Весь в роботе: почему ИИ не лишит людей работы
Через 20–30 лет роботы заберут работу у десятков миллионов людей. Пугающие прогнозы техноевангелистов, блогеров и прочих футурологов появляются регулярно. Но статистика показывает, что бояться нужно не безработицы. О том, чем четвертая технологическая революция отличается от предыдущих, «Известия» побеседовали с директором Центра конъюнктурных исследований НИУ «Высшая школа экономики» Георгием Остапковичем.
В марте 1964 года на обложке немецкого журнала Spiegel оказался огромный робот, который собирал машины и давал пинка рабочему. В апреле 1978-го — робот поменьше, державший рабочего за шкирку. В сентябре 2016-го рука робота поднимала человека в костюме, сидевшего за ноутбуком. Всё это — аллегории на скорый захват рабочих мест роботами и рост безработицы среди людей. Тот факт, что за 55 лет с появления первой обложки проблема не стала по-настоящему серьезной, заставляет задуматься, насколько она вообще реальна.
Прогресс увеличивает количество рабочих мест
2019 год, а также несколько предыдущих и последующих называют временем четвертой технологической революции. Первая на рубеже XVIII–XIX веков была связана с усовершенствованием парового двигателя, созданием железной дороги и преобразованиями ткацких станков. Вторая — век спустя началась с изобретением электричества. Третья — во второй половине ХХ века произошла благодаря появлению компьютера. И наконец, четвертая — искусственный интеллект и роботизация.
Первые три революции действительно лишали людей работы. Об этом свидетельствует хотя бы движение луддитов в Англии в первой четверти XIX века: недовольные рабочие громили машины, вытеснявшие их с производства. Но эффект был временный. В макроэкономическом смысле безработица благодаря прогрессу уменьшалась. Во-первых, появлялись новые профессии. Во-вторых, увеличивалась производительность труда, благодаря чему росла и экономика.
Получив большую прибыль, предприниматель инвестировал ее в другие производства или в потребление. Если в потребление, ему нужны были новые дома, новые яхты. То есть в этих отраслях начинала расти занятость. Или излишние деньги вкладывались в ценные бумаги. Значит, шел рост на других предприятиях. За счет этого они расширялись и увеличивалась численность занятых.
Плюс менялась стоимость товаров. За счет внедрения новых технологий они становились дешевле. Люди, которые покупали костюмы за 100 фунтов, теперь покупали их за 50. У них оставались сбережения, которые они тратили на приобретение новых товаров, на развлечения, услуги. И там создавалась занятость. Этот процесс, как нам показывает статистика прошлого и даже позапрошлого веков, всё время увеличивал численность занятых.
Георгий Остапкович не видит серьезных препятствий для кардинальной смены профессии. Это происходило раньше: «100 лет назад 70% людей были заняты в сельском хозяйстве. Сейчас 5%. И дальше доля ВВП будет смещаться из промышленности в сферу услуг». Происходит и сейчас: «Ну, что было бы хорошего, если Александр Розенбаум стал бы врачом?»
Вместо безработицы вырастет неравенство
Реальное отличие четвертой технологической революции от предыдущих в том, что, помимо физического труда, она изменит жизни людей. Обеспеченная элита получит доступ к плодам генной инженерии и биотехнологий. И еще сильнее отдалится от рабочего класса. Вернее, от прекариата. В отличие от рабочих прошлого у будущих не будет социальных гарантий и даже стабильного заработка.
Образуется каста людей, которая будет иметь новые возможности. Она будет небольшая. Затем будет высокодоходная группа людей, которая будет обслуживать эту касту. И появится третий класс, прекариат. Они не будут безработными, они будут получать временный или постоянный, но минимальный доход. Неустойчивое социальное положение, нестабильный доход, отсутствие социальных гарантий даст высокий фон протестных настроений. От этой группы можно ждать социальной турбулентности. Как в Римской империи, которую варвары за несколько лет похоронили.
Сгладить эту разницу и снизить уровень социального напряжения в будущем можно уже сейчас, трансформируя систему образования, чтобы «не производить миллионы юристов, экономистов, а создавать новые профессии».
Сотрудница предприятия работает в художественном отделении цеха эмалированной посуды
В конце лета министр просвещения РФ Ольга Васильева объявила об исключении 100 специальностей из колледжей в следующем году. Она объяснила это тем, что некоторые профессии «устарели содержательно, другие профессии — в принципе исчезают, третьи — изменились так, что необходимые навыки можно получить на краткосрочных курсах». Среди них «изготовитель эмалированной посуды», «сушильщик в бумажном производстве», «ткач», «вышивальщица», «сборщик изделий электронной техники» и «радиооператор».
А эксперты из «Сколково» выпустили атлас профессий, согласно которому к 2030 году исчезнут 57 профессий, в том числе профессии журналиста, шахтера и официанта. И вместо них появятся 186 новых, например специалист по биоэтике. Сейчас эта область на стыке медицины и философии посвящена этике эвтаназии и пересадки органов.
Будущее наступает неравномерно
Все эти процессы касаются макроэкономики. В реальности исчезновение профессий произойдет не так быстро и не так категорично. К примеру, в США за последние 20 лет из классификатора профессий (есть такой и в России) исчезла только одна профессия — лифтера. За последние 50 лет чуть больше: трубочист, телеграфист, телефонист, кучер, кузнец. И то некоторые кузнецы продолжают работать для выставок и частных заказов.
Более того, если говорить о России, футурологические прогнозы актуальны в лучшем случае для городов-миллионников. Специалисты по перемещению грузов и эксперты по клинингу в малых населенных пунктах точно сохранятся.
Труд уборщиков и грузчиков и так стоит недорого. Издержки на производство роботов для подъема грузов в высокоинфраструктурных местах вроде портов будут оправданы. А в магазине в Нижних Мамырях или Верхней Пышме еще лет 50 не будет роботизации.
Тем, кто уже сейчас волнуется о том, чтобы не остаться из-за роботов без работы, директор исследовательского центра рекомендует подумать, связана ли специальность с монотонным физическим трудом. «Если человек учится в нефтяном университете на бурильщика скважин или в строительном на прораба, да, эта профессия может исчезнуть. А если работа требует взаимодействия с людьми, значит, никуда она не пропадет».
