Первое впечатление: чем интересна выставка испанских импрессионистов
Коррида и пляжи Каталонии, россыпи винограда и старинные замки — все эти мотивы в центре внимания на выставке «Импрессионизм и испанское искусство», которая проходит в Музее русского импрессионизма и уже стала самой успешной в его истории: за первый уикенд экспозицию посетили более 4 тыс. человек. Это тем более впечатляющий результат, поскольку звездных имен среди авторов работ почти нет. Что же привлекает публику?
Нарисовать по-французски
Само понятие «импрессионизм» у нас прочно ассоциируется с Францией. Однако схожие тенденции в последнюю треть XIX века были и в других европейских странах. Живописцы Испании тоже начали выходить на пленэр, пытались ухватить мимолетное ощущение от природы и передать изменчивую атмосферу, отказывались от реалистической прорисовки деталей в пользу воздушности, легкости штриха...
В каком-то смысле испанцы даже опередили французов: так, у Мариано Фортуни, одного из самых известных художников середины XIX века, уже есть многие мотивы, которые потом будут развиты Мане и Ренуаром (известно, что Мане убеждали стереть подпись с написанной им картины, дабы она могла быть принята за Фортуни). С нескольких небольших пейзажей каталонца и начинается экспозиция в Музее русского импрессионизма.
Стоит признать, работы эти далеко не самые показательные — Фортуни прежде всего ориенталист. Однако для кураторов было важнее не столько показать специфику конкретного художника, сколько проследить эволюцию общего стиля эпохи. И это, пожалуй, самый интересный сюжет: на наших глазах реализм перерастает в импрессионизм, затем в постимпрессионизм и модерн. А тот факт, что авторы здесь практически не знакомы нам — за исключением разве что Фортуни да Хоакина Сорольи, — идет восприятию только на пользу: зритель смотрит не на таблички, а на сами произведения и оценивает их без оглядки на имена.
Здесь есть действительно прекрасные работы. Например, «Арена для боя быков» Рамона Казаса. Самое интересное на ней — трибуны, а вовсе не противостояние быка и тореадора. Праздничную толпу разгоряченных зрителей художник изображает пестрым месивом разноцветных точек и мазков: условно — и в то же время очень правдоподобно по ощущению. Не менее показательна для импрессионизма и «Процессия капуцинов в Фуентеррабии» Дарио де Регойоса: на первом плане здесь вовсе не мистическое шествие, а залитая водой сельская дорога — ну как не вспомнить парижские бульвары на полотнах Моне?
Идеи без границ
Вообще ассоциации с художниками других стран неизбежны. И это особое удовольствие, видя картину, вспоминать, на что она похожа. Например, «Белый павлин» Эрмена Англады-Камарасы просто ошеломляет сходством с Климтом: струящиеся, прихотливые линии и гипнотический, пугающий взгляд женщины на переднем плане — уже не импрессионизм, а модерн с легкими оттенками экспрессионизма.
Еще одна «климтоподобная» работа Англады-Камарасы — пастель «Дама в черном, с цветами» — убеждает, что это вовсе не совпадение. Но и не подражание, поскольку творили они одновременно. Скорее — дух времени, когда одни и те же эстетические идеи приходили в голову живописцам в разных частях континента.
Не менее явная параллель между некоторыми полотнами де Регойоса («Сети», «Сосновый лес в Улии») и французскими пуантилистами. Как Поль Синьяк и Жорж Сёра, испанский художник складывал изображение из точек, добиваясь ощущения мерцания, переливов цвета.
Брызги красок и морских волн
Один из главных героев экспозиции — Жоаким Мир. Его «Ноктюрн. Замок Бельвер (Мальорка)» был написан буквально на рубеже веков — в 1900-м, а «Пропасть. Мальорка» создавалась в первые годы XX столетия, и это уже не импрессионизм, а нечто иное. В ночном пейзаже конкретики нет вовсе — только темные плоскости разного оттенка, в которых угадываются контуры древней крепости посреди залива, освещенного несколькими скупыми огнями. Тогда как в вертикально вытянутом изображении ущелья линии, напротив, отчетливы, но это не реалистический пейзаж, а символистский образ, покоряющий своей декоративной условностью.
Таких произведений, которые смотрят в будущее и, в общем-то, уже выходят за рамки импрессионизма (пусть даже с приставкой «пост»), на выставке немало. Стремительная художественная эволюция нескольких десятилетий здесь представлена в концентрированном виде, в одном зале. И потому ликбез получился в известной мере поверхностным, но одновременно и универсальным. Знатоки тренируют память ассоциациями с более известной живописью и наслаждаются модуляциями между стилями, а широкая публика просто любуется образами, наполненными испанским солнцем, жизнелюбием и какой-то особой внутренней свободой.
В полной мере это позволяет почувствовать эпилог и одновременно кульминация экспозиции — полотна Хоакина Сорольи, на которых изображены веселящиеся дети на берегу моря. Стоя у картин, почти физически ощущаешь брызги, вылетающие из-под босых ног ребятишек, слышишь их смех и шум прибоя... И становится не так уж важно, сколько стоят произведения (подсказка: в десятки раз меньше, чем у французских импрессионистов) и каким «измом» это окрестить.