«Самые изощренные методы войны рождены в Европе»
Александр Сокуров считает, что Европа должна задуматься о мировых проблемах, а современным художникам стоит стремиться к масштабным высказываниям. Сам режиссер после четырехлетнего перерыва работает над новым фильмом, а также выступает одним из авторов, представляющих нашу страну в национальном павильоне на Венецианской биеннале. Обо всем этом народный артист России рассказал «Известиям».
— Ваша экспозиция на Венецианской биеннале называется «Lc. 15: 11-32» и представляет собой многожанровую вариацию на рембрандтовское «Возвращение блудного сына» из собрания Эрмитажа. При этом вы никогда не занимались проектами в сфере современного искусства. Теперь же создали полноценную инсталляцию, включающую два произведения видео-арта, скульптуры и картину. Почему решили зайти на непривычную территорию?
— Действительно, я никогда ничем подобным не занимался. Но решил попробовать, потому что за этим предложением стояли значимые для меня человек и место: Михаил Пиотровский и Эрмитаж.
— Можно ли сказать, что экспозиция получилась продолжением ваших предыдущих эрмитажных работ — фильмов «Русский ковчег» и «Робер. Счастливая жизнь»? Вы снова обращаетесь к теме музея.
— В каком-то смысле да, но всегда это очень разное обращение.
— И вместе с тем у вас опять возникает тема войны, как в «Александре» и «Духовных голосах»...
— Она скорее не у меня возникает, а у времени, у европейской истории. Да и у Рембрандта тоже. Мы же не знаем, откуда на самом деле вернулся этот блудный сын. Европа — родоначальница войны, она отвечает за эволюцию этой формы человеческого существования, за ее разнообразие. Периодически возобновляет ее, постоянно ссорится и очень трудно мирится, не извлекает уроки из прошлых конфликтов. Все самые изощренные методы войны рождены в Европе, и только потом уже оттуда пошли по миру, причем необратимо.
— Получается, вы этим проектом обвиняете Европу?
— Нет, я далек от этого. Я не судья, я просто пытаюсь эмоционально эту ситуацию освоить.
— Посетители биеннале неизбежно будут воспринимать вашу работу в контексте других павильонов. Успели ли вы посмотреть, что представили другие художники? И что вы думаете о тенденциях в современном искусстве, обозначенных в проектах других стран?
— Я посмотрел некоторые павильоны. Мне кажется, Европа недооценивает значение публичных художественных актов. Высказывание должно быть масштабным. Люди, которые живут в области культуры и «едят культурный хлеб», должны думать не о пуговицах и иголочках, а о течении времени, неизбежностях и закономерностях, брать на себя ответственность за тяжелые большие размышления. Еще не ушло время задумываться о проблемах. Но Европа не очень думает об этом. Кстати, побывав здесь, я понял, почему европейцы поддержали бомбежки Белграда.
— Почему же?
— Не буду говорить. Вы же сами всё видите, сами понимаете.
— То есть вы считаете, что в проектах биеннале наблюдается некое мелкотемье?
— Я не могу никого осуждать, каждый художник, наверное, вкладывает какие-то свои гигантские мысли в это. Но с позиции русской культуры, русской истории и драмы жизни я смотрю на сегодняшний момент как на очень сложный, противоречивый и крайне критичный в истории нашей цивилизации. Поэтому художественное высказывание должно быть основательным и фундаментальным.
— Вам помогали делать экспозицию выпускники вашей киномастерской в Кабардино-Балкарии, которых вы продолжаете опекать. А сейчас вы набираете новый курс — уже в Петербурге. Почему опять решили поработать с молодыми?
— Над экспозицией со мной работал Александр Золотухин, режиссер фильма «Мальчик русский» (участник программы Берлинского фестиваля 2019 года. — «Известия»). В Петербурге же ко мне придут зрелые люди, с высшим образованием. И совсем не обязательно, что я им очень нужен. Ну, там посмотрим. Они посидят на занятиях, и будет ясно, на сколько их хватит.
— Можно ли сказать, что педагогическое направление в вашей деятельности сейчас становится центральным?
— Я вынужден. Больше, увы, не могу комментировать, но обстоятельства жизни таковы, что я вынужден.
— Многих ценителей вашего творчества беспокоит, что вы давно не выпускали новых фильмов. Последняя на данный момент кинокартина — «Франкофония» — вышла в 2015 году.
— Да, да... Это плохо. Плохо для меня. Но, к сожалению, такова моя участь.
— Это связано с внешними причинами или с внутренними?
— Нет-нет, это связано только с учебным процессом, огромной нагрузкой при работе с курсом. Но сейчас мы уже работаем над новым фильмом.
— Собираетесь ли продолжать движение в направлении современного искусства — инсталляций, подобных той, что вы представили в Венеции?
— Пока никаких предложений нет. Если будут какие-то интересные мысли у Михаила Борисовича и Эрмитажа — попробуем... Но этот опыт дался нам очень тяжело.