«Красная машина дала сбой»
Виктор Шувалов — один из пионеров советского хоккея. Вместе со сборной СССР он завоевал золото Олимпиады 1956 года и выиграл несколько мировых и европейских первенств, а еще — играл за ЦСКА и команду ВВС МВО. В субботу, 15 декабря, легенде советского спорта исполняется 95 лет. Накануне юбилея в эксклюзивном интервью телеканалу «Известия» он рассказал о том, с чего начиналось противостояние с канадцами, как спортсменам работалось с Василием Сталиным и в чем, по его мнению, состоит проблема современного хоккея.
«Вратари под свитер надевали просто телогрейку»
— Хоккей у нас в стране начали развивать в конце 1940-х, тогда же вы пришли в профессиональный спорт. Получается, вы как раз его с нуля и поднимали...
— Да, я как раз к этой плеяде принадлежу. В 1947 году, почти сразу после войны, в Челябинск пришла разнарядка Спорткомитета, мол, хоккей с шайбой — олимпийский вид спорта, его надо развивать. А как развивать? Никаких тренеров, никаких легионеров, ничего ведь не было тогда.
— И как выходили из положения?
— У нас тренер по баскетболу в Москве проходил стажировку какую-то, и он привез в Челябинск клюшку и шайбу, потом по этой клюшке в Челябинске в дерево-модельном цехе сделали еще 25 клюшек. Думали, что хватит на весь сезон. А мы вышли, бортик поставили от русского хоккея и стали играть, как играли в русский хоккей, хоккей с мячом. Там ведь совсем другая техника: в русском хоккее по мячу бьют, а шайбу надо именно швырять. Но мы-то откуда это знали? И мы за эту тренировку все 25 клюшек сломали, потому что они такие некачественные были, что бьешь — раз и отскакивает крючок.
— А из формы что было?
— Ну, сначала-то мы вообще просто футбольные щитки на голени надевали. У нас ребята все возмущались: «Ну этот хоккей — сплошные травмы получишь». Потом, конечно, из Москвы какое-то защитное оборудование прислали, с фабрики спортинвентаря. Эта же фабрика нас всех потом и снабжала — и в 1954 году, когда мы в Стокгольме на первенстве мира играли (советская сборная тогда выиграла золото. — «Известия»). Так вот, когда мы на том чемпионате канадцев обыграли со счетом 7:2, они пришли в нашу раздевалку, смотрят на форму и удивляются — обыкновенные трусы матерчатые, впереди кармашки нашиты такие, и в них вставлены квадратные фибровые прокладочки, чтобы они немножко предохраняли от удара шайбы. Ничего почти защитного не было, вратари под свитер надевали обыкновенную телогрейку. Шлемов никаких тоже не было, мы играли в кожаных велошлемах.
«Канадцы стучали клюшками для устрашения»
— С канадцами до того чемпионата вы где-нибудь встречались?
— Нет, европейские команды мы к тому времени уже немного знали, а канадцев тогда, в 1954-м, видели впервые. И они нас. Они, конечно, были фаворитами — мы на каждую их тренировку, игру, смотрели, изучали. А канадцы на нашу тренировку приехали: стоят на трибуне, резинку жуют, переговариваются. Минут 10–15 посмотрели и уехали. Мы, говорят, этих русских в 2–3 шайбы обыграем!
— Вы еще рассказывали как-то, что во время того чемпионата канадцы, проходя мимо вашей раздевалки, били по ней клюшками для устрашения. Это правда?
— Стращали, да.
— Еще как-то пытались запугать?
— Ну ведь мы-то их поведение изучали и к этому моменту примерно понимали, чего ждать. Они действительно были командой сильной. Все команды, которые на первенстве выступали, тогда против канадцев играли от обороны. Но и канадцы примитивно тоже играли: они при пересечении красной линии вбрасывали шайбу в угол, шел нападающий, второй его страховал. Некоторые европейские команды они обыгрывали по скорости, но мы были быстрее, чем канадцы. И мы на игре договорились, что защитник должен быстрее приходить к шайбе, и центральный, крайний подстраивался под него. Если уже начинал канадец вязать защитника в отборе, шайбу просто выбрасывали в среднюю зону. И канадцы у нас всё время попадали на контратаку. Даже первый тайм, по-моему, 4:0 мы выигрывали.
— Нервничали они там на льду, атаковали?
— Было такое, да. В раздевалке тренер Аркадий Иванович Чернышов нам говорит: «Всё по плану идет. Как планируем, так они, видите, всё время в контратаку попадаются. Так и нужно держать!» Но непонятно было, что они во втором тайме будут делать, какие коррективы внесут — они же видят, что проигрывают, надо что-то менять. Так они на второй тайм вышли и еще злее стали, шайбу вбрасывали и лезли в зону нападения. И всё время попадали на контратаку.
— После того как выиграла советская сборная, их поведение изменилось?
— Поскольку на чемпионате все жили в одной гостинице, они как фавориты себя там вели с самого начала, нос задирали. А когда мы их прибрали 7:2, они уже стали понимать, что с русскими считаться надо.
«Выиграете сегодня, получите телевизоры»
— Давайте тогда вернемся к началу — как вообще вы пришли в профессиональный спорт?
— Я перед войной за юношескую команду по русскому хоккею с мячом выступал, а потом началась война, и я пошел работать, про спорт тогда забыл. Ровно перед моим десятым классом отец на семейном совете сказал: «Как за 400 граммов хлеба будешь жить? Иди работать, а после выучишься». И я в августе пошел на Челябинский тракторный завод, где всю войну работал. Пока 18 лет не исполнилось, работал по восемь часов, потом — по 12, а иногда и по 17 часов. Потом уже, после войны, когда спорт начал развиваться, пришла разнарядка, что команда «Трактор» из Челябинска должна выступать в Урало-Сибирской зоне по классу «Б». И нас приказом директора освободили. С того времени почти все мы стали профессиональными футболистами и хоккеистами, потому что как тут работать. Сегодня ты в одном городе играешь, завтра — в другом.
— А в Москву ведь вы попали сразу в команду ВВС, к Василию Сталину?
— Да.
— Он лично курировал команду?
— Да, конечно. Он очень футбол и хоккей любил. Когда игры проходили в Москве, он почти на всех присутствовал.
— Жесткий был куратор, руководитель команды?
— Да нет, я скажу, что вот его сейчас иногда в кино эдаким деспотом представляют, но мне так не казалось. Он мог какого-нибудь военного оскорбить, ударить, это да. Но к нам, спортсменам, относился хорошо, я ничего не могу сказать, что он мог нечто подобное сделать. Многие говорят, что он даже и не вмешивался в тренерский состав, в игру.
— Трепета какого-то не было перед ним? Все-таки сын Иосифа Виссарионовича — всемогущего, по тогдашним меркам, человека. Или, наоборот, с его стороны не было постоянного чувства превосходства? Как это работало?
— Нет, вот он почти все игры посещал, всегда заходил в раздевалку, с ребятами здоровался, приветствовал, спрашивал, например, как настрой на игру, как играть будем...
— Я читал, что лично вам он дарил кожаную куртку.
— Нет, вот такого не было. Было, что он нам часы штурманские дарил. А еще как-то, когда мы трижды чемпионами мира были, мы играли в финале с «Крыльями» на «Динамо». Так он зашел в раздевалку и говорит: «Выиграете сегодня, получите телевизоры». Тогда это были такие маленькие аппараты, КВН. И пообещал банкет еще устроить. Но мы с «Крыльями» первый тайм 2:0 выигрывали, а потом 3:4 проиграли, так что ничего этого не было.
— За такое наказывал команду?
— Тоже бывало, да. Как-то мы были в турне — играли с местными командами в Киеве, Донбассе, Харькове. И выступили неудачно. В Харькове мы проиграли две игры из трех. А обратно летели на двух Douglas, для дублеров и для основного состава. И вот садятся летчики в Туле на заправку и говорят, мол, идите в павильон, а то бензин, опасно. Мы в павильон спустились, а самолеты поднялись и улетели. Потом мы узнали, что вроде как такое было его (Василия Сталина. — «Известия») распоряжение. Мы бросились на вокзал — билетов нет, дело прямо перед майскими праздниками было. Пришлось до Москвы на перекладных добираться.
«О гибели команды ВВС никто ничего не говорил»
— Катастрофа 1950 года, когда в Свердловске погибла практически вся команда ВВС, — это ведь тоже при Василии Сталине случилось?
— Да, и главное, тогда об этом нигде ничего не передавали. Только сарафанное радио передавало, что команда погибла. А перед этим мы играли с ленинградским «Динамо» — команда была несильная, мы обыграли ее с хорошим счетом. Василий Иосифович зашел к нам в раздевалку, поздравил с победой: ребята, говорит, молодцы, все. А Бочарников, играющий тренер, говорит: «Василий Иосифович, мы следующую игру в Челябинске играем, а там сильные морозы. Нам бы туда поехать, акклиматизацию более-менее пройти». Он говорит: «Заказывайте самолет и летите». Ну, они полетели. И вот там при посадке погибли 13 игроков и шесть человек из экипажа.
— Как получилось, что вас в том самолете не было?
— На той игре как раз Василий Сталин Бочарникову сказал, чтобы меня не брали в Челябинск. Я же сам оттуда, меня бы там просто освистали. Я еще просил меня отпустить туда, с родными встретиться. «Не надо, — говорит, — какую-нибудь провокацию сделают с тобой. Я позвоню, освободят, но не надо, ты прям в Свердловск подъедешь, на игру». Получается, спас меня. Но родственники тогда, конечно, были уверены, что я погиб. Успокоились только, когда я в Свердловске из вагона вышел.
— То есть игру не отменили?
— Сразу после того, как самолет разбился, собрали новую команду. В Челябинске играли восемь человек всего, но игру не отменили. А потом мы поехали в Свердловск, где играли со «Спартаком» свердловским и там же хоронили погибших хоккеистов. В клубе стояли 19 гробов, обтянутые одинаковой красной материей. Солдаты брали эти гробы и выносили, на студебекеры ставили. Там же, в этом поселке, где клуб был, находилось кладбище, где вырыли братскую могилу. Так и хоронили: летчика, майора Зотова, второго летчика, капитана, потом экипаж, потом хоккеистов всех. Родственники их приезжали — их специально из Москвы вызвали, но хоронили почему-то не в Москве. Хотя многие ведь оттуда, а Меллупс и Шульманис из Риги были, могли бы их отвезти туда, но вот хоронили всех в Свердловске.
— Почему это произошло, кто-нибудь объяснял?
— Там были разные версии. Говорят, что вроде все ребята знали, что при посадке и взлете самое безопасное место — это хвост. Все побежали туда, была нарушена центровка, и самолет повело, а летчик не смог выровнять его. И они прямо с работающими моторами врезались в землю — а было холодно ведь, 25 градусов, земля твердая была...
«За границей нам платили копейки»
— В этом же самолете тогда не было и Всеволода Боброва, с которым вы потом играли в одном звене, — я знаю, ходили слухи, что он загулял по ресторанам и его просто не смогли вызвать на игру.
— Да, говорили такое, но он не мог этого сделать. Во-первых, он только перешел в новую команду — он бы себе не позволил. Во-вторых, все его злачные места были известны, если бы понадобилось, его бы нашли.
— Но если слухи такие ходили, значит, в командах спортсмены выпивали, позволяли себе что-то немного лишнее?
— Ну а как еще? Знаете, в футболе и хоккее говорят: «Кто не пьет, тот не играет». Ребята, особенно в ЦСКА, при Тихонове, Тарасове, они на сборах жили, почти дома не бывали. Конечно, как только вырывались, слегка закладывали за воротник.
— А во время выездов за границу как было? Какие вообще были первые впечатления у вас, когда вы увидели, прямо скажем, другой мир?
— Ну конечно, это такая роскошь, когда идешь по центральной улице, а почти все первые этажи — это магазины или кафе. И в витринах всё выставлено, даже ценники стоят. Интересно было на всё это смотреть, купить мы себе особенно не могли ничего — нам за границей давали те же самые копейки. И вот чтобы доллары доставать заранее и с собой возить — такого не припомню. А вообще суточные были 26 рублей, при этом восемь из них обычно переводили в валюту другой страны, получались копейки. Но гостиницу, питание, какие-то развлечения нам всегда организовывала принимающая сторона. В кино иногда водили, на концерты.
— При этом, судя по рассказам, постоянно был прикреплен к вам сотрудник КГБ.
— Это да, они всегда были. Мы таких звали Василий Васильевич, «уши шляпу держат». Они же военные были и в гражданское только временно переодевались.
— А вы лично с какими-нибудь провокациями за границей сталкивались?
— Я за свою карьеру почти во всех европейских странах побывал, и в Лондоне, в Англии, Франции, Швейцарии, Австрии, Италии. В общем, везде, где в хоккей играли. И всё всегда было спокойно. Относились к нам везде спортсмены очень хорошо и никаких провокаций не было.
— Если денег платили немного, за что тогда так бились на турнирах?
— За престиж. Эти заграничные поездки тогда давали хотя бы какой-то стимул, ребята за них цеплялись. А если ты проштрафился или плохо играешь — тебя просто отцепят от сборной. Ну и, конечно, национальная гордость.
«Я за нее трудился, имею право медаль продать»
— Виктор Григорьевич, у вас олимпийское золото было и еще только с мировых и европейских первенств шесть наград. Какая из медалей для вас дороже всего, сейчас если смотреть, с высоты прожитых лет?
— Олимпийская, конечно. Но я ведь ее в 1990-е продал.
— Как так вышло?
— Тогда положение было тяжелое, страшное. Я получал пенсию 420 рублей, а жена — 380 рублей. Как на такие деньги жить? И меня просто донимали, звонили по телефону и спрашивали: «Медаль не продашь?» Откуда только узнали... Ну, я в конце концов и продал какому-то русскому коллекционеру. Они в основном покупали. Он ее потом продал канадцам — я знаю, что канадские коллекционеры платили очень большие деньги. Я сам продал за $600, а через пару недель мне позвонили, я спросил: «Сколько»? И мне говорят: «Тысячу долларов дадим».
— Когда вы эту медаль продавали, не было обиды на страну, на которую вы работали, за которую бились на турнирах?
— Не думали тогда об этом. Не умирать же было с голоду. Да и, в конце концов, куда я ее, в могилу потащу, что ли? Лучше какие-то блага для себя получить. В конце концов, я за нее трудился и имею право ее в трудный момент продать. Тем более что потом-то мне ее вернули.
— Об этом расскажите поподробнее, пожалуйста.
— Мне Вячеслав Фетисов позвонил как-то, поздравить с днем рождения. И говорит: «А как твоя медаль в Америке появилась?» Я отвечаю: «Я ее продал, советскому коллекционеру продал. Не знаю, как она в США появилась». В общем, они ее там выкупили за большую цену, и когда наших хоккеистов в Кремле награждали, мне эту медаль Путин лично вручал.
«Сейчас нет выдающихся игроков»
— А сейчас за хоккеем следите?
— Ну а как же, я всю сознательную жизнь в спорте. Конечно, первым делом «Советский спорт» читаю. И телевидение.
— За кого болеете сейчас?
— За ЦСКА, конечно, за кого же мне еще болеть. За хорошие игры, хоккей, футбол.
— И как вам нынешние спортсмены, нынешний хоккей?
— Даже «красная машина» дала сбой: 25 лет уже не выигрывают Олимпийские игры наши. Да и не только она — после Советского Союза весь спорт какой-то сбой дал. Хоккеисты не выигрывали 25 лет, футбол вообще в загоне у нас: 16 команд играют — центрального нападающего сборной нет. Игнашевич закончил играть, и из 16 команд центрального защитника не могут найти.
— В чем, по вашему мнению, проблема? Деньги слишком большие стали там крутиться, или что?
— Главное — во все времена было много выдающихся хоккеистов, а нынче таких нет. Ведь и защитники, и особенно нападающие всегда были. В хоккее было много замечательных троек, и они сменяли друг друга. Допустим, закончила наша с Бобровым и Бабичем тройка выступать, появились Александров, Альметов, Локтев. Закончили они играть — появились Харламов, Михайлов, Петров и т.д. Причем это не только в ЦСКА было, во многих командах тройки появлялись. А сейчас где такие игроки? Никого нет.