Дорога на Москву: как 11-летний Шурка Ульянов подрывал эшелоны немцев
В 1941 году 11-летний москвич Саша Ульянов оказался в оккупированном Минске, откуда и начал свой боевой путь. Разведчик в партизанском движении Белоруссии, подрывник в диверсионном отряде, он был трижды ранен и неоднократно награжден. Накануне 74-й годовщины Победы Александр Александрович рассказал «Известиям» о том, за какой подвиг он получил орден Красной Звезды, почему в разведке ему «не хватало войны», а также о самом страшном воспоминании тех лет.
Помогла «легенда»
В 1937 году родителей маленького Шурки Ульянова репрессировали. Мать почти 20 лет проведет в лагерях, и сын встретится с ней лишь после смерти Сталина, в 1955-м. Отца, видного советского дипломата Александра Ульянова, расстреляли еще до войны. Какое-то время Шурка жил у двоюродной тетки в Москве, позже мальчика отправили в Минск к бабушке.
— Бабушка была медсестрой, военнообязанной, ее в первый же день войны мобилизовали. Тогда же, летом 1941 года, дом, где мы жили, разбомбили, а госпиталь эвакуировали, — вспоминает Александр Александрович. — Я остался в Минске совершенно один. Что было делать? Решил пробираться в Москву. Первым делом придумал «легенду»: я обычный мальчик, Шурка-москвич, отдыхал в пионерском лагере под Минском, а когда лагерь разбомбили, мы все потерялись. И вот, мол, иду домой. В партизаны я не стремился, но проходя по местам боев, на всякий случай припрятывал найденное оружие и старался запомнить места.
Однажды из леса вышли трое военных. Отступавших бойцов, оборванных, без оружия, Шурка встречал и раньше, но эти были совсем другие: хорошо вооруженные, белоснежные подворотнички аккуратно подшиты.
— Наши вернулись? — спросил мальчик взрослых.
— Нет, наши пока не вернулись.
— А возьмите меня с собой!
— Возьмем, если честно расскажешь, кто такой.
Шурка быстро изложил назубок заученную «легенду». Один из военных поинтересовался, где конкретно пацан жил в столице.
— Я назвал адрес своих родственников, — продолжает Александр Александрович. — Тогда меня спросили: «А скажи-ка, парень, какой троллейбус ходит по 1-й Мещанской?» Я ответил: «Двойка».
— Правильно, значит, не врешь, ты и правда москвич.
Военные взяли мальчишку с собой. В отряде Ульянов ходил в настоящей военной гимнастерке и брюках, подогнанных по его размеру и росту. А когда шел в разведку, переодевался в старую гражданскую одежду. Правда, в лаптях городской мальчик ходить так и не научился — и в зной, и в стужу шагал в ботинках.
— Когда немцы догадались, что дети в деревнях помогают партизанам, мальчишкам стало туго, фашисты могли просто так схватить, — вспоминает Александр Александрович. — Тогда меня стали отпускать только с группой взрослых. Я незаметно подползал к какой-нибудь хате и выяснял, что там происходит, а группа меня прикрывала.
Так было и в тот день, когда он получил первое свое ранение. К дому мальчик подходил с солнечной стороны — если что, заметят не сразу. Настораживало, что двор был непривычно тих. Колыхнулась занавеска, юный партизан успел это заметить. Из дома выскочили полицаи и открыли огонь. Шурку ранило, но товарищи смогли оттащить его в лес, куда полицаи уже не сунулись.
«Не хватало войны»
После ранения всю зиму 1941–1942 годов Шурка пробыл в деревне с названием Ляжин.
— Когда немцы появлялись, вся деревня меня прятала. Немцы — в одну хату, меня — в другую. 52 двора в деревне было, я их всех считаю своими родными. Когда у меня рана загноилась, деревенские ездили в Борисов на рынок, вещи на стрептоцид меняли. И вылечили.
Спустя три десятилетия, в 1975 году, повзрослевший Александр Ульянов снова побывал в Ляжине. Со своими спасителями и их детьми он до сих пор не теряет связь и регулярно переписывается.
Тогда же, весной 1942-го, Шурка вновь оказался в отряде. Участвовал в боях, опять получил ранение. Впервые попал в партизанский госпиталь и провел там всего пару недель. Подлечился и попал в диверсионный отряд.
— Прошел подготовку. Диверсантов учили минному делу: как закладывать мины, как подходить к железной дороге, как маскироваться. Гранаты метать, ножом действовать, рукопашному бою учили. Помню, как меня учили на врага сзади прыгать и голову сворачивать, но на это у меня силенки тогда не хватало.
Получать все эти совсем недетские знания мальчишке было очень интересно.
— В разведке мне войны не хватало. Для мальчишки война — это из автомата тук-тук-тук, а мне надо тихонечко пройти, чтобы никто не заметил, иначе провалю задание, — объясняет ветеран. — И когда появились гражданские лагеря (из местных жителей, бежавших из деревень под охрану партизан. — «Известия»), мне ребята сделали деревянный автомат. И я бегал в гражданский лагерь и играл в войну, вот там — тук-тук-тук.
По словам Александра Ульянова, какого-то особенного отношения к подросткам в партизанских отрядах не было.
— Я не один там был, у нас в отряде самому младшему было девять лет, а старшему — 16, — вспоминает он.
В составе диверсионной группы Шурка семь раз выходил на подрыв эшелонов, три были успешно пущены под откос.
С гранатой против пулемета
Партизанские тропы свели его с командиром диверсантов Артуром Спрогисом — среди его учеников в разведотделе была Зоя Космодемьянская. Шурка две недели был проводником группы Спрогиса и группы Героя Советского Союза Лели Колесовой.
В июле 1943-го отряд попал в окружение и командование решило идти на прорыв, сформировав группу из автоматчиков и пулеметчиков.
— И вроде прорвались, но вдруг немецкий пулемет начал стрелять: не подавили его с самого начала. Партизаны залегли, мне приказали бежать в отряд, сообщить о пулемете, — вспоминает Александр Александрович. — Неожиданно я заблудился и сам выскочил на этот пулемет, но сбоку. Я их вижу, а они меня нет. Мы тогда все были обвешаны гранатами, я четыре гранаты в это пулеметное гнездо запустил.
За этот подвиг юный герой и получил впоследствии орден Красной Звезды. А потом вновь было тяжелое ранение, и Шурку отправили на «большую землю», где он долго лечился в госпиталях.
— Что было самым страшным?
— В 1943 году мы освобождали детский дом, там были дети до пяти-шести лет, немцы у них брали кровь. Так вот самое страшное — это были их глаза, взрослые глаза детей. Я даже передать не могу этого. После того боя немцев перестали брать в плен, как не брали в плен карателей.
— А смешное было на войне?
— Было и смешное. Смешно было, когда я первый раз водки выпил. Шли из разведки, очень замерзли, и хозяин одной хаты решил угостить партизан водкой — я полстакана выпил и со стула под стол нырнул. Конечно, взрослые смеялись потом. Но больше до конца войны я водки не пил.
Заканчивал лечение сын партизанского отряда в рижском госпитале. Там же поступил в мореходную школу на факультет судовождения и стал рулевым. И там же, в Риге, находясь в увольнении, встретил свою бабушку. Случайно. Даже не знал, что она жива.
Сын врага народа
Но стать моряком юному защитнику Родины, награжденному помимо ордена Красной Звезды медалями «Партизану Отечественной войны 1-й и 2-й степени» и «За Победу над Германией», не довелось.
— В 1947 году меня вызвали во второй отдел и спросили: «Что ж ты не сказал, что ты сын врага народа?» А я отвечаю: «При чем тут отец? Сталин же сказал, что сын за отца не отвечает, я награжден», — рассказывает Александр Ульянов. — Из пароходства меня уволили со страшной формулировкой: «за невозможностью использования на судах Морфлота СССР», я получил волчий билет.
Помог друг семьи — устроил осветителем на Рижскую киностудию.
— Потом я поступил во ВГИК, стал оператором. Женился. Супругу распределили в Курчатовский институт и меня взяли на «Центрнаучфильм», — завершает свой рассказ Александр Александрович.
Началась мирная жизнь: оператор, а затем уже кинорежиссер-документалист Александр Ульянов снимал встречи первых космонавтов, фильм о космической программе «Союз» – «Аполлон», первые операции по пересадке сердца. В его фильмографии — более 200 очерков о науке и технике. А еще у него двое детей, семеро внуков и один правнук.
