наоборот, перпендикулярны таким жизненным обстоятельствам. Хотя, с другой стороны, зная о них, ты по-другому воспринимаешь весь этот разлитый в кустодиевском творчестве эротизм, пышущих здоровьем белотелых баб, матроса, прогуливающегося со своей «милой», да и вообще — мужчин, открывающих для себя мир женской прелести.
