«Мы ратуем за безвизовый режим для студентов»
Потепления в отношениях между Россией и западными странами в ближайшие годы не произойдет. Об этом ректор Московского государственного института международных отношений (МГИМО) Анатолий Торкунов заявил в интервью «Известиям» по случаю 75-летия вуза. В ходе беседы он рассказал, при каких условиях стоит отменить визы для иностранных студентов, важны ли для МГИМО всемирные университетские рейтинги, какими качествами должны обладать будущие дипломаты, а также о том, видно ли было по Сергею Лаврову, что в будущем он станет главой МИДа.
— Прошлый масштабный юбилей МГИМО — 70 лет — был в 2014 году, когда обострение отношений между Россией и Западом начало набирать обороты. Как прошедшие пять лет сказались на международной деятельности университета?
— Я не могу сказать, что за эти годы мы свернули хоть одну международную программу. Напротив, у нас расширяется сотрудничество со многими зарубежными вузами, в том числе с американскими. Только что прошел масштабный семинар Университетского консорциума, куда входят, в частности, Оксфордский, Гарвардский и Колумбийский университеты. На встрече обсуждались отношения России и США. В конце октября пройдет совместный двусторонний семинар МГИМО и Принстонского университета, посвященный проблематике «Россия–Запад». Более того, число всемирно известных зарубежных профессоров, которые формируют науку международных отношений, в последние годы только выросло: у нас были и теоретик конструктивизма Марта Финнемор, и автор наступательного реализма Джон Миршаймер. Увеличилось и число совместных с зарубежными вузами магистерских программ — их в МГИМО уже более 30.
Студенты у здания Московского государственного института международных отношений (МГИМО)
Так что университетская среда не реагирует на сложности в межгосударственных отношениях. Напротив, есть понимание того, что необходимо развивать гуманитарные связи, продвигать то, что называется академической дипломатией.
— С вашей точки зрения, отношения России и Запада прошли высшую точку кризиса или всё еще впереди?
— Пока я не уверен в том, что в ближайшие годы нас ждет потепление. Есть осознание, что во многих странах, в том числе европейских, всё больше понимают: Россия — исключительно важная часть Европы и без нее нельзя построить ни устойчивую безопасность, ни развивать экономику. Мы это видим по восстановлению прав России в Совете Европы. Это важный шаг. Пришло понимание, что Совет Европы без России не может существовать как эффективная организация. Насколько же эффективна сама эта организация — отдельный вопрос для дискуссии и рассуждения.
Вместе с тем мне кажется, что период неопределенности в международных делах будет продолжаться какое-то время. В целом пока нельзя сказать, что мы перешли от прежнего мироустройства к новому. И определить сроки, когда новый миропорядок может сформироваться, сложно. Сегодня в Европе сложились новые геополитические условия, я уже не говорю о том, что появились такие важнейшие современные игроки, как Китай, страны Юго-Восточной Азии, Индия. Если коротко — думаю, что нынешний дисбаланс будет существовать еще какое-то время, а потепления в отношениях с Западом в ближайшем будущем ждать не приходится.
— В условиях, когда диалог высокого уровня находится не в лучшей форме, идет активизация по линии гражданских обществ. Сейчас у России налажены подобные контакты с Австрией, Германией, Италией и Францией. МГИМО, в частности, активно участвует в развитии «Трианонского диалога». С какими странами было бы актуально установить новые диалоговые окна по линии гражданских обществ?
— Вы правы: несмотря на турбулентность, о которой мы говорили только что, диалог по линии гражданских обществ продолжается, и весьма активно. Более того, есть новое явление — создание сети диалоговых механизмов. Недавно в Краснодаре состоялся «Триалог диалогов», в котором приняли участие «Петербургский диалог», «Трианонский диалог» и российско-австрийский «Сочинский диалог». Намечается активизация российско-итальянского диалога. Там появился новый сопредседатель с итальянской стороны, я с ним встречался, у него много интересных идей.
Участники учредительного заседания форума общественности «Сочинский диалог», Сочи
Если говорить о «Трианонском диалоге», у нас очень много планов. Следующая большая встреча состоится в ноябре — мы будем участвовать в Парижском мирном форуме, который проводится по инициативе президента Макрона. Однако дело не только в разовых мероприятиях, а в том, чтобы наладить постоянную связь между представителями гражданских обществ. Мы большое внимание уделяем нашему зеркальному порталу «Трианонского диалога» — он уже играет довольно полезную роль и в проведении олимпиад, конкурсов для молодежи, в познании французского языка в России и русского во Франции. Замечательный пример — французская литературная смена в «Сириусе» (Сочи), посвященная российской и французской литературе. Школьники были отобраны в результате конкурса, который прошел на портале.
— В сентябре Япония упростила визовый режим для российских студентов и бизнесменов. Как показал опыт чемпионата мира по футболу, свободный въезд — неплохой элемент мягкой силы. В российских кругах обсуждалось и введение безвиза для иностранных студентов. Действительно ли это необходимо? И для всех ли стран должен действовать такой режим?
— Это был бы замечательный шаг. При этом важно, чтобы это не было лазейкой для людей без особого рода занятий или, наоборот, с особым родом занятий. Надо очень четко определить порядок въезда, но мы ратуем за безвизовый режим.
Сколько лет Россия ведет переговоры о безвизовом режиме с Европейским союзом? Россия была абсолютно готова к этому. Нас упрекают, что в России существуют всякого рода ограничения, но наша позиция была и остается: в отношении Евросоюза мы готовы перейти на безвизовый режим. Введение безвиза будет касаться не только студентов, но и практически всех.
Отказ от виз — шаг в нужном направлении, но всё это должно сопровождаться обеспечением безопасности, верификацией приезжающих. Потому что большой вопрос в международных отношениях — вопрос безопасности и государств, и личности, особенно в условиях, когда не дремлет международный терроризм.
— Насколько в международных отношениях приемлема односторонняя отмена виз?
— Во время чемпионата мира по футболу Россия отменила визы в одностороннем порядке. Никто не пожалел об этом шаге, потому что это способствовало и укреплению авторитета нашей страны, и тому, что многие, у кого было предвзятое отношение, его изменили. Такого рода односторонний отказ от виз должен встраиваться в общую канву отношений с той или иной страной, учитывать тренды в развитии этих отношений. Когда отказ будет способствовать тому, что эти отношения будут улучшаться, тогда на это можно идти, но односторонние уступки в международных отношениях не очень работают, поэтому здесь должна быть разумная политика.
— У МГИМО традиционно много программ с французскими, итальянскими, немецкими университетами. А как обстоят дела с вузами из англосаксонских стран?
— У нас активное сотрудничество в виде совместных магистерских программ с двумя британскими университетами. Однако обмен студентами, преподавателями, профессорами идет в гораздо более широком спектре. Преподаватели английского языка уже на протяжении многих лет ездят совершенствовать знания и методики в Оксфорд. Такого рода обмены ведутся еще, например, с университетом Суррея и многими другими вузами.
Если говорить об обменах, то сейчас самая большая группа студентов в МГИМО — из Италии, их у нас порядка 100 человек.
— Чем это объясняется?
— Тем, что итальянцы проявляют заинтересованность, и наши преподаватели-итальянисты очень активны. Многие программы не италоязычные, а англоязычные, потому что такого количества говорящих по-итальянски и изучающих этот язык у нас нет. Хотя он очень популярен в МГИМО — сегодня по количеству изучающих итальянский на четвертом месте.
— В списке лучших школ международных отношений журнал Foreign Affairs приводит лишь американские и британские университеты. Насколько важно для МГИМО попадание в мировые университетские рейтинги?
— Все школы, которые там упомянуты, — часть университета, не факультеты. Сегодня они сталкиваются с очень тяжелым кризисом. Есть понимание, что классический международник уже не может устраивать ни посольства, ни Госдепартамент, ни министерства иностранных дел. Теперь студентам нужно давать больше прикладных знаний: в банковской сфере, в правовой, к примеру.
Должен отметить, что в наши программы заложена юридическая и экономическая подготовка. Конечно, на факультете международных отношений не очень глубокое погружение в эти предметы, потому что это невозможно по часам из-за насыщенности программы — взять хотя бы два иностранных языка, но база всегда дается. Во многих американских школах международных отношений иностранные языки вообще вынесены за пределы учебной программы, они изучаются отдельно.
Из международных рейтингов мы ориентируемся на QS. Наш институт входит в сотню лучших по основным для нас направлениям — по международным отношениям и политическим наукам. Мы ставим перед собой задачу — войти в сотню лучших по праву, экономике и современным языкам, потому что у нас для этого есть всё необходимое.
Но мы не классический университет — у нас нет ни медицины, ни биологии, ни физики, ни химии. Мы вуз гуманитарный, поэтому в количестве публикаций на одного преподавателя, цитирований не можем угнаться за классическими университетами, поскольку у нас почти 60% преподавателей — преподаватели языка, причем практики. Они зачастую не могут вести активную исследовательскую работу. Мы и не ставим перед ними такую задачу. Для значительной части преподавателей языка важно, чтобы они были первоклассными педагогами, хотя в последнее время и они активизировали публикационную активность.
— Пожалуй, в каждой стране есть университеты, которые можно назвать кузницей политического истеблишмента. В России это МГИМО. Должен ли такой университет изначально закладывать студентам прогосударственную позицию — точку зрения той страны, где он учится? Или человек дойти должен до всего сам?
— Заложить можно, если студент будет самостоятельно к этому приходить. Как можно принудить кого-то к той или иной точке зрения? Всё должно идти через дискуссии, дисциплины, понимание, преподавателей.
Но то, что выпускник, который планирует пойти на дипломатическую службу, должен быть государственником, понимать государственные интересы и, уже работая, на практике проводить линию, которую определило государство, президент, МИД, — это несомненно. Это везде так. Для тех, кто не собирается идти на государственную службу, это — вопрос выбора.
— В Москве летом прошли акции протестов, в которых участвовала молодежь, в том числе студенты разных вузов. В МГИМО чувствовались протестные настроения? Как руководство университета посмотрело бы на то, если бы студенты участвовали в этих акциях?
— Мы открыто дискутируем в МГИМО по самым разным проблемам, профессора и преподаватели разъясняют свою позицию. Молодежи всегда свойственны эмоциональность, желание показать свою позицию. Это надо принимать как данность. Другое дело, что с молодежью надо активно работать и вести диалог — это очень важно. Хочется верить, что такой диалог ведется и будет вестись активнее, что из всякого события мы будем извлекать соответствующие уроки.
Если люди участвуют в акциях, которые согласованы, это право каждого человека. Если участвуют в акциях несогласованных, да еще в тех, которые могут привести к каким-то последствиям, то это предмет особого рассмотрения. У нас не было прецедента, мне трудно об этом судить. Я полагаю, что всегда, когда речь идет о студентах, надо вникнуть в проблему, в побудительные мотивы. Здесь руководствоваться только административными рычагами нельзя.
— Когда учишься и смотришь на однокурсников, иногда понимаешь, что рядом с тобой — будущий министр иностранных дел…
— Насчет министра не скажу. Министр один и работает не один год (смеется).
— ...Или думаешь: «Наверняка этот человек будет очень хорошим синхронным переводчиком». Вы можете, глядя на аудиторию, сказать, кто станет выдающимся дипломатом?
— По задаткам, конечно, видно. Но жизнь многообразна, приносит каждому столько сюрпризов, что даже изначально выбранная человеком траектория — например, на втором курсе — часто не реализуется, появляются новые направления и увлечения. Ребята, которые учат восточные языки, заранее настраивают себя на работу в МИДе, участвуют в конкурсе, поступают на работу. Многие работают всю жизнь на дипломатической службе.
Говорят, что человек меняет работу каждые 5–7 лет. Для МИДа это не подходит, потому что там необходимо постоянство. Хотя большой плюс в том, что человек меняет страны, специализацию, поэтому нет монотонности жизни.
— Как понять, что человек годится для дипломатии?
— Даже по глазам часто можно понять. Когда мы бываем на выступлениях известных профессоров, когда сам выступаю — вижу реакцию аудитории и везде случается по-разному. Но у нас очень хорошие студенты, это отмечают все наши гости: президенты, министры, ученые. Генри Киссинджер, для меня человек высокого авторитета, сказал мне после своего выступления в МГИМО: «Вы можете гордиться своими студентами».
— А по Сергею Лаврову было видно, что он станет министром?
— А вот у него вектор никогда не менялся. Сергей Викторович — великий коммуникатор. Он был культоргом института: организовывал и выезды агитбригад, и сам всегда активно участвовал в их работе, по-моему, четыре раза был в стройотрядах.
Было видно с самого начала, что это человек с очень серьезными лидерскими задатками, увлеченно занимающийся будущей профессией. Он прекрасно учился в университете, взял третий язык. Потом его карьера шла очень стремительно, хотя он прошел все ступени — от референта на Цейлоне, как тогда Шри-Ланка называлась, до постпреда при ООН, затем министра. Третий секретарь, второй, первый секретарь. В общем, по Лаврову сразу было видно, что он готовится к серьезной дипломатии.
