Когда уходят такие большие фигуры, театры, созданные ими, сиротеют. Режиссер передает свое мастерство довольно странным образом. Чаще всего — своим примером. Тем, как он управляет театром. И в этом смысле научить «художественному руководству» практически невозможно. Еще ни один великий режиссер не оставил себе сменщика. В одной берлоге два медведя не живут. И для театра эта истина верна особенно.
Уход Захарова — огромная трагедия еще и потому, что он был не просто выдающимся режиссером. Шутя он говорил о себе: «Я счастливый режиссер — у меня не было двух провалов подряд». Или еще. Когда я спрашивал: «Почему вас так слушаются молодые звезды?», он без ложной скромности отвечал: «Наверное за десятилетия люди привыкли, что в 90% случаев то, чем я занимаюсь, приводит к удаче». Поэтому авторитет его в «Ленкоме» был непререкаем и соответствовал его положению в русском театре, русском кино — в русском искусстве в целом.
Это невосполнимая потеря для нас всех. Такая фигура речи абсолютно точно отражает наше сегодняшнее состояние. Потому что заменить его не может никто. Как всякий очень большой режиссер, он был создателем своего театра, своей труппы. Он буквально штамповал звезд. Можно говорить, что сам Захаров потерял, когда ушел из жизни художник Олег Шейнцис, драматург Григорий Горин... Но это он собрал их вместе. И вместе они создали важнейший центр театральной жизни Москвы. А значит, СССР, потом России. И мира.
Когда у нас в СССР вроде бы отсутствовал жанр мюзикла, музыкальные спектакли Захарова выезжали в Европу и там собирали полные залы. Какой сегодня российский театр может месяц каждый вечер давать спектакль при аншлаге? Их точно будет немного, а может быть, мы не найдем ни одного.
И до самых последних дней залы «Ленкома» были полны. В этом загадка Захарова. Менялись поколения, менялись составы спектакля «Юнона и Авось» — уже давно нет там Николая Караченцова и Елены Шаниной, а он держит публику в течение трех часов. Сейчас никому нет дела, что там когда-то впервые прозвучала православная молитва, впервые взвился андреевский флаг — всё это было событием в далеком советском прошлом конца 1970-х. Значит, помимо всего там была еще и железобетонная театральная прочность, которая заставляет нового зрителя смеяться и плакать в тех же местах, что и 40 лет назад. И в это невозможно поверить. Какой театр может похвастаться такими спектаклями-долгожителями, которые сегодня имеют не только музейную, но и художественную ценность?
Его постановками можно отмерять театральные эпохи. Но помимо просто чисто художественного высказывания его работы всегда претендовали на что-то большее. Ему было важно высказаться о нашей жизни. Это принципиальное свойство великого русского театра, без чего он просто не может существовать. Захаров в отличие от многих современных режиссеров прекрасно это понимал. Он был человеком великой русской культуры.
Конечно, театр не стоит на месте, многое ушло. «Фига в кармане» уже никому не нужна. Да и люди, которые приходят в зал, естественно, изменились. Сегодня среднестатистический театральный зритель — это молодая девушка.
Но Захаров не потерялся ни при советской власти, ни в годы перестройки, ни при диком капитализме. Он полвека, с первых спектаклей в Театре сатиры в конце 1960-х, был всегда современным и модным. Это огромная редкость. Даже Станиславский, если оставить за скобками его посмертную мировую славу, был модным лет сорок. Равного Захарову в театре не было и нет.
А еще он был важным авторитетом. Журналисты — и я в том числе — могли обращаться к нему по любому поводу. Марк Анатольевич нас поддерживал и ободрял в печальные минуты своим печальным же юмором, своими книгами. Он не унывал никогда. Сегодня мы потеряли еще и человека, с которым было легче жить.
В театре человек жив, пока его помнят. Я уверен, для каждого, кто видел спектакли Захарова, это воспоминание остается одним из важных, одним из существенных и — не смейтесь — полезных в жизни.
Автор — ректор ГИТИСа
