Человек с земли: умер Юрий Лужков
Казалось, что этот плотно сбитый мужчина в неизменной кепке вечен — даже покинув в 2010 году пост столичного градоначальника, он не снизил оборотов, разве что направил свою кипучую энергию в иное русло, занявшись частной жизнью и своим любимым сельским хозяйством. Но годы берут свое — сегодня, 10 декабря 2019 года, Юрия Михайловича Лужкова не стало. «Известия» вспоминают человека, 18 лет стоявшего у руля столицы.
Лужкова после его ухода с поста градоначальника было принято поругивать — особенно, конечно, отличались на этом поприще те, кто безудержно восхвалял даже самые спорные начинания «человека в кепке» во время его пребывания в должности. В чем-то хулители, впрочем, и правы — многое из наследия Лужкова потихоньку уходит в прошлое вместе с воспоминаниями о «лихих 1990-х», «бомжатниками» на площадях и неистовой торговлей всем на свете где только можно (да и где нельзя — тоже). Однако ж, вспоминая 18 лет, которые Лужков провел в главном столичном кабинете на Тверской, нельзя забывать, какое ему досталось время — тяжелое, хищное, иногда откровенно страшное.
Москва 1992 года являла собой темный, неустроенный, едва избавившийся от реальной угрозы голода город — такой столица досталась новому градоначальнику. Лужков со свойственной ему энергией взялся за дело — и к концу его правления Белокаменная, возможно, еще не напоминала теперешний европейский мегаполис, но всё же почистилась, потучнела (если применить метафору из области сельского хозяйства, еще одной страсти Лужкова), стала просто более пригодной для жизни. Говорить, что при Собянине Москва похорошела, стало уже общим местом — но при Лужкове столица отстроилась (хотя многое из часто нелепых проектов того времени сегодня приходится сносить), получила основу для дальнейшего, уже цивилизованного, благоустройства.
Но не строительством единым жил Лужков. Коренной москвич и инженер-химик по образованию, Лужков всегда тянулся к земле. Пчеловодство было одним из главных его увлечений — и, надо сказать, он немало преуспел и на этом поприще, запатентовав даже собственный улей инновационной конструкции. Уйдя на покой, бывший мэр обзавелся пасеками в Калужской области и даже планировал разбить их по лесопаркам столицы, чтобы оздоровить окружающую среду. Он советовал учиться трудолюбию у пчел, которые «беззаветно служат своей семье и защите своего дома». Кстати, именно благодаря Лужкову в Москву пришли столь полюбившиеся горожанам ярмарки меда, ставшие уже традиционными.
Немало сделал Лужков, уже частным лицом, и для отечественного коневодства. В 2012 году он занялся управлением сельскохозяйственными проектами своей жены Елены Батуриной (неизменно самой богатой женщины страны) — в частности, восстановлением старинного конезавода «Веедерн». Там же он начал развивать выращивание зерновых культур и гречихи, о которой рассказывал и президенту. К выращиванию кормов и разведению скота планировались добавить производство грибов и сыра. В нем, конечно, всегда было что-то от классического русского «кулака», в исконной трактовке слова: сметливого, рачительного, прижимистого иногда мужика — с полагающейся искони на Руси такому мужику чудинкой. У Лужкова такой чертой была, пожалуй, непреодолимая страсть к организации общепита — получение им патентов на кулебяку и еще несколько типов пирогов стало поводом для интеллигентских шуток. Но, как ни крути, и этот факт отлично вписывается в портрет Лужкова-хозяина — «не пропадать же добру». И неудивительно, что именно о нем, кажется, первом, стали говорить как о крепком хозяйственнике — это потом термин вошел и в широкое употребление.
Политические амбиции Лужкова в какие-то периоды воспринимались вполне серьезно, в какие-то — не особо. Сейчас, впрочем, не время о них рассуждать — лучше и правильнее будет вспомнить, что именно Юрий Михайлович еще в 1990-е был одним из главных сторонников — и активных пропагандистов — возвращения России Крыма. В те годы это было, конечно, мало возможно — но ему всё же довелось увидеть и воплощение своей давней мечты.
Он был отправлен в отставку после торфяных пожаров 2010 года, когда Москву заволок едкий дым, а на улицах нередко можно было увидеть людей в респираторах. Обидная формулировка «в связи с утратой доверия» была, возможно, справедлива — хотя скорее просто подошла к концу эпоха, которую олицетворял собой Лужков. К тому времени уже пожилой человек, он не всегда улавливал веяния нового времени — но именно в силу особенностей своего характера никак не мог бы сам, по собственной воле бросить свое беспокойное московское хозяйство.
Добрый и давний друг Лужкова, скульптор Зураб Церетели когда-то не без юмора изваял его в виде спортсмена, играющего одновременно в теннис и футбол (страсть к спорту, кстати, постепенно передалась от Лужкова и самим москвичам). В чем-то хитрый грузинский творец верно подметил главное свойство характера Лужкова, помогавшее ему всегда, — способность делать одновременно несколько дел. Может быть, когда-нибудь этот — или другой, более строгий — памятник займет свое место на какой-нибудь из тихих площадей столицы, которую так пылко и самозабвенно (хотя иногда и безответно) любил этот человек, почти два десятка лет ассоциировавшийся с Москвой в не меньшей степени, чем ее легендарные достопримечательности.