Исправленному верить: можно ли вернуться в общество с зоны
Колонии и другие места лишения свободы неслучайно называются исправительными учреждениями. Подразумевается, что их главная задача — не изолировать людей, а исправить и вернуть в социум. Тем не менее почти каждое второе расследованное преступление в России — это рецидив. Почему вчерашним заключенным так сложно адаптироваться к жизни на свободе — выясняли «Известия».
Благие намерения
Понимая, что возвращение бывших заключенных к законопослушной жизни выгодно всему обществу, многие страны проводят серьезную работу по их социальной адаптации. В США, например, для этого существует служба пробации. «Она оказывает социальную помощь в виде трудоустройства, материальной поддержки и предоставления жилья для профилактики рецидивной преступности», — рассказывает адвокат Дмитрий Зацаринский. В Финляндии и Великобритании к реабилитации заключенных, помимо государственных структур, подключаются общественные неправительственных организаций. «Эти организации разрабатывают конкретные социальные программы, оказывают социальную помощь, привлекают к работе необходимых специалистов на общественных началах», — объясняет адвокат.
В России подобная практика на законодательном уровне тоже существует. В 2006 году Минюст РФ утвердил инструкцию о содействии осужденным в трудовом и бытовом устройстве. Согласно документу, подготовка к освобождению лиц, отбывающих наказание в исправительном учреждении (ИУ), подразумевает индивидуальные беседы с осужденными, выяснение их жизненных планов, отношений с родственниками. Специалист в ходе диалога должен убедить человека в необходимости возвращения домой и на работу.
Актуальную информацию о ситуации в мире можно получить в рамках занятий в «Школе подготовки осужденных к освобождению». Сотрудники колонии также содействуют заключенным в поиске работы и жилья. Начинаться такая подготовка должна не позднее чем за полгода до окончания срока лишения свободы.
Без труда
Но в таком виде механизм существует лишь на бумаге. О школах социальной адаптации заключенные часто и не слышали, а с работой бывают сложности даже в самих колониях. «Это, видимо, невыгодно самим предприятиям. Хотя бы потому, что заключенные часто живут по принципу «время идет — срок идет» и отказываются работать. А руководство колонии не видит смысла их заставлять. На рабочем месте обязательно должен быть надзорный, должен вестись учет — всё это означает только лишнюю ответственность. Их задача не перевоспитать человека путем труда, а внимательно следить, чтобы никто не убежал, не пронес запреты, не употреблял алкоголь. За это спрашивают, а не за производственные успехи», — считает Антон, который провел в колонии-поселении чуть больше года и вышел на свободу по амнистии.
Судьбой тех, кто уже покинул стены «казенного дома», ФСИН занимается еще меньше. Игорь Скрипка, председатель Московской коллегии адвокатов «Скрипка, Леонов и партнеры», вспоминает случай из практики. «Однажды наблюдал, как в одной из колоний общего режима выпускали женщину после 10 лет срока. Вызвали такси, которое должно было отвезти ее в место, где она раньше жила, и сотрудницы спросили ее: «Вы помните дом, улицу, где живете?» Она ответила: «Нет, не помню, но как приеду, разберусь». О какой социализации и реабилитации может идти речь?».
Устроить свою жизнь самостоятельно для вчерашних заключенных чаще всего проблематично. Трудности возникают уже с поиском легального источника средств к существованию. Для работодателей брать человека с «темным прошлым» — ненужный риск, они опасаются сотрудничать с человеком, который до этого тесно контактировал с криминальным миром. «У гражданских лиц складывается ощущение, что, будучи за решеткой, особенно в следственном изоляторе, где смешиваются люди с разными статьями, происходит так называемая расписка под какой-нибудь криминал. У того, кто в заключении больше пяти лет, могут быть какие-то незавершенные дела. Если он их не сделает — его криминальная структура достанет или он свой социальный статус потеряет. Такой человек находит простых ребят, которые попали за решетку по несильно тяжким статьям, и за счет разговоров и других действий вынуждает их совершать преступления», — рассказывает Антон.
Чтобы оградить себя от таких граждан, работодатели прибегают и к нелегальным методам. «При устройстве сотрудники службы безопасности коммерческих организаций через «своих людей» в полиции пробивают претендента на наличие фактов уголовного преследования и всегда отказывают. Хотя такой отказ, как и сам процесс «пробивания» любого гражданина по базе — незаконны», — объясняет Дмитрий Палатов, адвокат Коллегии адвокатов города Москвы «Барщевский и Партнеры».
Но действительно ли работодатель обезопасит себя, отказав человеку с судимостью? «Иногда людям отказывают даже супермаркеты низшего ценового сегмента. Хотя мы все знаем, что там часто работают люди из ближайших стран, у которых вообще нет прошлого, потому что его никто и не запрашивает. Разрешение на трудоустройство просто покупается без всякого подтверждения, что человек не судим или хотя бы не состоит на учете в психоневрологическом диспансере», — рассказывает Сюзанна Кирильчук, руководитель реабилитационного центра для осужденных женщин «Аврора».
Нередко, получив многочисленные отказы, те, кто искренне хотел начать новую жизнь, вновь попадают за решетку. Такой случай чуть не произошел в тюремной больнице имени Гааза, где отбывал наказание Николай, бывший сотрудник органов. «У нас в местной лаборатории парень работал санитаром. Персонал был им доволен. И хотя он бывший наркоман — за всё это время ни разу не воспользовался возможностью что-то употребить, — вспоминает Николай. — Выйдя на свободу, он вернулся в родной город, пытался устроиться дворником и получить каморку в общежитии, но отказали. Пробовал устроиться на кладбище, где раньше работал, но все места были заняты. Недели две скитался по улицам, а отчаявшись, пришел просить помощи в полицию. Рассказал, что недавно освободился, не хочет возвращаться к наркотикам. Полицейский посоветовал договориться с какой-нибудь женщиной, чтобы украсть у нее сумку и прийти с повинной».
Благополучно история завершилась лишь чудом. Знакомые устроили молодого человека на лесопилку и поселили там в вагончик.
По словам Николая, такие ситуацию не редкость. Существует даже понятие «сезонные сидельцы». Это бывшие заключенные, которые не нашли себе места в обычной жизни. Проскитавшись летние месяцы, они совершают мелкие преступления, чтобы ближе к зиме снова отправиться в тюрьму. «Некоторые еще и помогают поднимать раскрываемость, берут на себя дополнительные эпизоды, получая от оперативников бонусы и поблажки во время отбывания срока», — рассказывает бывший сотрудник органов.
Эффект зоны
Помимо труда в колонии, важным моментом подготовки к новой жизни является психологическая консультация. Но и она для большинства заключенных существует лишь номинально. «Штатный психолог у нас был, но вел беседы только с теми, у кого были рекомендации: пониженный социальный статус, заболевание, проблемы с поведением. Чаще всего руководству казалось, что ты можешь сам социализироваться. С теми, кто сидел за употребление наркотических веществ, беседы и то не велись. Нет у них серьезных психологических отклонения на этой почве — и нормально. Из 100 человек психолог работал от силы с 5–10», — делится с «Известиями» Антон.
А ведь необходимость в психологической поддержке испытывают многие. «В колонии у людей формируется нечто вроде «вынужденной беспомощности». Там свой режим: есть работа — ее дали, как работать — объяснили, не умеешь — выучили. Уже даже через два года мировоззрение меняется, человек привыкает, что за него всё решают и самостоятельно ориентироваться в пространстве уже не может. Женщины к этому предрасположены еще больше. Они за пару лет теряют даже бытовые навыки», — объясняет руководитель центра «Аврора».
Другой серьезной проблемой Кирильчук называет коммуникацию. «У незамужних женщин часто возникает вопрос, как сказать при знакомстве, где она была последние пять лет, как сообщить о судимости и сообщать ли вообще? Еще есть женщины, кто и работает, и выглядит хорошо, но им кажется, что все видят и знают, что она из исправительного учреждения. Это тоже очень давит», — вспоминает опасения своих подопечных руководитель «Авроры».
Особой психологической деформации подвергаются в заключении и мужчины. «Какой бы человек ни был, он выходит с зажатой психикой. Там у него 24 часа в сутки был стресс: нормы поведения в среде заключенных, нормы поведения с администрацией, — рассказывает Николай. — Можно сказать, всегда ходишь по острию лезвия. Что-то сделал не так — либо скатился по иерархии уголовного мира, либо стал неугодным руководству. Выйдя в социум, человек сталкивается с совершенно другими правилами. Например, там за грубое слово или мат тебя пырнут заточкой. Если здесь этого деда какой-нибудь пацан на три буквы пошлет — он возьмет его ножиком чикнет и снова вернется в понятную себе среду. Неслучайно повторные сроки за особо тяжкие преступления — убийства, причинения тяжкого вреда здоровью — люди получают в первые месяцы после освобождения».
Ко всем сложностям нужно прибавить и тот факт, что мир не стоит на месте. Для того, кто только вышел свободу, — и Instagram, и МФЦ, и PayPass могут быть пустым звуком. Конечно, влиться в новую жизнь помогают близкие люди. Но в силу разных причин, они остаются далеко не у всех.
«С поддержкой родственников было бы легче, но у меня, как только я вышла, не оказалось сразу ни жилья, ни денег, ни друзей, так что было сложновато, — вспоминает Галина. — В первый раз я, честно говоря, обратилась в наркотики. Подвернулись такие знакомые, меня засосала эта яма, поэтому была тюрьма еще раз».
Выйдя на свободу второй раз, женщина пошла за поддержкой в центр «Аврора», где сразу записалась к психологу и на курсы парикмахерского искусства. Временное жилье Галина нашла в Центр социальной адаптации Е.П. Глинки. Там же получила работу и встретила будущего мужа. С такой поддержкой преодолеть трудности оказалось легче.
Но, к сожалению, таких специализированных центров адаптации заключенных в стране мало, а меры, которые принимает ФСИН, носят скорее показательный характер. Одна из причин — дефицит сотрудников, считает Николай. «Для того чтобы в обязательном порядке работать со всеми, у ФСИН просто не хватает ресурсов. В правоохранительных органах эта структура считается низовым звеном. Не взяли тебя никуда в другое место — идешь во ФСИН».
Кирильчук же полагает, что проблема кроется глубже: «В самой системе ФСИН не заложено, что они должны хоть как-то адаптировать к жизни на свободе. Вот чем психолог в исправительном учреждении отличается от психолога у нас в центре? Первый должен сделать так, чтобы не было конфликтов, чтобы соблюдался режим и порядок. У него нет цели адаптировать заключенного. Он может, конечно, перестраиваться, заниматься большим количеством проблем, но двойная нагрузка».
Такая же ситуация и с уголовно-исполнительной инспекцией. «Инспектор два раза в месяц отмечает человека — что он пришел и никуда не уехал, узнает, чем занимается, устроился на работу или нет. Отметил — до свидания», — объясняет руководитель центра адаптации.
Эффективной работа учреждений станет, по мнению экспертов, лишь после ряда серьезных изменений, как в самих колониях, так и за их пределами. «На мой взгляд необходимо издать ряд актов об обязательности получения профессионального образования осужденным и о предоставлении льгот организациям, которые принимают таких лиц на работу. Само трудоустройство тоже должно быть обязательным и официальным», — полагает адвокат Дмитрий Зацаринский.
Но просто сказать, что каждый заключенный должен трудоустроиться, вряд ли будет достаточно, считает Антон. «После выхода человек подавлен. Ты вроде и рад, но совершенно не понимаешь, что происходит и чем заниматься. Лучше, чтобы инспекции контролировали процесс регистрации на бирже труда, самого трудоустройства. Людей нужно постоянно подстегивать, заставлять себя совершенствовать. Если никаких движения с их стороны нет, то нужно устраивать на любую работу. Психологи и работа — обязательные условия социализации. Если человек не хочет выходить из тюрьмы, то он этого и не делает — идет по лестнице криминального мира. Если стремится выйти, значит, нужно найти точку преломления. Они постоянно говорят, что выйдут и найдут работу. Но в нынешних условиях с этим тяжело. Человеком никто не интересуется, и он просто скатывается к прежнему знакомому существованию».