27 января 1944 года, 75 лет назад, советские войска полностью освободили Ленинград от фашистской блокады. Мы не имеем права забывать ни об этой победе, ни об этой блокаде — крупнейшей в мировой истории гуманитарной катастрофе, жертвами которой стали сотни тысяч наших сограждан.
По разным оценкам, с сентября 1941-го по январь 1944-го в Ленинграде и ближайших пригородах погибло от 630 тыс. до 1,5 млн человек. Это горожане, бойцы Красной армии, беженцы из окрестных районов Ленинградской области, попытавшиеся спастись «за городскими стенами» от стремительно наступавших летом-осенью 1941-го нацистских войск (цифры разнятся именно из-за беженцев: их число в военной суматохе не поддавалось точному учету). Свыше 90% погибших — жертвы страшного голода, ставшего неизбежным следствием тотальной блокады. Ни одна из воюющих держав никогда — ни до, ни после — не несла таких чудовищных потерь среди гражданских лиц.
Это был сознательный выбор нацистов. «Блокада возникла никак не по соображениям военной необходимости, а была прежде всего средством геноцида», — признает современный немецкий историк Йорг Ганценмюллер.
В тот момент, когда немецкому командованию стало ясно, что для одновременной победы под Москвой и Ленинградом у Германии не хватит сил, Гитлер решил сосредоточиться на московском направлении. С Ленинградом должны были покончить другим способом.
«Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса. Финляндия точно так же заявила о своей незаинтересованности в существовании этого города непосредственно у ее новых границ», — говорилось в директиве начальника штаба Военно-морских сил Германии от 29 сентября 1941 года.
При этом рачительные немцы даже были готовы отказаться от мощной промышленной и транспортной инфраструктуры, которую первоначально планировали использовать в своих целях после взятия города. Как отмечалось в документе, «прежние требования Военно-морского флота о сохранении судостроительных, портовых и прочих сооружений, важных для Военно-морского флота, известны Верховному главнокомандованию вооруженных сил, однако удовлетворение их не представляется возможным ввиду общей линии, принятой в отношении Петербурга».
План уничтожения Ленинграда не оставлял населению никаких шансов. «Предполагается окружить город тесным кольцом и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сровнять его с землей. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения», — говорилось в директиве.
Самой тяжелой для ленинградцев стала зима 1941–1942 годов. В этот период суточная норма выдачи хлеба рабочим и инженерно-техническим работникам опускалась до 250 граммов на человека. Служащие же, иждивенцы и дети и вовсе получали тогда мизерные 125-граммовые кусочки блокадного хлеба. Разрежьте килограммовую буханку черного хлеба на восемь частей, и вы получите представление о тех блокадных нормах...
Однако Ленинград выстоял. И не просто выстоял: крупнейший центр советского ВПК на протяжении всей войны поставлял фронту танки, минометы, винтовки, снаряды. При этом войска, защищавшие город, сковывали значительные силы германской группы армий «Север». Все два с половиной года блокады гитлеровцы не имели возможности перебрасывать свои формирования из-под Ленинграда на другие участки советско-германского фронта. Если бы город дрогнул и дал себя уничтожить, элитные части противника вполне могли бы оказаться зимой 1941-го под Москвой, на рубеже 1942 и 1943 годов — под Сталинградом, летом 1943-го — на Курской дуге. Но этого не произошло...
Впрочем, мы живем в эпоху медиапровокаций, и поэтому самые обсуждаемые в общественном пространстве темы, так или иначе касающиеся блокады, как правило, имеют опосредованное отношение к прошлому. С подачи малообразованных медийных дилетантов обществу подбрасывают то провокационный вопрос о целесообразности обороны Ленинграда, то споры о необходимости установки в городе мемориальной доски одному из организаторов блокады. В этом году при помощи скандально анонсированного кино вновь «заострили» спекулятивную дискуссию о количестве ром-баб, якобы съеденных руководством блокадного Ленинграда.
Можно сколько угодно ругать инициаторов этих провокаций, стремящихся при помощи публичных скандалов повысить собственную капитализацию. Однако от этого меньше провокаций не будет: таковы уж законы жанра. Другой вопрос: как в этих условиях сберечь и передать новым поколениям не искореженную разного рода вбросами память о блокаде и в целом о Великой войне?
Выход, как мне представляется, может быть только один: необходимо перестраивать школьный курс истории таким образом, чтобы именно там — в школе, а не в медийном бульоне — формировались устойчивые представления школьников о событиях 1941–1945 годов. Пора перестать нестись по ключевым темам, формирующим культурный код нации, со скоростью загнанной лошади. Нужно дать возможность школе всерьез заниматься формированием этого кода, составной частью которого, несомненно, является память о войне.
Не стоит обольщаться: сегодня только она может стать главным инструментом в решении этой важнейшей, без всякого преувеличения — стратегической задачи. Если не дать школе этого сделать, если окажется, что ей это не под силу, будем считать, что задача и вовсе не имеет решения. Тогда только и останется — без конца сетовать на провокации невежд.
Автор — главный редактор журнала «Историк»
Мнение редакции может не совпадать с позицией автора
