«Генная корректировка — это опасная вещь»
Испанский микробиолог Франсиско Мохика, открытие которого может означать для человечества победу над раком и другими тяжелыми недугами, рассказал «Известиям» о своей работе, безденежье, характерном для науки всего мира. Но главное — об умении терпеть и жертвовать как главной способности, которой должен обладать человек, решивший посвятить себя науке.
Испанский микробиолог Франсиско Мохика
Справка «Известий»
Франсиско Хуан Мартинес Мохика (Эльче, Испания, 5 октября 1963 г.) — испанский исследователь, профессор, заведующий кафедрой физиологии, генетики и микробиологии Университета Аликанте. Автор технологии CRISPR (Clustered Regularly Interspaced Short Palindromic Repeats — короткие палиндромные повторы, регулярно расположенные группами). Методика CRISPR позволяет редактировать ДНК и признана перспективным направлением генной инженерии. Ученый уверен, что с ее помощью возможно лечение наследственных заболеваний живых организмов. CRISPR — альтернатива лечению антибиотиками, которая в будущем обещает стать не только более результативным средством, но и более дешевым. Второе направление исследований, которым посвящена группа, возглавляемая Мохикой в Аликанте, — это использование бактериофагов в качестве альтернативы обычным антибиотикам. Франсиско Мохика был дважды номинирован на Нобелевскую премию — в 2017 году по химии и в 2018 — по медицине
— Ты, наверное, с детства мечтал стать ученым?
— Первой моей мечтой детства было стать летчиком. Это так романтично: смотреть на землю сверху. Но мама выступила против. Сказала, что это очень опасная профессия и посоветовала подобрать себе мечту в какой-нибудь другой сфере. И тут я дал волю своему увлечению природой. Цветы-деревья, бабочки-собачки. Интересно же!
— А как же семейная традиция? У тебя же родители — обувщики, я читал. Семейная династия, можно сказать?
— Не только родители. И три старшие сестры тоже по этому профилю пошли. А мне, как папа сказал, надо было учиться. Братьев у меня нет, играть в какие-то мальчишеские игры было не с кем — вот и проводил время, наблюдая за жучками, птичками и прочей живностью. Школьную программу обязали полностью заканчивать, никаких там отклонений в сторону профессионально-технических модулей. Общее среднее, потом бакалавриат, далее — университет. По какой специальности — это уже на мое усмотрение. Так в биологи и пошел. С последующей корректировкой — в микробиологи. Что выбрал — то выбрал, никто мне не диктовал, какая специальность должна быть. В общем, спасибо родителям, что дали возможность определиться самостоятельно и материально поддерживали, пока учился в университете.
— Но почему именно микробиология, если началось всё с птичек и собачек?
— Я понял, где мое место, когда впервые на практических занятиях заглянул в микроскоп. Был очарован открывшейся мне жизнью. Микроорганизмы — это основа всего: биология, биохимия, генетика, экология и т.д. — всё берет свое начало в микробиологии.
После окончания университета в Валенсии отслужил в армии — тогда в Испании была еще всеобщая воинская обязанность — и приехал в университет Аликанте (20 км от дома) в поисках лаборатории, где мог бы работать над докторской диссертацией.
Микробиолог Франсиско Мохика
— Вот так сразу?
— Да. Папа же сказал, что я должен построить научную карьеру. Влился в группу, работавшую в сфере микробиологии над темой, которая и близко не напоминала будущую CRISPR, но к микроскопу доступ был. Ученый должен быть со степенью, это свидетельствует всегда, что он оставил в науке след, принес в нее что-то полезное. Естественно, что я хотел написать диссертацию. Хотя, честно скажу, еще не знал, на какую тему. Руководство группы мне предложило изучать жизнь бактерий, обитающих в соленых лагунах Санта-Полы (городок в 17 км от Аликанте. — «Известия»). Поручили записывать состав цепочек ДНК. Я согласился, еще не зная, пригодится мне это или нет.
— Очень получилось по-наполеоновски: главное — ввязаться в бой, а там посмотрим.
— В науке вообще часто так: начинаешь изучать, не зная, что ищешь. Только о такой схеме работы практически никто говорить не хочет. Исследуешь и вдруг — бах! — нашел что-то необычное! И знаешь, что становится в этом случае самым главным?
— Что?
— Понять, что́ именно ты нашел и для чего оно служит.
— Всё дело в том, что открытия ученых обычно опережают время. Выражаясь бытовым языком — ты нашел в 1992-м смартфон из 2019-го. И как им пользоваться, если сеть, в которой он может работать, еще не создана?
— Интересное сравнение, но на деле — еще круче. Открытие — это когда ты идешь по улице и находишь, к примеру, сотовый телефон. Но ты не знаешь, что это за штука такая — какой-то аппарат с кнопками. Начинаешь на них давить, чтобы узнать: а что будет? И вдруг аппарат начинает говорить — получается, что ты, например, нечаянно позвонил в Англию. Набираешь новую комбинацию кнопок — тебе отвечают из Франции. Еще одну — из Португалии. Так ты приходишь опытным путем к выводу, что за штуку ты нашел и как ее можно использовать. В науке очень часто то же самое. Обнаруживаешь что-то и годами ломаешь голову и проводишь эксперименты — к чему бы пристроить твое открытие, чтобы пользу из него извлечь.
— Подозреваю, что к тебе это имеет прямое отношение. Повторяющиеся цепочки ты обнаружил в 1992 году. А первая публикация в научном журнале об этом за твоей подписью появилась в 2003-м.
— Да, вот считай, сколько времени осмысливал, что мне такое попалось в руки и для чего оно сгодится. Шаг за шагом, капля по капле, методом проб и ошибок, повторений и определения связей, причин и следствий… В конце концов выяснил, что повторяющиеся участки появляются у бактерий как реакция на вредное воздействие вирусов. То есть формируют иммунитет — не врожденный, а благоприобретенный.
Честно скажу, мне сильно повезло. Похожие открытия делали до меня две группы ученых в мире — одна в 1987 году, другая — в 1991-м, только не у тех же видов бактерий, которыми занимался я. Но они так и не нашли применения своим достижениям. Многим, очень многим специалистам, открывавшим что-то, не удавалось найти своим открытиям практическое приложение. Не было достаточного времени для проведения экспериментов с целью выяснить, для чего это. И не было достаточного финансирования. Государство науку не очень стремится поддерживать деньгами: ему не нравится финансировать «то, не знаю что» и без гарантий, что из этого выйдет что-то путное. Любой человек, решивший посвятить себя науке, должен в первую очередь быть готов жертвовать собой ради своих открытий. Которые могут и не состояться.
— Но если состоятся, то — «даешь восторги, лавры и цветы», как писал в России один поэт?
— Самопожертвование — не самое приятное испытание для ученых, многие не выдерживают и бросают заниматься наукой. Сколько по этой причине не состоялось открытий — кто посчитает? Государство (любое, хоть испанское, хоть американское, хоть российское) не хочет рисковать деньгами, если нет уверенности, что они вернутся, да еще и с прибылью.
— А кто хочет — частные компании?
— Они тоже не очень любят рисковать, но более подвижны в плане анализа и решения, во что вкладываться. Ученый — это, в конце концов, первооткрыватель. А судьбу его находки решают те, кто сможет решить вопрос коммерциализации открытия.
— Да, вот несколько лет назад работающие в Манчестере ученые Андрей Гейм и Константин Новоселов открыли графен и даже получили за это Нобелевскую премию. Испанская пресса тогда писала, что этот материал перевернет весь мир — благодаря его использованию в аккумуляторах автомобильные батареи будут заряжаться от нуля до 100% за считанные минуты. Выпускать графеновые батареи должны были начать в 2014 году. На дворе 2019, но, как говорят в России, воз и ныне там.
Андре Гейм (слева) из Нидерландов и Константин Новоселов, Манчестерский университет
— Выпуск — это уже реализация открытия. Коммерциализация его. Одно дело написать, какие блестящие у него перспективы. Другое — просчитать издержки и оценить, а будет ли какой-то еще выигрыш, кроме пафосных заявлений газет о триумфальной победе зеленой энергетики над углеводородами и прочем подобным. Ученые за коммерциализацию не отвечают. С моим открытием то же самое. Я могу только рассказать всем, что обладаю методикой лечить почти любое заболевание, корректировать иммунную систему человека.
— И даже еще до рождения избавлять его от возможных недугов в будущем, «подправляя» цепочки ДНК в яйцеклетках и сперматозоидах?
— В принципе — да. Революция возможна. Вопрос только в ее легитимности.
— То есть выращивать людей под определенные задачи? Создать, например, армию клонов, как у Джорджа Лукаса в «Звездных войнах». Людей, не чувствующих боли, не знающих, что такое страх?
— И такое возможно. Полгода назад в Китае уже объявили о рождении близнецов, которым скорректировали гены еще до того, как они появились на свет. И здесь во весь рост встает вопрос легитимизации подобных действий. Почти любое открытие может быть использовано как на благо человека, так и на погибель ему. Может привести к созданию атомной бомбы, а может — к производству электроэнергии. Основная масса людей покупает автомобиль, чтобы ездить, но есть и те, кто приобретает машины, чтобы убивать с их помощью людей. Ножом можно разделывать мясо на кухне, но и зарезать человека на улице им тоже можно.
Китайский специалист, кстати, работал в нарушение всех законов — никакого разрешения на эти опыты у него не было, он что-то там сфальсифицировал в бумагах. Генная корректировка — это опасная вещь, это головная боль для юристов. Поэтому я-то говорю сейчас только о возможности лечения с помощью «заплаток» уже возникших заболеваний или при наличии у человека предрасположенности к ним. Подтвержденной медицинским обследованием и заключением.
— Вылечить можно любую болезнь?
— Болезней тысячи, за все не отвечу. Хотя бы потому, что для одних существуют уже универсальные комбинации вставляемых цепочек в ДНК, а для других — нет. Для ликвидации угроз развития определенных заболеваний надо не добавлять какие-то цепочки в ДНК на определенных участках, а наоборот, удалять что-то. Можно уберечь человека от возникновения у него болезни Альцгеймера, например.
— С помощью CRISPR можно победить рак?
— Вот с этим заболеванием — сложнее, чем с любым другим. Даже если мы берем двух пациентов с одним и тем же диагнозом, скажем, рак легких, «заплатки» для них будут разного состава и содержания. Каждый больной раком нуждается в индивидуальном подходе к определению, какие дополнения ему в ДНК надо внести. Для лечения абсолютного большинства болезней существуют формулы, общие для всех пациентов, а с раком не так. Но можно. Вопрос в исследовании каждого индивидуума и конструирования для него индивидуальной «запчасти».
— Это, наверно, страшно дорого?
— Вложения, конечно, потребуются немалые. Но в любом случае это значительно дешевле, чем лечение существующими медикаментами. Применять технологию CRISPR можно для увеличения продуктивности растений, выведения засухоустойчивых видов сельхозкультур, создания пород скота, ориентированных на быстрое наращивание мяса или увеличенное производство молока. Не сомневаюсь, что технология будет востребована. Уже не менее чем в 20 медицинских учреждениях мира применяется эта методика, чтобы лечить гемофилию, рак (около 30 видов) и некоторые другие болезни. В Китае ставить «заплатки» на ДНК начали с 2015 года. Несколько недель назад пришла информация, что технология CRISPR стала применяться в США — пока, правда, только на уровне серии клинических испытаний по лечению злокачественных опухолей. Процесс этот долгий, займет несколько лет — но по-другому в медицине и не бывает, поскольку надо изучать не только моментальное воздействие, но и возможные побочные явления и т.д.
— А как в России с темой CRISPR?
— Честное слово, у меня крайне мало информации об этом. Знаю, что один ваш ученый собрался повторить то, что сделал полгода назад китаец, о котором мы говорили. Не знаю, это на самом деле или просто разговоры, возникшие из ниоткуда.
— Хотел бы принять участие в этом проекте, если он существует?
— Интересно было бы принять участие в какой-то совместной программе с вашими учеными. По CRISPR, разумеется, — я ничем другим не занимаюсь. Но на условиях, что всё легально и не противоречит ни моральным, ни юридическим нормам, а не как в том примере с китайскими близнецами.
