Под «желтым» прессом: почему протест жилетов стал возможен при Макроне
Как пелось в старой песне, «окончена работа, опять пришла суббота», а значит, на улицы Парижа вновь выходили толпы французских обывателей, одетых в жилеты со светоотражающими полосами. В этот раз все вроде бы прошло спокойно, но всем памятны тысячи полицейских и жандармов на перекрытых центральных магистралях города, запах горелой резины покрышек и слезоточивого газа. Журналист Алексей Королев для «Известий» разбирался, чем «желтые жилеты» принципиально отличаются от традиционных протестующих и что у них общего с их главным врагом, считающим их «гигантским коллективным провалом» — президентом Франции Эммануэлем Макроном.
Знаки и призраки
Революция не делается без хорошего, яркого символа. Красный колпак, какие в Древнем Риме носили освобожденные рабы (был он, скорее всего, впрочем, вовсе не красным и носили его не только бывшие невольники) в конце XVIII века перевернул историю человечества, положив начало новому мировому порядку, в котором, с оговорками, мы пребываем до сих пор. Красный бант изменил историю России, оранжевая ленточка — Украины. Ныне, впрочем, символы все больше придумывают специально обученные люди: за звание изобретателя той же ленточки спорят несколько политтехнологов, а под всякий новый бунт на Востоке в медиа тут же подыскивается соответствующий цветочный эпитет. Но иногда бывает и по-другому.
Желтый жилет со светоотражающей полосой лежит — по правилам безопасности — в салоне любого частного автомобиля. За рулем при этом может быть фермер, инвестбанкир, официант, сварщик, пиарщик — кто угодно. Желтый жилет деиндивидуализирует человека, его надевшего, при этом он не несет в себе никакого особенного идеологического заряда. Разумеется, среди «жилетов» практически нет инвестбанкиров, зато очень много сварщиков и фермеров, но надпартийный характер протестов — их едва ли не главная идейная составляющая. По сути, это граждане, которые никогда не ходили на акции протеста — по виду, это провинциальный средний класс.
Вряд ли мы удивимся, если через несколько лет узнаем, что светоотражающий жилет в качестве символа массового контрэлитарного движения во Франции придумал какой-нибудь политтехнолог. Но пока что официальная версия выглядит по-своему убедительной: протесты начались из-за повышения цен на бензин, первыми протестующими были именно автомобилисты; все логично.
Разумеется, у протестов сперва не было ни организаторов, ни лидеров, ни правил игры: группы в соцсетях, стихийная координация, предельно жесткая манера поведения. «Жилеты» ведут себя на улицах французских городов словно бразильцы в фавелах. Разгромленные магазины, сожженные авто, схватки с полицией, тысячи арестованных. Случись такое лет сто назад, говорили бы, вероятно, о восстании.
Собственно, это и есть восстание, пусть и невооруженное (почти). От того же майдана, впрочем, есть существенное отличие — «жилеты» собираются по определенным дням, не парализуя жизнь Парижа напрочь. Что до погромов, то Франции после 1968 года не привыкать.
Разумеется, про повышение цен на топливо все уже забыли. Экономические лозунги приобрели стихийно-левый характер в духе «взять все и поделить», политические (если не считать требования отставки Макрона) — ну, тут говорить сложнее. Антисемитские надписи на стенах домов и избиение жилетами философа Алена Финкелькраута заставило Францию посмотреть на «жилеты» без еще недавней одобрительной снисходительности. Согласно соцопросам, большинство французов выступают за прекращение этого утомительного карнавала, корни которого, как ни странно, лежат в президентских выборах 2017 года, казалось бы, не предвещавших никаких неожиданностей, не считая отказа Франсуа Олланда, полностью обанкротившегося как политик, баллотироваться на второй срок.
Не так сели
Двадцать пятым президентом Французской республики должен был стать Франсуа Фийон. Опытный и респектабельный политик умеренно-консервативных взглядов, истинный голлист, крепкий хозяйственник (пять лет на посту премьера — для Пятой республики необычайно много!) — словом, идеальный набор компетенций для замены провалившего все и вся социалиста Олланда. Взгляды Фийона в целом совпадали со взглядами условного среднего француза за пределами парижской кольцевой дороги: осторожное отношение к Америке, иммигрантам и однополым бракам, неприязнь к крайне левым и крайне правым, сдержанные симпатии к России. Здесь самое место упомянуть конспирологическую теорию о том, что именно этот последний фактор вкупе с лидерством Фийона во всех рейтингах конца 2016 года стал триггером масштабного политического скандала. Фийона обвинили в фиктивном трудоустройстве своей жены, развязали жесткую кампанию в прессе и фактически выбросили из президентской гонки.
Президент Франции Эммануэль Макрон
Так это или нет — уже не важно. В ситуации, когда другим фаворитом выборов являлась Марин Ле Пен, видеть которую во главе страны большинство избирателей все же побаиваются, Франция предсказуемо обратилась к «меньшему злу» — и выбрала 39-летнего Эммануэля Макрона.
Макрона обычно характеризуют как центриста или «право-левого», имея в виду его идеологическую незашоренность и готовность заимствовать практики из любой части политического спектра. Собственно, эта характеристика — не просто ключевая, когда речь заходит о Макроне, она — единственная. Французский президент — политик нового типа, для которого цвет партийного флага — даже не десятый вопрос, его просто не существует. Недаром свою партию он назвал сперва вроде бы незатейливо — «Вперед!», но с подтекстом: En Marche! и Emmanuel Macron — сходство до степени смешения. Сейчас, впрочем, партия Макрона называется «Вперед, Республика» и ее идеология обычно описывается в столь однозначных терминах как «прогрессивизм», «трансформизм» и «реформизм».
Макрон управляет Францией как корпорацией, акционерами которой он считает, разумеется, всех граждан, а вот топ-менеджерами и членами правления — только своих сторонников. Политические взгляды топ-менеджеров не должны интересовать президента компании до тех пор, пока они преданы компании и ему лично — вот почему в партии Макрона вполне себе уживаются и вчерашние социалисты, и бывшие голлисты.
«Вперед, Республика» баннер с названием партии Эммануэля Макрона
В сущности, как это ни странно звучит, сторонники Макрона — а его партия имеет сейчас абсолютное большинство в Национальном собрании — это те же «желтые жилеты», надпартийные, идеологические всеядные и свободные от концептуальных условностей — только успешные, без жилетов и погромов. Более того: согласно соцопросам, значительная часть протестующих голосовала в 2017 году именно за Макрона. Президент и его уличные оппоненты, каждый со своей стороны, формируют совершенно новую политическую реальность, когда люди объединяются не потому, что ценят теории Маркса, Каутского или Хайека. Центром притяжения может служить или харизматичная фигура лидера, или — в противовес — лидером этим категорическое недовольство.
Нет никаких причин думать, что, избери в 2017 году Франция не Макрона, а Фийона, «жилеты» не появились бы на улицах — но весьма симптоматично, что появились они все же именно при Макроне.
Свои люди
Любопытно, что так или иначе в поддержку «жилетов» высказываются представители практически всех традиционных французских партий. Логика здесь не только в том, что Макрона хочется свалить любой ценой: политики вчерашнего дня чувствуют, что что-то упускают, что буквально за пару лет на их глазах борьба за власть приобрела совершенно новые формы. Тем более, что «жилеты» наконец завершили свой стихийный период и пытаются (не все, правда) как-то структурироваться за пределами социальных сетей и мессенджеров. Появились в их рядах и свои публичные фигуры: дальнобойщик Эрик Друэ, художница Жаклин Моро, официантка Марин Шаретт-Лабадийе, медсестра Ингрид Левавассер и, конечно, предпринимательница Присцилла Людоски, с онлайн-петиции против повышения цен на топливо которой все в 2018 году и началось.
Присцилла Людоски, одна из лидеров движения «Желтые жилеты»
И хотя речь о партийном строительстве вроде бы пока не идет, политика не знает исключений: улица побеждает только тогда, когда у нее появляется бэк-офис — с казначеями, парторганизаторами, устроителями рекламных кампаний и охранниками на митингах.
До выборов во Франции еще далековато (во всяком случае, до очередных), но полностью исключать того, что главными соперниками на них будут две «право-левые» силы, совершенно нельзя.
И тут встает вопрос, который любой ответственный гражданин задает себе регулярно: как не навредить. Насколько несовершенство публично-правовых институций — и уж тем более отдельных их руководителей — повод для того, чтобы пускать во власть людей, прославившихся разгромами парижских булочных. Франция имеет слишком богатый опыт преодоления революционных лихорадок, чтобы и в этот раз сделать верный выбор.
