Есть только звук: Михаил Плетнев выступил как пианист и дирижер
Два вечера подряд — 29 и 30 января — Михаил Плетнев и Российский национальный оркестр играют в столичной Филармонии-2 новую программу. Особенность ее в том, что народный артист здесь выступает и как пианист, и как дирижер, управляя оркестром из-за рояля. При этом можно было убедиться: взгляд большого музыканта выразительнее любой дирижерской экспрессии.
Михаил Плетнев любит совмещать в своих программах произведения разноплановые, стилистически контрастные, и порой логику их сопоставления понять бывает непросто. В данном случае концепция была очевидной: в первом отделении прозвучали Симфония № 35 Моцарта и Сюита из музыки балета «Пульчинелла» Стравинского, а после антракта — Клавирный концерт №5 Баха и Фортепианный концерт № 24 Моцарта. В общем, XVIII век и привет ему из века XX-го («Пульчинелла» — первый пример неоклассицизма в творчестве Стравинского).
Контраст, как оказалось, был в другом. Один и тот же коллектив в первом и втором отделениях играл по-разному. Симфонией и сюитой дирижировал приглашенный маэстро Константин Хватынец, музыканты при этом располагались традиционно — полукругом. И несмотря на четкую жестикуляцию дирижера, взаимопонимания между ним и оркестром не было. Моцарт и Стравинский прозвучали несколько тяжеловесно, без присущих РНО и самим композиторам изящества и богатой нюансировки.
Во время антракта пульты переместили: оркестр образовал конус, расширяющийся от рояля вглубь сцены. Михаил Плетнев решил совместить функции дирижера и солиста (он это делает не в первый раз, но — впервые за последние годы). И всё преобразилось: под началом худрука, управлявшего оркестром взглядами и едва заметными движениями плеч, а главное, своей игрой направляющего ход музыкальной мысли, РНО демонстрировал чудеса.
Взаимопонимание и слаженность были идеальны, хотя Плетнев не отсчитывал метр и даже не всегда показывал вступления. Музыкальная ткань наполнилась воздухом, обрела легкость, изысканность и в то же время глубину. И над всем этим великолепием возвышались фортепианные соло.
В игре Плетнева всегда чувствуются некоторая отстраненность, какое-то высшее смирение. Он любуется музыкой, но не отдается этому наслаждению целиком, не переживает эмоции здесь и сейчас, а будто взирает на прекрасный бренный мир откуда-то сверху. Вместо витальности — ощущение вечности. Здесь нет места внешним эффектам, стремлению обаять зрителя, захватить его непосредственными чувствами. Но нет и нарочитой концептуальности, философствования, выстраивания умозрительной конструкции. Только небесная красота и мудрость.
Зал, однако, следит за игрой Плетнева, затаив дыхание. И порой бывает ощущение, что время останавливается. В медленной части Клавирного концерта Баха одноголосная тема идет у фортепиано, а струнные аккомпанируют деликатным pizzicato. И когда артист вел эту, в общем-то, простую мелодию, лишенную виртуозности, да и вообще какой-либо возможности для пианиста «блеснуть мастерством», зрители, кажется, забывали дышать. И только страх, что какой-нибудь назойливый телефон разрушит чудо, мешал целиком раствориться в моменте.
К счастью, звонков, неуместных аплодисментов и вообще каких-либо проявлений невежливости со стороны зала не случилось. Впрочем, и настойчивых вызовов на бис после основной программы — тоже. Возможно, поэтому Плетнев, как всегда, печальный и почти безразлично реагирующий на овации, обошелся без дополнительных номеров. Всё сказано. Да и не может быть счастье слишком долгим. Правда, есть шанс, что сегодня во время второго концерта зрителям повезет больше.
