Пять минут и вся жизнь: Людмила Гурченко продолжает пленять сердца
Одна из самых любимых публикой актрис отечественного кино, Людмила Марковна Гурченко, родилась 12 ноября 1935 года в Харькове. Кинокритик Лидия Маслова специально для «Известий» вспомнила творческий путь великой артистки.
Искусство маскировки
Огромная фильмография Людмилы Гурченко — идеальная иллюстрация крылатой фразы «Артист обязан переодеваться». Мало кто из звезд не только отечественного, но и мирового кино так остро ощущал зависимость актрисы от того, во что она одета, и умел налаживать такое интересное взаимодействие между своим внутренним состоянием и внешней костюмной оболочкой, когда одежда становится «второй кожей» и начинает играть не менее выразительно, чем человеческая мимика.
Лицо Людмилы Гурченко на протяжении жизненного и творческого пути изменилось до неузнаваемости, но в отличие от ее коллег, волей-неволей подстраивающихся в выборе ролей под возрастные изменения внешности, Гурченко героически пыталась сделать свое внешнее преображение захватывающим психологическим сюжетом и во многом преуспела. Неудивительно, что именно про эту легендарную советскую актрису несколько лет назад был снят целый сериал — тут интригуют не только подробности личной жизни, но и развитие актерской индивидуальности, настолько же противоречивой, насколько и целеустремленной.
Молоденькая Гурченко, ставшая популярной после первой же большой роли — в новогодней комедии Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», — в цветных фильмах 1950-х годов вызывает у нынешнего зрителя какое-то детское умиление: она похожа на нарядную фарфоровую куколку с нежными персиковыми щечками — разительный контраст с той ослепительной дивой, в которую Людмила Марковна превратилась к концу жизни и к которой подойти-то было боязно. Почти тридцать лет спустя после «Карнавальной ночи», играя неувядающую Эмилию Марти в мюзикле Евгения Гинзбурга «Рецепт ее молодости» (по пьесе Карела Чапека «Средство Макропулоса»), Гурченко назидательно споет начинающей артистке: «Ты выглядишь всего лишь мило, котенок с бантиком в хвосте, не плакала, не хоронила — откуда взяться красоте?»
Эти слова могли быть адресованы как Леночке Крыловой из «Карнавальной ночи», так и появившейся вслед за ней два года спустя продавщице музыкального магазина Тане Федосовой — сценарий фильма Александра Файнциммера «Девушка с гитарой» был написан специально для Людмилы Гурченко, однако повторить успех «Карнавальной ночи» авторам нового мюзикла не удалось. В его финале восходящая звезда с удовольствием меняет наряды, иначе отличить одну ее жизнерадостную песню от другой было бы непросто: в музыкальном смысле «Девушка с гитарой» — попытка растянуть на полтора часа «Песенку про пять минут», но далеко не все песни в фильме Файнциммера настолько запоминаются, разве что пародийный шлягер «Люся, Люся, я боюся, что тобою увлекуся», написанный неудачливым композитором — бойфрендом героини.
Тем не менее по «Девушке с гитарой» очевидно, что Людмила Гурченко — отличная характерная актриса, умеющая, например, смешно спародировать драматическую героиню: в одном из эпизодов продавщица читает отрывок из «Анны Карениной» перед комиссией, отбирающей талантливых самородков для фестиваля молодежи, и глава комиссии выносит приговор: «Безусловно, драма — это не ее призвание». Эта фраза со значением, но уже положительным, повторяется и в финале фильма и может служить одним из теглайнов ранней фильмографии Людмилы Гурченко, которую стали воспринимать как артистку легкого, танцевально-песенного жанра.
Другой путь
Следующая большая роль Гурченко в принципе имела потенциал для того, чтобы это предубеждение опровергнуть: в фильме Ивана Кавалеридзе по мотивам романа Панаса Мирного «Гулящая» она играет селянку, вынужденную в трудных жизненных обстоятельствах уехать в город и переквалифицироваться в танцовщицу кабаре и содержанку богатых панов. Однако главное, что замечаешь в «Гулящей», — у актрисы завлекательные танцы в шикарных нарядах получаются лучше, чем страдальческие переживания. Переодевшись из костюма порядочной селянки в кафешантанное платьице, Гурченко чудесным образом преображается, и самые банальные монологи героини вдруг начинают сверкать такими же яркими бликами, как огромные бриллианты в ее ушах. Актриса словно чахнет и теряет интерес к своему персонажу, когда одета в простонародную скромную одежду, а нарядившись в шелка и шляпу с вуалью, становится естественной, искренней и убедительной.
Тут можно вспомнить и историю о том, что Гурченко не сразу была утверждена на «Карнавальную ночь», потому что на первых пробах была неудачно одета, и то, как в «Вокзале для двоих» Эльдара Рязанова герой Олега Басилашвили окончательно влюбляется в сыгранную Гурченко официантку после того, как она меняет скучную рабочую униформу на свои личные кокетливые наряды, и еще несколько фильмов, в которых триумфальный проход Людмилы Гурченко на каблуках становится одним из стилеобразующих эпизодов — как в «Любимой женщине механика Гаврилова» Петра Тодоровского.
Но это будет уже в 1980-е годы, в период максимального женского цветения Людмилы Гурченко, когда режиссеры почувствовали, что ее желание быть сногсшибательной красавицей само по себе заряжает фильм неотразимой энергетикой — скажем, в комедии Владимира Меньшова «Любовь и голуби» много удачных находок, но что останется, если убрать из нее Раису Захаровну, «сучку крашену» с ее кружевным воротничком, красным мохеровым беретом и родившимся на съемочной площадке экспромтом: «Отчего же крашеная? Это мой натуральный цвет».
Со своим актерским «натуральным цветом», с амплуа характерной актрисы, а не романтической героини, Людмила Гурченко, вероятно, так никогда и не смирилась. После яркого дебюта в 1950-е, в последующее десятилетие актриса пережила период, который она сама и знатоки ее творчества обычно называют «периодом забвения», хотя снималась она каждый год, в том числе и в главных ролях, и не обязательно легкомысленно-музыкальных, и не у последних режиссеров.
В «Белом взрыве», малоизвестной драме Станислава Говорухина о военных альпинистах, написанный у Гурченко на лице немой вопрос «О боже, в чем приходится сниматься» (в смысле — в медицинском белом халате или в солдатской гимнастерке) придает персонажу неподдельную горечь. А в «Старых стенах» Виктора Трегубовича Гурченко становится очень занимательной предшественницей Людмилы Прокофьевны из «Служебного романа» — директором текстильной фабрики, которая шарахается от собственного счастья и не решается надеть юбку с разрезом.
То, что 1960-е – начало 1970-х казались Людмиле Гурченко не самым удачным периодом ее актерской жизни, конечно, недоразумение. Дело, наверное, не в отсутствии работы, а в том, что женщина такого склада трудно переживала невозможность блистать в каждой роли и чувствовать себя звездой, чьи портреты не сходят с журнальных обложек.
Тем не менее сыгранные в это «невыразительное» время небольшие роли иногда получались богаче самых звездных по внутреннему содержанию — например, испугавшаяся было трудностей, но изменившаяся в лучшую сторону жена слепого героя в «Рабочем поселке» Ивана Венгерова. Режиссером на этой картине работал Алексей Герман, позже снявший Гурченко в «20 днях без войны» в роли театральной костюмерши, которая заводит мимолетный, но оттого особенно щемящий роман с фронтовым корреспондентом.
Думается, Герман с такой же сознательной парадоксальностью выбрал на эту роль Людмилу Гурченко, с какой взял на главную — клоуна Юрия Никулина. Как впоследствии рассказывала Гурченко, работа над этим образом давалась ей с большим трудом, и во многом ей помогал Никулин, снижавший пафос на съемочной площадке. Так, когда по тексту в романтической сцене шла реплика «Обними меня, у тебя такие сильные руки», Никулин комментировал: «А если бы ты знала, какие у меня ноги...»
Возможно, благодаря этой поддержке тактичного партнера Людмила Гурченко расслабилась, забыла, что она снимается в серьезной драме военного времени, почувствовала себя просто красивой блондинкой в элегантном полушубке и потому сыграла самые сложные сцены без малейшего видимого напряжения, почти так же легко, как Леночка Крылова пела про оставшиеся до Нового года пять минут.