Тереза Мэй, занимавшая пост премьер-министра Великобритании менее трех лет, останется в истории как очень достойный и по-своему талантливый политик, оказавшийся в неблагоприятное для своей страны время в неподходящем для нее самой месте. В июле 2016 года Консервативная партия избрала ее преемницей Дэвида Кэмерона, премьера-неудачника, переоценившего успех своей партии на парламентских выборах 2015 года и, как следствие, ввергшего страну в многолетний кризис, известный как Brexit. Терезе Мэй пришлось заниматься реализацией соглашения о выходе Британии из ЕС, против чего она убежденно выступала, будучи в 2010–2016 годах министром внутренних дел.
Все три года премьерства Мэй экономика Великобритании росла невысокими темпами (менее 2% в год) с явным замедлением положительной динамики. Получив лишь 42% голосов на парламентских выборах в июне 2017 года, консерваторы благодаря мажоритарной избирательной системе завоевали 317 из 650 мест в палате общин, оказавшись в ситуации «подвешенного парламента». Им пришлось формировать правительство при помощи альянса с малозаметной Демократической юнионистской партией из Северной Ирландии, а для сохранения хрупкой коалиции — действовать крайне осторожно. Но необходимость выхода Британии из ЕС требовала совсем иных, решительных действий. Отсюда и происходила линия поведения Мэй как политика в 2016–2019 годах — шаг вперед, два назад.
Победа Дональда Трампа на выборах в США осенью 2016 года заставила Лондон пересмотреть фундаментальные основы своей внешней и экономической политики, даже невзирая на Brexit. Элиты Британии после 1945 года стойко сносили обвинения критиков в том, что из великой империи их страна превратилась в «американского пуделя». Действительно, Лондон полностью отдал на аутсорсинг США свою внешнюю и оборонную политику, при этом тщательно поддерживал статус либерального форпоста американской экономики в Европе. Благодаря такой политике начиная с 1980-х столица Британии вернула себе статус главного двигателя глобальной экономики, крупнейшего финансового и торгового центра в мире. Но после кризиса 2008 года финансово-экономическая глобализация остановилась.
Нарастающее с 2012 года противостояние США и Китая в Восточной Азии резко снизило стратегическую ценность Британии с ее подконтрольным Вашингтону ядерным оружием, а также с американскими базами ВВС и ВМС во всех уголках страны. А протекционизм Трампа девальвировал преимущества Британии как одной из самых либеральных экономик в мире. В ситуации, когда ВТО вот уже 20 лет находится в глубоком кризисе, а США закрывают доступ на свой рынок для многих внешних игроков, создавать благодаря Brexit дополнительные барьеры в торговле с ЕС для экономики Британии было просто губительно. Однако именно к этому Лондон все три года премьерства Мэй и готовился, выбирая между «мягким» и «жестким» Brexit, то есть между выходом из ЕС согласно унизительному соглашению (его текст был согласован сторонами в ноябре 2018-го, но пока не поддержан палатой общин) или же вовсе без соглашения, с перспективой регулирования обширных связей с континентальной Европой в «ручном режиме».
Решение Мэй дать старт мощной русофобской кампании, связанной с отравлением Скрипалей в марте 2018 года, было направлено на то, чтобы отвлечь внимание от Brexit. Предполагалось, что «ралли вокруг флага», призывы в духе «родина в опасности» должны создать атмосферу в британском обществе, когда выход из ЕС стал бы делом менее значимым. Но этим планам было не суждено осуществиться. «Дело Скрипалей» ввергло отношения России и Запада в новый кризис, но целям внутренней политики не послужило. Чтобы сохранить свою миссию аванпоста армии США в Европе, Мэй и ее министры любые новости о развитии вооруженных сил России представляли как свидетельство неминуемой агрессии и канун Третьей мировой войны. Но в континентальной Европе от этих возгласов устали, сегодня их поддерживают только младоевропейцы из Восточной Европы.
В 2019 году рост экономики Великобритании стал замедляться, усилились социальная напряженность и популярность антимигрантских настроений. Британский бизнес без восторга воспринял Brexit, и сегодня его главная забота — уменьшить потери от ослабления связей с ЕС, а вовсе не разработка какой-то новой стратегии завоевания глобальных рынков. Нынешней Великобритании с ее самой совершенной в мире инфраструктурой бизнеса, заоблачными ценами на недвижимость и дорогой рабочей силой нет места в мировой экономике, где доминируют протекционизм США и измеряемые триллионами долларов госрасходы Китая. Покидая пост премьера накануне неизбежных социально-экономических потрясений, Мэй оставляет своему преемнику наследство, которое способно погубить политическую карьеру даже самого профессионального лидера. В период «после Brexit» британская экономика обречена пережить немало потрясений, и пока нет гарантии того, что она выйдет из кризиса окрепшей.
В июле 2019 года Британия получит нового премьер-министра. СМИ называют около 20 политиков, выразивших желание поучаствовать в борьбе за раскалившееся добела кресло премьера. Выбор у Консервативной партии большой, только бывших и нынешних министров-консерваторов сразу пятеро. Но явный фаворит — бывший мэр Лондона и экс-министр иностранных дел Борис Джонсон. За два года руководства Форин-офисом (2016–2018) он отметился целой серией русофобских заявлений, поэтому его кандидатура мало у кого в РФ вызовет восторг. Но следует помнить, что именно Джонсон под конец своей недолгой министерской карьеры в декабре 2017 года приехал в Москву с официальным визитом и даже назвал себя тогда «убежденным русофилом». Стоя рядом с Сергеем Лавровым в российском МИДе, он призвал Россию и Британию «не сидеть на обочине и не жаловаться друг на друга», а начать работать вместе. Прислушаются ли к этому в Лондоне?
Автор — эксперт клуба «Валдай», профессор СПбГУ, профессор-исследователь Ляонинского университета (КНР)
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
